Инструкция жизни (или как не надо жить)
Шрифт:
Маруська понимала, что Питер раздавил ее, как маленькую букашку, и она пыталась собрать себя в кучку и заставить жить. Она не хотела ехать назад, ей было страшно оставить бабулю, она не хотела привыкать к чужим, хоть и очень добрым и хорошим людям, к их укладу жизни. Она уже чувствовала приближение, чего-то чуждого ей и не понятного.
Возвращаться в Питер Марусе не хотелось, но она не могла сказать об этом родителям, папа и бабушка обрадовались бы, а вот мама – ее реакцию предугадать было не трудно. Буря эмоций обрушилась бы на ее голову, упреки, слезы, проклятия, все что угодно, кроме понимания, сочувствия и помощи в поисках решения проблемы.
Сейчас мне кажется, что я смогла бы понять, простить и помочь своему ребенку исправить ошибку, которую мы совершили все вместе. Написала
Я ведь, тоже не поняла стремление своего сына к самостоятельности и не отпустила его в Новочеркасск. Я оставила его у себя под боком, чтобы он не испытал тех эмоций, которыми была полна моя жизнь. Вот он родительский эгоизм, мы заставляем своих детей учиться на собственных ошибках, а дети хотят делать свои. Дети должны знать, что мама (или папа) всегда поймет и поможет исправить ситуацию, если в этом будет необходимость, но принимать решение они должны сами.
В свои семнадцать лет, Маруся не смогла принять правильного решения, она просто поплыла по течению и поехала незнамо куда и за чем.
В Питер она вернулась еще более подавленной, она увидела, как страдает бабуля, как папа не находит себе места и все больше отдаляется от мамы. Ведь это она была связующим звеном, а теперь ее рядом не было. Папа стал выпивать все чаще, мама писали ей иногда об этом.
И тем не менее ее студенческая жизнь продолжалась, только Маруська стала другой, ее одолевало уныние, она стала менее общительной, ей все чаще хотелось остаться дома. Дома – это у Петровых, Вовка был всегда рядом, он забросил свою невесту, и полностью переключился на Марусю. Иногда он казался ей интересным, чаще смешным. Тетя Муза и дядя Женя почему-то ничего не замечали, а они уже просто друг без друга не могли жить. Им было весело вдвоем, он водил ее на свои квартирники. Они праздновали с его друзьями дни рождения, вместе ходили на свадьбы, ездили на скалы в Выборг и в Лесное. Учебу она просто забросила, хотя это был всего лишь первый курс и трудностей никаких особо не было. Вовке просто хотелось, чтобы она была все время рядом. Ему льстило, что Маруська оказывает ему честь быть рядом. Я не могу сказать в какой момент они перешагнули черту дружбы, все получилось, как – то очень внезапно, им было очень стыдно смотреть друг другу в глаза, а еще страшнее было сказать об этом родителям.
Кроме стыда и унижения, воспоминания этого периода жизни, никаких эмоций у Маруси больше не вызывают. Она не могла объяснить свое поведение даже самой себе. Любопытство и желание попробовать взрослой жизни? Жизнь рядом с Петровым была интересна своей взрослостью, его друзья и знакомые были старше нее, а часто и старше него самого.
Вовка ей был уже не интересен, но она даже себе не могла в этом, признаться. Правда однажды он смог ее удивить и заставить снова привязаться к нему в какой-то мере. Вероятно, он очень ее любил, и по – этому чувствовал ее настроение и слышал ее мысли. Да и привычки ее он изучил. После занятий она часто ходила на Неву, сидела на кнехте и смотрела на воду, представляя, что это ЕЕ МОРЕ, но зимой Нева замерзла, а привычка ходить к ней осталась.
В такой вот ДЕНЬ ТОСКИ она бродила вдоль берега и наблюдала за мальчишками, игравшими в хоккей на льду реки. Потом у них шайба, или что-то ее замещающее, улетело далеко от берега, и пацаны отправились домой, только один притормозил, нехотя вернулся и покатил к середине реки за шайбой. Маруся хотела уже уйти, как вдруг увидела, что он упал. В первый момент она даже не поняла, что он провалился в полынью или прорубь. Она же близорукая, пока присмотрелась, пацана уже тащило под лед, и тогда появился Вовка, который искал ее. Увидев куда она смотрит, и что происходит, он побежал к мальчишке на ходу разматывая свой длиннющий шарф, связанный Кокой Лелей, маминой сестрой.
Потом он лег на лед и кинул конец шарфа мальчишке, который смог его поймать и крепко за него уцепиться. Тащить шарф и мальчика было тяжело, одежда пацана намокла, и он стал просто неподъемным, но Вовка все-таки справился. Вытащив мальчишку на лед, он заставил его раздеться, отдал ему свою куртку, и они побежали домой к Петровым. Пацана закинули в горячую ванну, напоили чаем, позвонили родителям. В общем
Рядом, в одном подъезде с ними жила сестра тети Музы Ольга Николаевна, они были сводными сестрами, мама у них была одна, а отцы разные. У Ольги Николаевны было трое детей, и муж дядя Боря-пьяница, но прикольный. Самое смешное, что он почему-то в пьяном виде забывал свою челюсть вставную исключительно на сливном бачке в туалете. Дети их старшие уже жили отдельно, а вот Ира самая младшая, хоть и вышла замуж за Сашку Корнилова, жила с ними. Муза Петровна была крестной матерью Коли – сына Ольги Николаевны, а так как маленький Николаша не выговаривал многих слов, то крестную мать звал просто Кока, когда родился Вовка, то он стал звать свою тетку просто Кока Леля. Жить на одной площадке с родней очень даже удобно и весело. Они все здорово дружили, вместе с Сашей Корниловым, который был альпинистом, покорившим много вершин в нашей стране, по весне стали ездить на скалы в Выборг. Ребята там были замечательные. В основном преподаватели ВУЗов и сотрудники НИИ, люди, которые физически не работали, а энергию свою отдавали увлечению путешествиями и туризмом. Им было очень интересно с ними, они много пели под гитару, рассказывали свои байки про походы и восхождения. Вовка же классно фотографировал, на его фото природа словно оживала, а люди в кадре получались такими необычными. Фотки свои Вовка любил дарить друзьям и знакомым. У него получалось заснять людей именно тогда, когда они меньше всего этого ожидают и раскрываются, кажутся открытыми, трогательными и беззащитными.
Вовка со своим неизменным Беломором в зубах вполне вписывался в компанию Сашкиных друзей. Они все были такими необычными, с кучей увлечений, выходящих за рамки их профессий, разговаривали они порой так, что Маруська даже не понимала, о чем они говорят. Она пыталась поймать нить их разговора, но терялась в дебрях их умозаключений.
Эти столичные ребята были ей не по зубам, она могла только слушать их заумные речи и молчать, боясь показаться полной дурой. Они тоже не совсем понимали, что она делает в их компании. Вовочка Хилятик (детина двухметрового роста и весом килограмм сто двадцать, преподававший высшую математику в Лесотехнической академии) Маруську искренне жалел и всегда помогал ей. То рюкзак поднесет, то ее с рюкзаком. Петров злился и ревновал, сам то он ростом не вышел, да и щупловат был.
В такую вот ночь на берегу Финского залива он и доказал, что он мужчина и в доме хозяин, обнародовав их с ним отношения. Ей было так стыдно почему-то.
А потом все стало еще хуже. На нее посматривали с недоумением и сочувствие, во всяком случае ей так казалось, и она перестала ездить на скалы, замкнулась в себе еще больше (письма друзьям Маруська перестала писать еще раньше).
Первый мужчина должен быть, как минимум, достойным, если не любви, то хотя бы уважения! Теперь ей казалось, что у нее этого не было, любви не было точно, уважения не стало чуть позже, когда появились последствия их близости. Вовка испугался, да и было чего пугаться, она же несовершеннолетняя была. В свои семнадцать лет она поняла, что наделала так остро, что вдруг собралась с силами и построила все семейство Петровых. Тетя Муза рыдала, дядя Женя просил ее ничего не предпринимать, оставить ребенка, Вовка прятал глаза и молчал, а Маруська сказала "НЕТ".
Единственной на тот момент родственной душой для Маруськи неожиданно стала Анькина новая подружка Татьяна, которая помогла ей взять билет на самолет и полетела с ней и Аней в Новороссийск, точнее в Анапу. Аня, если и знала о Марусиной проблеме, то делала вид, что не в курсе, и Марусю это вполне устраивало, Танькиного участия ей вполне хватало.
Самолет был на Маруськиной стороне, садиться в Анапском аэропорту он не хотел, шасси никак не выходили. Огромный ТУ-154 несколько раз заходил на посадку, разворачиваясь над морем. Аню тупо рвало в кулечек, Таня, если и боялась, то мужественно скрывала это, Маруська заедала страх орешками. Когда они наконец сели, Таня тихо у Маруси спросила, может это не она беременная и с токсикозом, а Анька. Они, как всегда, поржали, чем вызвали осуждающий взгляд строгой и серьезной Анны.