Инстинкт победителя
Шрифт:
Родин лихорадочно пытался сообразить, каким образом можно проворачивать подобные махинации. Есть еще вариант: перетаскивать титан на любой соседний склад, а оттуда нести ржавую проволоку. Но и это вряд ли пройдет гладко. Территория базы, как и склады, оснащена системой камер видеонаблюдений. Да и с другого склада как-то все равно надо потом выносить украденное. Или вывозить полулегально под маркой какого-то иного сырья? Поддельные накладные? Вероятно. Теперь становится похожим на правду и то, что старый охранник пропал не просто так, где-то заблудившись. Вполне допустимо, что в краже титана он играл определенную, если не главную роль. Старик знал о его наличии на складе, но одному было трудно осуществить задуманный план. Он мог взять в долю другое лицо. Затем они что-то
Родин еще раз просмотрел ящики с «кровельным железом». Не все, только те, что стояли впереди. Тут все было чисто. До них еще не добрались. Его укладка осталась нетронутой, это он заметил сразу. «Логично, – подумал он, – начали с более ценного товара. То, что дешевле, оставили на потом».
Всю ночь он не сомкнул глаз. Его воображение будоражили картины убийства старого охранника, вспоминалось предупреждение Василича. Его рассуждения о том, что в наше время и за сотовый телефон могут грохнуть, не то что за пять с лишним миллионов. И все же он не мог остаться в стороне. Во что бы то ни стало он дождется появления Вячеслава Николаевича и доложит ему обстановку. Это Михаил считал своим непременным долгом. Любую работу надо выполнять идеально и честно. Без каких-либо компромиссов. И пусть он пострадал когда-то за свои идеи, но их никогда не предаст. Таков уж он был – Миша-футляр.
Ночь он провел за разгадыванием толстенного журнала со сканвордами, который, вероятно, принадлежал Щербакову. В первый из них были вписаны всего три слова: «Москва», «Пушкин» и «Хлеб». «М-да, – усмехнулся он про себя, приступая к мозговым упражнениям, – университет парню не светит. Зато отгадал он самое главное для русского человека». К шести утра глаза Родина стали слипаться и он застрял на вопросе о размере стиха. «Окончание «метр», – усиленно вспоминал Михаил, клюя носом. – Начало на «Ге». Девять букв. Ге-метр. Ге-метр…» Но снова в голову полезли воспоминания о прошлом, которые всколыхнула несносная Надежда.
Покинув городской парк, Михаил дошел до первого магазина и купил бутылку водки. Только она, по его мнению, могла хоть немного поправить положение. Предстояло осмыслить то, что ему придется уехать из мест, где он прожил почти столько же, сколько прожил до этого в своем родном городе. Но то прошлое так далеко от него, что уже не кажется таким родным и близким, как раньше. Да и родительской квартиры уже не было. Там жили чужие люди. С прежними друзьями, а тем более с приятелями он давно потерял связь. Даже забыл многих. Опрокидывая рюмку за рюмкой и закусывая лишь кислым, пахнущим плесенью огурцом, Михаил все больше склонялся к мысли, что хочет вернуться домой, но не к Галине. К детям. В свою спальню. На свою кухню. Да и в сортир, в конце концов! Почему он должен сидеть вот тут один в чужой квартире? А Салову это надо? Нет, водка не помогала. Она, наоборот, расслабляла волю. Был бы хоть кто-нибудь рядом, стало бы легче. Михаил достал сотовый и попытался отыскать номер телефона все того же Салова. Но не смог. Перед глазами лишь плыли светлые строчки на темном фоне, наталкиваясь друг на друга. Он отбросил телефон на заляпанную всевозможными пятнами клеенку, встал, пошатнулся, опрокинул табурет, на котором сидел, ударив ногу, но боли не почувствовал. Гораздо больнее было от одиночества. Почти не соображая, что делает, Михаил буквально на автопилоте вышел в коридор, начал надевать ботинки, упал, выругался, встал. Еще попытка. Удалось. Вышел на лестницу, захлопнул за собой дверь, позабыв о ключе. Снова упал на площадке. Поднялся, держась за стену. Все происходило, как во сне. Таких ощущений у него еще никогда не было. Очнулся лишь тогда, когда увидел перед собой женщину в чем-то расплывчато-голубом. Ухмыльнулся и процитировал Сергея Есенина:
Да, мне– Кошмар! Это просто кошмар, Миша! – услышал он резкий голос Галины и отпрянул назад. Снова упал.
Чьи-то руки потянулись к нему, помогая подняться. Но он оттолкнул их:
– Я сам! Все к черту!..
– Прекрати! Это позор! Вставай! – доносилось до его затуманенного алкоголем сознания. – Леша, иди сюда! Помоги.
Еще одни руки потянулись к нему, но он попытался оттолкнуть и их. Но эти были сильнее, увереннее. Он засмеялся:
– Сказал на хрен… все! Отставить! Я сплю. Отбой…
Когда он открыл глаза, увидел знакомые обои. Дико стал озираться вокруг. Понял, что находится в своей спальне. В своей кровати. На нем лишь трусы и майка. Но как?! Как он тут оказался? За окном было темно. Лишь маленький ночник в изголовье тускло освещал родную комнату. В первый момент Михаилу показалось, что он очнулся от страшного сна, в котором был одинок и несчастен, но теперь все в порядке. Главное, не опоздать в часть. Сколько времени? По привычке, выработанной годами, глянул на настенные часы. Они показывали половину восьмого. Утра или вечера?
И, будто в жерло вулкана, где бушует смертоносная лава, он стал вваливаться в реальность. Мозг в голове будто кипел, сердце колотилось о ребра так, словно просилось наружу. Сначала сел в кровати. Немного привык к вертикальному положению. Опустил босые ноги на пол. Снова все поплыло и зашаталось. Встал. Покачнулся. Почувствовал, что сильно болит правый бок и колено. Хромая, дошел до закрытой двери. Прислушался. До него донесся приглушенный голос Галины:
– Нет. Прошу тебя. Сейчас приходить не надо. Да сама. Не волнуйся. Нет. Дети у подруги. Да. У Светы. Все, пока. Хорошо. Обещаю.
Поскольку никакой другой голос не звучал, Михаил понял, что шел телефонный разговор. С кем? С Самойленко? И разом вот этой лавой на него нахлынуло все то, о чем он забыл на какое-то время. То, что посчитал кошмарным сном. Захотелось немедленно скрыться, убежать, исчезнуть. Как он мог сюда притащиться?! Зачем?! Пытаясь не шуметь, Родин вернулся к кровати и стал искать свою одежду. Но не нашел. Открыл шкаф, слегка скрипнув дверцей. Там стройным рядом висели лишь наряды Галины. А где его вещи? Внизу увидел чемодан. Когда-то с этим чемоданом они ездили в Сочи. Открыл. Вот они. Аккуратно сложены. Там и форма цвета хаки. Он брезгливо откинул ее в сторону, словно лягушачью кожу. Нашел джинсы и майку. Быстро надел и почувствовал себя более защищенным. Теперь предстояло выйти из комнаты и снова встретиться лицом к лицу с Галиной. Это казалось ему сейчас хуже смерти. Он сел на край кровати и обхватил воспаленную голову руками. Через некоторое время раздалась пиликающая мелодия Моцарта – звонили в дверь. Михаил напрягся, обратившись в слух. Кто это? Дети? Но жена сказала, что они у Светланы. Самойленко? Послышались торопливые и такие знакомые шаги Галины. Лязгнул дверной замок.
– Валера, я же просила не приходить.
Михаил поднялся с кровати, не зная, что сейчас предпринять. Снова набить ему морду? Или оставаться на месте? Но инстинкт самца, охраняющего свою территорию, перевесил сомнение. Он двинулся к двери.
Родин очнулся от полудремы, чувствуя, что сильно сжимает кулаки. Поработал закоченевшими пальцами и посмотрел на недоразгаданный сканворд. А! Гекзаметр. Вписал недостающее слово. Все сошлось. Было половина восьмого утра.
На этот раз Наденька пришла еще раньше. Она сменила цвет волос, перекрасившись из рыжей в блондинку. И когда только успела? Открыв ей дверь, Михаил сделал вид, что ничего не заметил. Если она ожидала комплимента, то его не будет.
– Доброе утро, – расплылась женщина в улыбке и, переступая через высокий порог, споткнулась на своих шпильках. Или сделала вид? Родину пришлось подхватить ее под локоть.
– Ой! – вскрикнула она, навалившись на его руку грудью.
Михаил отпустил ее локоть и отошел, пропуская вперед: