Инсталляция
Шрифт:
1…Machina
Когда у Фокусника заканчиваются фокусы
Горький привкус ноября
Город беспокойно дремал, окутанный паутиной электрического света. Предрассветное небо только-только наливалось жизнью. А наш герой, одетый в уличное, сидел на коленях перед обеденным столом и следил, не мигая, за пляской
Всякий раз, постигая хитросплетения синтетического огня, он терялся. Слишком много дыма и мелочей, но ничего, способного поведать наверняка хотя бы о сегодняшнем дне. Одни варианты и бесконечные предположения. Казалось, весь мир танцевал танго с этими жгучими языками, не подозревая, что топливо с минуты на минуту подойдёт к концу.
Наш герой накрыл чашку рукой и швырнул её в мойку. Пламя расползлось по металлу, взметнулось к самому крану и резко потухло. Наш герой сел на табурет и достал из кармана записку на гербовой бумаге.
«Завтра в 8:00, «Пицца и гирос». И небрежная закорючка: подпись.
Он направился в прихожую, стягивая рыжую гриву в хвост, отыскал в скудном гардеробе шапку, любимую куртку с геральдическим орлом Священной Римской Империи на спине, облачился и вышел из квартиры.
Тамбур тонул в клубах едкого дыма. Наш герой кивнул Ксению и запер дверь на ключ. Сосед крякнул «Доров!» и затянулся самокруткой — заводскому табаку старик не доверял. Ксений был эллин, родом, как он сам говорил, с Кипра. Везде и всюду Ксений расхаживал в растянутых штанах с дыркой на правом колене. Хорошо, что за окном стояла мёрзлая осень, иначе бы он светил ещё и заляпанной майкой, призванной подчёркивать торс, от которого веяло олимпийским, но слегка уже черносливным могуществом. В клетчатой рубашке старик смотрелся почти прилично.
Ксений обожал интерпретировать Платона и Гераклита, с удовольствием учил детишек таблице умножения и время от времени орался с дядей Амфибеем, который жил прямо над ним и частенько заливал. Во время этих ссор Ксений не переставал вздыхать по золотым временам, когда он обитал на самом верхнем этаже, а дядя Амфибей работал океанологом и пропадал годами, а когда возвращался, заливал только Пауля Плутонова, который как жил на первом этаже, так и живёт.
Несмотря на почтенный возраст, Ксений заводил близкие, очень близкие знакомства со многими молоденькими девицами в округе. Иногда к нему захаживала жена, с которой он развёлся Бог знает сколько десятилетий назад, и всякий раз уходила в слезах. Весёлый старичок не упускал возможности поразглагольствовать при ней о своих похождениях…
Наш сплетник покинул тамбур и вызвал лифт. Ждать оказалось недолго.
— Здравствуйте, — улыбнулся он подъехавшему на лифте Петру Владимировичу, его забавному коричневому пиджаку и собственному невесть откуда взявшемуся настроению.
— Ну, как дела? — поинтересовался единственный чистокровный славянин в подъезде, во дворе, в целом городе.
Наш молчаливый герой вошёл и пожал плечами, знаменуя конец разговора надеванием наушников-ракушек. Пётр Владимирович сдвинул кустистые брови и нажал кнопку «1».
Колоритной внешностью он похвастаться не мог, в отличие от Ксения. Колоритность этого тихого соседа сверху лежала в области мышления и духа. Например, перебрав
Однако весь масштаб этой личности раскрывался в попойках коллективных. Истории о дуэте Ксения и Петра Владимировича будоражили всё Леворечье. Большинству наш герой начал верить, когда сам застал честную компанию за карабканьем на купол церкви. Расположившись на горизонтальных «перекладинах» креста, старички принялись орать куда-то вверх, демонстрируя небу кулаки с вытянутыми средними пальцами. Отсмеявшись вволю, наш герой отвернулся, чтобы набрать номер полиции.
И тут щёлкнула молния. Щёлкнула ярко, оглушительно, и совсем близко. Уронив от неожиданности трубку, наш герой обернулся.
Никого.
Когда он позволил себе не на шутку испугаться, из-за церкви явились две знакомые фигуры, которые хлопали друг друга по плечам и о чем-то тихонько переговаривались.
— А что молния? — спросил наш герой, когда парочка поравнялась с ним. Верхолазы умолкли, а потом разразились ярким, оглушительным смехом.
— Значит, мимо, — пробормотал наш герой, возвращаясь из мира воспоминаний в пропахшую известью и хлоркой галактику подъезда.
Пётр Владимирович не особо учтиво, но придержал перед соседом дверь на улицу. Наш герой буркнул что-то под нос и вышел.
Пешком до ресторанчика было примерно два часа. Должен успеть.
Ноябрь притащил с собою первый снег, который мирно доживал своё на сырых дорогах. Серое утро едва побивалось сквозь толщи бесцветных туч. Воздух оставлял на языке горький привкус.
Переходить дорогу было смерти подобно, несмотря на то, что машины в последнее время почти не ездили, а улицу тут и там пересекали потрескавшиеся останки пешеходной «зебры». Ребятки из Канцелярии логично решили не тратить время и силы на их реанимирование. За восемь месяцев все и так выдрессированы ходить исключительно через подземные переходы. Одна из самых неприятных издержек Злополучного марта…
Но и подземный переход пустовал. Только двое в модных шапках курили, наплевав на все гласные и негласные правила.
Гортензии
Он прошёл внутрь неприметного ресторанчика в сердце Леворечья, мимо столиков, пахнущих вчерашней хлоркой, мимо искусственного фонтана и стен, увешанных старыми фотографиями на греческую тематику. На заре рабочего дня заведение пустовало, так что скандалить за любимое место не пришлось. Устроившись спиной к стене, он пробежался глазами по дверям, обоим окнам, барной стойке, чёрному ходу и кивнул единственному посетителю. Дядя Амфибей, странная копия Ксения с менее царственной бородой, приподнял ложечку с мороженым. Наш недавно отошедший от ангины герой покачал головой.
«Интересно, он в курсе той истории с щебнем?», думал он, перебирая купюры в особом кармане куртки. Каждое утро в нём появлялись деньги — ровно столько, сколько нужно. Поэтому, наверное, их никогда и не хватало.
К нашему герою подошёл сонный каланча-официант и выжидающе уставился из-под козырька фирменной кепки.
— Кофе, — бросил наш герой не глядя.
— У нас принято снимать шапку, — занудливо проговорил официант, записывая, всё же, заказ. — Везде принято снимать шапку. Сахар как обычно?