Интендант третьего ранга
Шрифт:
«Зачем они понадобились интенданту? – думал Крайнев, пряча листки обратно. – Для расписок об изъятии продовольствия, коней и другого имущества для нужд армии? Но на листке можно написать любой приказ или справку. Каким доверием командира надо пользоваться, чтоб получить такой карт-бланш? Или это обычное дело для того времени?..»
Он еще размышлял о находке, когда почувствовал примешавший к запаху голландского табака аромат прели. Сломя голову, он ринулся в зал и на бегу успел схватить карабин и мешок…
Сказать, что Семен обрадовался подаркам, означало ничего не сказать. Когда Крайнев появился на рассвете и без долгих предисловий вывалил содержимое мешка на стол, глаза у старого артиллериста блеснули.
– Откуда? – спросил Семен, трогая белый брусок.
– Трофей! – коротко ответил Крайнев.
Семен кивнул и стал рассматривать подарки. Каждую вещь бережно брал тонкими пальцами (руки у него не походили на крестьянские), подносил к глазам, мял, щупал и даже нюхал.
– Трофей, а надписи русские! – удивился он, добравшись до пузырьков.
– У наших взяли, – пожал плечами Крайнев.
– Так даже лучше! – согласился Семен. – Будем знать, от чего какое…
Отрезы Семен развернул, набросил на стол, оценивая рисунок ткани, затем снова бережно сложил.
– Худая у немцев материя – тонкая, – заключил в итоге. – Но красивая. Мужику не пойдет, бабе в самый раз. Дочке на платье… Спасибо тебе, Ефимович!
– Из «спасибо» шубу не сошьешь!
Семен вопросительно глянул на Крайнева.
– Нужна одежда. Эта, – он хлопнул себя по штанам, – не годится.
– У меня только простое, домотканое, – развел руками Семен.
– Такое и нужно.
Вернувшаяся Настя (выгоняла корову на пастбище) принесла Крайневу льняную рубаху и штаны, которые он тут же окрестил «портами», затем подсела к столу и занялась подарками. Лицо ее светилось от счастья.
– Пахнет как! – сказала, нюхая мыло. – Будем умываться! Постирать и в щелоке можно.
«Это дешевое китайское мыло с химическим запахом!» – хотел крикнуть Крайнев, но сдержался.
– Стирай! – велел сердито. – Мыла еще принесу. Лучшего…
Пока Настя занималась подарками, Крайнев переоделся за ширмой. Ткань его новой одежды приятно легла на тело. Рукава оказались чуть коротковаты (Крайнев был выше хозяина), но по летнему времени – в самый раз. Крайнев обулся, затянул на себе офицерский ремень с портупеей, ранее принадлежавший Брагину, и вышел к хозяевам.
– Хоть и в сермяге, но командир! – оценил Семен.
Настя ничего не сказала, только опять покраснела.
Семен велел накрывать на стол. Настя бережно прибрала подарки, достала из печи чугун с вареной картошкой, принесла огурцы, перья зеленого лука и уже привычный кувшин с молоком. Они неспешно поели. Картошка, сваренная целиком, в печи зарумянилась и была очень вкусной. Настя положила на стол тоненькие палочки; ими натыкали картошку и несли в рот, запивая свежим молоком. Семен сворачивал перья лука в продолговатые рулончики, макал в солонку и аппетитно хрустел. Крайнев свернул себе – понравилось. Покончив с едой, Семен полез за кисетом, но Крайнев остановил его. Сходил за ширму и принес пакет с табаком.
Голландский «Капитан» дал такой дух, что Настя заулыбалась.
– Немецкий? – удивился Семен, разглядывая пакет. – Ишь, в целлофан затянули!..
– Голландский! – сказал Крайнев, пытаясь сунуть пакет в карман своих «портов». Не получилось.
– Кисет нужен! – снисходительно улыбнулся Семен. – Попроси Настю, сошьет!
Настя согласно закивала, едва Крайнев глянул на нее…
Полчаса спустя они ходили по домам, собирая людей. Вернее, ходил Семен. Крайнев просто встал посреди улицы, показывая, где собираться. В окошках мелькали любопытные лица, детишки повисли на заборах, но к нему не шли. Семен, пройдя деревню из конца в конец, сам подошел к Крайневу, и только тогда к ним потянулись люди. Мужчины. Женщины, хоть и показались в калитках, там и остались. Крайнев сосчитал: подошло девять мужиков, не считая Семена. Все примерно лет сорока – сорока пяти. В двух домах мужчин не оказалось: либо ушли по делам засветло, либо их не было там вовсе.
– Дело простое, мужики, – сказал Семен, когда все собрались. – Мы с командиром, – он кивнул на Крайнева, – вчера были за Рулинкой, бой там шел. Много наших лежат. Надо похоронить по-божески.
– Ближе деревень нет? – недовольно сказал худой, костистый мужик. – Почему мы?
– Креста на тебе нет, Пилип! – рассердился Семен. – Это ж наши дети! А если б твоего там?! Сколько им лежать? Жара…
– Я… Ничего… – смешался Пилип.
– Тогда слушай! У нас с командиром – три коня и телега. Кони и телеги – у Василя и Степана. Найдем еще две телеги, все поедем – легче будет. У кого бабы покрепче, пусть тоже собираются – убитых много. Берите еду, воду…
– Что за кипеж? – раздалось позади.
Все удивленно обернулись. По улице вихлястой походкой приближалась странная фигура. Одет незнакомец был по-городскому: в пиджак и брюки навыпуск. Только пиджак был наброшен на голое тело, между широкими, мятыми лацканами виднелась большая, во всю грудь, татуировка – церковь с куполами.
– Зачем хай? – вновь спросил незнакомец, подойдя. – Об чем толковище?
– Солдат наших едем хоронить! – сердито буркнул Семен. – Присоединяйся!
– Я? – незнакомец ощерил гнилые зубы. Там-сям среди них мелькнули золотые фиксы. – Закапывать вертухаев? Ты че, отец, в натуре? Пусть лежат, где легли!
– Как хочешь! – пожал плечами Семен. – Мы поедем.
– Не поедете!
– Почему?
– Я запрещаю!
Семен нахмурился.
– Пусть большевички гниют! – закричал татуированный. – Воняют, как падлы! Мало они народ по этапам да тюрьмам гноили?!. Эти свое получили, теперь черед других! Немцы с ними разберутся! Покажут «меру социальной защиты»!.. А я помогу! Кончилось комиссарское время!.. – фиксатый выплевывал слова, брызгая слюной. Глаза его, налитые кровью, горели безумным блеском.