Интеллигенция
Шрифт:
Лазарев. Ну, каковы ваши чувства?
Сергей Прокопенко. А об этом и спрашивать нечего, и так ясно.
Доктор. Григорий Петрович принадлежит к числу индивидуумов вопрошающих. Потому и говорит всегда тоном любопытствующего.
Сергей Прокопенко. Григорий Петрович ничего по-настоящему не любит, потому и говорит таким тоном о величайшем несчастии.
Лазарев. Откровенно говоря, несчастия не вижу.
Сергей Прокопенко (уставляется
Лазарев. Да, не вижу. Во всяком случае, этот факт свидетельствует о чём-то новом в духе Андрея Евгеньевича…
Доктор. И любопытном.
Лазарев. Да, и любопытном. Он вполне искренен, а это уж одно дорогого стоит.
Сергей Прокопенко. Мило.
Лазарев. Дело вкуса.
Сергей Прокопенко. Да-с, дело вкуса. Я в этом факте вижу только признак страшного падения.
Татьяна Павловна. Правильно.
Сергей Прокопенко (волнуясь). В лице Андрея Евгеньевича мы теряем не только громадную интеллигентную силу – мы теряем… (Встаёт в позу.) Это подрывает веру в наше великое дело, в будущность интеллигенции, в будущность нашего народа. И если мы оправимся от этого удара, если творческие силы…
Входят Вассо и Николай Прокопенко.
Николай Прокопенко (кричит). Верно, верно. Согласен. Довольно! Мы вас поняли.
Доктор. Сергей Борисович произнёс целую надгробную речь.
Николай Прокопенко. И не разбудил покойника. Изумительно!
Сергей Прокопенко. Ты ещё тут со своими дурацкими остротами.
Николай Прокопенко. О-го-го-го… Береги свои силы на вечер. За кем же дело, господа?
Татьяна Павловна. Ершова нет.
Входит Ершов.
Доктор. А вот и он.
Ершов. Разве уже все в сборе? (Здоровается.)
Татьяна Павловна. Ждали вас.
Ершов (оглядывает комнату). Но нет Ивана Трофимовича – его присутствие очень важно.
Сергей Прокопенко. Иван Трофимович в столовой, у него голова болит.
Доктор. В таком случае можно начинать.
Сергей Прокопенко. Разумеется.
Татьяна Павловна. Вассо, сходите за Андреем Евгеньевичем.
Вассо. Можьно, можьно… (Уходит.)
Пружанская (вскакивает с места). Это невероятно. Это нечто феерическое! Господа, мы должны спасти Андрея Евгеньевича! Это наш долг. Я всегда говорила: «Андрей Евгеньевич – гордость России». Мне в женском клубе говорят: «Любовь Романовна, вы увлекаетесь». Нет, говорю, я не увлекаюсь. Увидите, увидите: Андрей Евгеньевич спасёт Россию… Мы обязаны встать перед ним на колени и просить, просить, просить, чтобы он не губил своего таланта. Эта защита невежества, суеверий, домовых… Это ужасно… нет, я почти не могу… У меня даже сердце дрожит, я вся дрожу… Андрей Евгеньевич должен быть спасён! Должен.
Доктор. Успокойтесь, милая Любовь Романовна, и берегите ваше сердце. Андрей Евгеньевич не погибает, и спасать его не придётся.
Пружанская. Доктор, вы страшно легкомысленны. Вы не знаете жизни. Я вам всегда это говорила. Вы живёте в мире инфузории. Все великие писатели переживали кризис. У Андрея Евгеньевича кризис. Мы должны, мы обязаны ему помочь. Это наш долг, да, да, да! И не возражайте! Я даже не хочу слушать. (Входит Вассо.)
Вассо. Идёт.
Общее движение. На своих местах остаются Вассо и Лидия Валерьяновна. Сергей Прокопенко ходит по комнате.
Татьяна Павловна. Садитесь к столу, господа.
Доктор. Я предпочитаю роль объективного наблюдателя и потому сажусь в отдалении.
Лазарев. У меня заразились.
Ершов. Лидия Валерьяновна, вы тоже наблюдаете?
Лидия Валерьяновна. Да. Наблюдаю.
Татьяна Павловна. Любовь Романовна, к столу.
Пружанская. Непременно, непременно, я хочу быть ближе к Андрею Евгеньевичу.
Ершов. Но где же Иван Трофимович, сходите за ним кто-нибудь.
Лидия Валерьяновна. Я схожу.
Вассо. Сидите, Лидия Валерьяновна, я всех созову, как татарский мулла… (Уходит.)
Сергей Прокопенко (вслед ему). И Сниткина позовите, он в угловой, пишет.
Николай Прокопенко (к Сергею). Будет тебе выхаживать, как маятник.
Сергей Прокопенко. Не твоё дело.
Доктор. Как врач присоединяюсь к Николаю Борисовичу: вы взвинчиваете нервы.
Пружанская. Сядьте, сядьте. Умоляю вас. Я и так как на булавочках.
Сергей Прокопенко садится. Входит Подгорный. Всё разом стихает.
Подгорный. Здравствуйте. (Здоровается со всеми и усаживается поодаль от стола.)