Инсайдер 2
Шрифт:
Стоило мне увидеть и осознать, что из себя представляет Алисия Лестер, я сразу понял, что она та, кто необходим мне в главном и решающем раунде.
Почему? Что в ней было такого, чего я не заметил в других?
Возможно интуиция или неуловимые импульсы, вибрации, которые она излучала, заставляя всех вокруг смотреть на нее. С завистью, восхищением, похотью или раздражением, но смотреть и оборачиваться вслед. Лиса может быть и не осознает своего могущества, но в этой женщине заложен ген Афродиты, Дианы, Клеопатры. Безнравственная, сильная, решительная, но умеющая показаться невинной, хрупкой и слабой. Она совершенна в своем несовершенстве. Загадка, ребус, который пленит любого, заставит
Лиса казалась мне несгибаемой именно из-за тех качеств, которые я в ней рассмотрел, но не рассчитал ее силы, и это я вынудил ее встать на карниз с твердой решимостью вылететь на свободу, словно птичка из клетки уставшей плененной души.
Вы знаете, уверен, что знаете, сколько эгоистов играют со смертью, с целью привлечь к себе внимание или оправдать собственные ошибки, или устраивают представление с псевдосамоубийством просто от трусости, глупости или назло кому-то? Каждая из таких попыток всегда продумана до мелочей. Записка, таблетки или веревка, или даже лезвие по венам, но игроки со смертью никогда не сделают решающий шаг, не будучи уверенными, что их спасут. Цель для них – потрепать нервы себе и другим. Я не осуждаю и не оправдываю их. Просто признаю, что они есть.
Лиса не ждала спасения, ее решение светилось в глазах. Так выглядят люди, которые дошли до стены, через которую им не пробиться, и осознали, что дальнейший путь обречен, это и есть предел. Конец и начало. Так выглядят люди, чьи нити, удерживающие их в этом мире, вырваны с корнем. Так выглядят люди, которые поняли одну извечную истину. Там, где все кончается, там и начинается. Они не боятся сделать решающий шаг.
Я слишком сильно натянул.
Я не хотел этого. Игра зашла слишком далеко. Это перестало быть развлечением или заданием, или чем-то еще. Я позволил ей войти глубже, нарушить мои внутренние установки, сделать личным то, что должно было быть только работой. Однако наказание понесла только она. Я был несправедлив и излишне уверен в своем влиянии. Я заигрался. Впервые в жизни признаю свою ошибку. Моя игра была основана на ряде правил, которые удерживали всю постановку, не позволяя спектаклю сорваться в импровизацию.
Нет никакой тайны, специального механизма или секрета в том, что я делаю, прописывая сюжеты в разыгрываемом акте. Но каждому участнику Розариума хочется верить, что я творю волшебство. Им необходим смысл, они мистифицируют то, что не способны понять и проанализировать.
Они пришли ко мне обнаженные, не телом, но душой.
В их жизни не было ценностей, поддержки родных, близких, ни малейшего смысла и планов на будущее, они представляли собой чистый лист, на котором мне предстояло написать историю для каждого.
И я как создатель должен был изобразить на холсте, пронизанные смыслом, уверенностью, красотой, ощущением безопасности красочные картины. Я сыграл роль волшебника, чародея.
И они поверили мне, как жители страны Оз поверили шарлатану, прячущемуся за ширмой.
Но Лиса не оценила картину, которую я написал лично для нее. Она захотела вырваться прочь, стереть все краски, вернуть девственную чистоту замаранному холсту. Я едва не упустил ее. Всего несколько секунд отделяло ее от падения.
Я починил то, что сломал, но можно ли вернуть обратно в тело душу, которую продолжаешь удерживать за серебряные невидимые нити?
Когда пять лет назад мне не удалось остановить запущенное задание, то подумал: а какого черта? Кальмия может стать для меня тем самым тузом в рукаве, который однажды одним внезапным появлением изменит ход игры.
И я не знаю, кто из нас, в итоге, выиграет.
Обстоятельства изменились настолько, что теперь я не обладаю той самой уверенностью, которая ни разу не подвела меня и помогала двигаться вперед, выше и выше, но сейчас… Сейчас на кону поставлено слишком многое.
И возможно цена впервые для меня неподъемна.
Но Рэнделл Перриш никогда не сдается, не опускает руки, он принимает вызов и идет напролом, а если ему впервые в жизни суждено проиграть, он сделает это с достоинством и красиво.
Шум подъезжающего автомобиля внизу выдергивает меня из затянувшихся размышлений. Мысли… ничего не могу поделать – я получаю удовольствие от игры со своим собственным мозгом, не меньше, чем с умами других людей. Прищурившись, я пытаюсь узнать человека, выходящего из черного внедорожника. В последнее время я стал хуже видеть, и возможно это связано с привычкой спать с открытыми глазами и частыми головными болями, которые, кстати, могут быть следствием падения зрения. Я ненавижу врачей, если честно. Не могу даже объяснить почему. Замкнутые палаты и закрытые кабинеты – это не причина. Я могу выбрать клинику, где меня примут в тех условиях, в которых я не свалюсь в обморок, не начну задыхаться и блевать на пол, как это случилось в тюремной камере в день моего задержания. Возможно, нелюбовь к врачам вызвана внутренним противоречием, нежеланием отдавать контроль над моим телом кому-то еще. Врачи, они как пилоты самолета и машинисты поезда, о которых я так люблю рассуждать. Я не хочу становиться пассажиром, от которого ничего не зависит. Мне необходим контроль. Контроль над собственным страхом. Жизнь – это всегда риск, и чем меньше ты позволяешь управлять собой, тем больше риск и выше цена, но тем интереснее процесс.
Я слышу, как внизу хлопает дверь. Если дворецкий, которого я нанял не так давно, впустил гостя, значит, пожаловал один из участников Розариума. Через пару минут я слышу шаги за своей спиной, и узнаю их.
Итан Хемптон. Это не спонтанный визит. Не случайность. Пару лет назад Аконит вернулся в Розариум, отдав брата в частную престижную школу в Майами. Сейчас он жил на два города. Выходные проводил в Майами с братом, будни здесь.
Почему он вернулся, спросите вы?
Что самое страшное для любимого питомца?
Вы можете бить его палкой, травить голодом, оставлять на улице в трескучий мороз или под дождем, вы даже можете подарить его, но он все равно будет предан вам.
Так что же самое страшное для любимого питомца?
Когда его спускают с поводка и предлагают свободу.
Только ради упрямства Хемптон провел в своем новом доме с джакузи на берегу океана три года. Уверен, что каждый день его ломало от желания вернуться. Снова обрести цели и ощущение власти над другими людьми в момент выполнения задания. Необходимость служить в крови у всех, кого я собираю за круглым столом Розариума. Они все одиноки и потеряны без моей твердой руки.
– Я ждал тебя через час, Итан. Что побудило тебя приехать раньше? – спрашиваю я, пропуская приветствие.
– Скажи, что то, что на снимках рядом с Нейтоном Беллом во всех утренних газетах не Алисия Лестер.
Я медленно разворачиваюсь, надевая на себя свитер, ощущая тонкие цитрусовые нотки парфюма Кальмии.
– Надо чаще читать газеты, Итан, – отвечаю я будничным тоном, равнодушно скользнув взглядом по бледному лицу Хемптона. – Бэллы не любят, когда их имя фигурирует в СМИ, но, по-моему, это была не первая публикация, где кандидат на пост мэра позировал с женой.