Институт неблагородных. Тёмные крылья
Шрифт:
Насладившись паузой, Тиросина продолжила:
— Бежала бы от неё подальше.
— Почему?
— Стоит мужчине и женщине соединиться, как они обречены на вечный голод и поиск друг друга. А если один умрёт раньше времени, потянет и второго. Тоска съест. Похоже на проклятие, верно?
— Но как этим двоим узнать, что они предназначены друг другу? Так можно любую страсть отнести к предназначению, — протянула Ада и замолчала, с нетерпением ожидая ответа.
— Знаки на теле, например. Обычно на плече или бедре. И не спрашивай какие. Если ты уверена, что
Тиросина смерила Аду долгим взглядом и, кивнув на прощание, вышла. Сердце девушки сжалось в предчувствии беды. Ада должна была проверить немедленно, девушка быстрым шагом шла по коридору, а внутренний голос упрямо твердил, что уже слишком поздно что-то менять.
Ворвавшись в комнату и бросив на кровать учебник и блокнот для записи, девушка принялась стаскивать с себя одежду. Пальцы дрожали, расстёгивая пуговицы формы, одна из них оторвалась и укатилась под кровать Далиды.
Наконец Ада освободилась и с закрытыми глазами подошла к зеркалу. Сердце колотилось как взбесившаяся лошадь, бегущая не разбирая дороги.
— Раз, два, три!
Открыв глаза, Ада вперилась в отражение и сразу увидела то, чего боялась. На правом бедре, много выше колена, синело овальное пятно, размером с пятак.
Это было последней каплей. Ада, не одеваясь, легла под одеяло и, накрывшись с головой, свернулась калачиком. Глаза были сухими, плакать не хотелось. Отогнав робкую надежду, стучащуюся в сердце, девушка принесла клятву, что никому не позволит руководить собой. Ни ректорессе, ни Истинным, ни Марку, ни даже Судьбе, чтобы та ей не готовила.
Однако принести клятву оказалось легче, чем её соблюсти. Ада понимала, что пока она учится независимости ей не видать. Получить должность и жить самой по себе, как дворовая кошка без хозяина и его правил, — вот к чему она стремилась. Это стало навязчивой идеей и самоцелью.
— Глупостью и самодурством, — в моменты плохого настроения ворчала Далида. — Встреть я свою судьбу, уж никому бы её не отдала!
— Судьба сама ко мне не слишком стремится.
— Вот и неправда! Сколько можно за тобой бегать?!
После этой фразы Ада обычно замолкала, делая вид, что не желает продолжать разговор. На самом деле, ей было обидно, что Марк после нескольких недель бесплотных попыток поговорить, вспылил и ушёл, сказав на прощанье, что девушка сама явится, если он ей действительно нужен. А нет, так Дракон переживёт!
И посмотрел надменно, как он это умеет. В этот момент, она поняла, что переборщила с обидой и, возможно, надо дать ему высказаться. Но время было упущено, а унижаться, кричать вослед не позволяла гордость.
Дни потянулись в тоскливом ожидании весточки. Сначала Ада продолжала злиться на Марка, пока её сердцем окончательно не завладели печаль и острый страх потерять любимого. Чтобы хоть как-то его заглушить, Ада с головой ушла в учёбу. Она овладела навыками целительства, научилась укрощать ветер и вызывать шторм. Огонь на кончиках пальцев стал почти ручным и охотно выполнял волю хозяйки, но Ада пока не могла отпустить его, позволить пламени взметнуться вверх. Оно напоминало ей о Марке, заставляло сердце сжиматься, а глаза делались влажными, очертания предметов размывались.
Пятно на бедре тоже напоминало о запретной связи на озере и о колючей траве, растущей на его берегу. День ото дня клеймо становилось ярче и заметнее, оно зудело и болело, стоило подумать о Драконе. Ада пыталась уверить Далиду и саму себя, что это просто засос, но время всё расставило по местам и отняло надежду.
Иногда до девушки долетали слухи о том, что помолвка младшего сына Ладона и новой жрицы — хранительницы будет этой осенью. В такие дни Ада была особенно молчалива и просиживала вечера в одиночестве в дальних уголках сада, о которых знала она одна, не считая угрюмого голема- садовника. Ему Ада и поверяла свои горести и тяготы разбитого сердца, прекрасно понимая, что тот нем и оттого не сможет их выдать.
— Нашла кому верить! Ламии — лгуньи и притворщицы, — утешала её Далида, а Селена молчаливо поддакивала. Ей тоже было не сладко: мечты о театре разбились о планы новообретёной семьи. Дочь Дракона не может выступать на сцене! Ада понимала страх подруги: родственники пока никак не проявили себя, но уже вовсю пытались руководить чужой жизнью. Наверное, такова сущность Драконов: наложить лапу на всё, что ценно, ничего не давая взамен, кроме громких слов.
— Ты так совсем зачахнешь! — недовольно высказывала подруге Далида, когда они оставались одни в комнате, и Ада была расположена разговаривать. — Хватит себя хоронить! Плевать на пятно! Потерпи, пожалуйста. Скоро День Посещения, и мы съездим к Витору. Пусть только попробует утаить что-нибудь: на кусочки разорву!
Ада соглашалась, кивала и отворачивалась к окну. Летняя жара спадала, и наблюдательному глазу уже были заметны первые предвестники осени: короткие дожди, принёсшие ночную прохладу и резкие колючие порывы ветра. Те, кто это понимает, слышали в их завывании тоску о скором увядании зелёных красок длинного лета.
Со дня размолвки прошло чуть больше декады, а девушке казалось, что Марк исчез из её жизни год назад. Всё чаще он ей снился, будто ссоры и не было. Ада держала его ладонь в своей, и они молча смотрели, лежа на берегу, на полную Луну, похожую на головку сыра.
А потом наступало утро, и Ада подолгу вслушивалась в мерное дыхание Далиды и переворачивала мокрую от слёз подушку другой стороной.
Пребывая в полной уверенности, что ей суждено умереть от тоски, как одной из книжных романтических героинь, которых она прежде презирала, Ада почти не удивилась, что в День Посещений ей было запрещено покидать Кломхольм. Вместо этого последовал вызов в кабинет ректорессы.
Девушка поднялась на третий этаж в полной уверенности, что Эмма снова будет убеждать её принять предложение Эмиля Моргийского. Предложение, которого не было. Планировалась сделка, ценой в которой была её судьба, как бы высокопарно это не звучало.