Интерлюдия Томаса
Шрифт:
— Покажи мне мумию.
Луч скользит по моим застывшим рукам, сжимающим пистолет, опускается с пистолета на пол, сдвигается на пару футов влево, показывая, что целюсь я совсем не в мумию, а в пустоту. Существо, принадлежность которого к какому-то конкретному биологическому виду определить невозможно, по-прежнему лежит на спине и внешне совершенно не изменилось — та же мумия. Двигается только левая рука, костлявые пальцы постукивают по полу, словно при жизни этот монстр был пианистом и теперь ему не терпится забацать что-нибудь джазовое.
До того момента, как погас свет, я исходил из предположения, что этот падший монстр являет
Я стою над чудовищем, сжимаю в руках пистолет и с чувством глубокого удовлетворения отмечаю, что дрожат мои руки не так сильно, как я ожидал, определенно с меньшей амплитудой и частотой, чем у старика, страдающего болезнью Паркинсона.
Свет загорается на обеих стенах коридора, и в этот же самый момент рука мумии замирает.
Когда Джоли выключает фонарик и кладет его на спальник рядом с собой, я гадаю вслух:
— Что здесь только что произошло?
Она по-прежнему сидит, скрестив ноги по-турецки.
— Ничего больше никогда не происходило.
— Ты говорила, что все заканчивалось х-у-м-м-м, х-у-м-м-м, х-у-м-м-м.
— Я об этом забыла.
— Как можно такое забыть?
— Такое случается не всегда. Явление редкое. Дергание руки — посмертный рефлекс или что-то в этом роде.
— У полностью обезвоженной мумии не может быть посмертного рефлекса.
— Значит, это что-то другое. — Она совершенно невозмутима. — Я думала о том, чтобы вскрыть Орка, ты понимаешь, препарировать, посмотреть, что внутри.
— Это плохая идея.
— Орк безвредный. И я могла узнать что-то важное.
— Ты могла узнать, что Орк совсем не безвредный. А что насчет крика?
— Это не крик, — говорит она. — Рот не двигался. Грудь не поднималась и не опускалась. Если подумать, звук электронный, вроде х-у-м-м-м, но другой, более пугающий. Что-то передает этот звук, а голосовые связки мертвого Орка, или его кости, или что-то внутри служит приемником, который этот звук принимает.
Она сидит на спальнике, словно маленькая мисс Маффет [9] на своем пуфике, да только если бы к ней присоседился паучок, она бы не убежала в испуге. Раздавила бы рукой.
Я опускаю пистолет, все-таки засомневавшись, что Орк может ожить.
— Скажи, детка, а когда свет впервые погас и раздался этот звук, ты была здесь одна?
— Да.
— И потом вернулась?
— Как я тебе уже говорила, после нескольких лет с Хискоттом я мало чего боюсь. Я видела столько ужасного. Я видела моего кузена Макси… убитого Хискоттом, который орудием убийства выбрал семью.
9
Маленькая мисс Маффет/Little Miss Muffet - популярная английская детская песенка. Впервые опубликована в 1805 г.
Она настрадалась, и это печалит. Но она выстояла перед лицом невероятно сильного противника, и это вдохновляет.
— Пожалуйста, присядь, мистер Поттер.
— Откуда ты знаешь мою фамилию?
— Ты сам назвал ее Хискотту, когда он контролировал дядю Донни. И он приказал нам держаться от тебя подальше.
Я
Говорят, что жрецы вуду, ведьмы и ворлоки не могут наложить на тебя заклятье, если не знают твоего настоящего имени. Это, вероятно, суеверная чушь. И в любом случае этот Хискотт не жрец вуду, не ведьмак и не ворлок.
Тем не менее я решил еще на какое-то время придержать мое настоящее имя при себе.
Пока недавний испуг не одарил меня первыми седыми волосами, я сидел на полу лицом к девочке, а мумифицированный монстр находился в нескольких футах справа. Теперь я переношу спальник в другое место, чтобы видеть и Джоли, и Орка.
— Ты сказала, что эти три дня в коттедже Хискотт болел, а потом он изменился и стал не просто Хискоттом. Что ты имела в виду… ты же не думаешь, что у него не было этой силы, когда он приехал к вам, но она появилась у него, пока он находился здесь?
И тут Джоли — семилетняя, когда жизнь в «Уголке» переменилась, — рассказывает семейную легенду, которую оттачивали и шлифовали за столами и у костров, в дни отчаяния и в дни хрупкой, но неугасающей надежды, когда они не решались обсудить мятеж, но пересказывали друг другу истории об этих годах угнетения, трансформируя свои страдания в сказание о выдержке, из которого могли почерпнуть храбрость.
Согласно этой легенде, доктор Норрис Хискотт прибывает на «Мерседесе S600», хотя обычно постояльцы гостиницы для автотуристов приезжали на куда более скромных автомобилях. Природа, похоже, скорбит о его прибытии. С рассвета холодный ветер дует с моря, принося с собой йодистый запах, идущий от гниющих водорослей, которые двумя днями ранее выбросил на скалы мощный шторм. Этот неприятный запах, пронизывающий холод, серое небо, обещающее дождь, вселяют в Гармони непонятную тревогу. Тетя Лу, оформляя Норриса Хискотта в коттедж номер девять, отмечает такую странность: кожаные туфли от «Гуччи», дорогие, сшитые на заказ брюки, часы «Ролекс» в золотом корпусе — и свитер из джерси с капюшоном, с обтрепанными рукавами и в пятнах, словно Хискотт вытащил его из мусорного контейнера. И пусть некоторые люди могли счесть этот день достаточно холодным, чтобы надеть перчатки, те, что на Хискотте, вызывают не меньшее удивление, чем свитер, потому что предназначены они для работы в саду. И он их не снимает. И не откидывает капюшон, пока тетя Лу оформляет ему коттедж. Она думает, что какой-нибудь парень может ходить в капюшоне в доме, но мужчина лет пятидесяти обычно так не поступает, особенно мужчина, занимающий достаточно высокое положение в обществе.
И он держится скрытно, ни разу не встретившись с тетей Лу взглядом.
Из рассказанного Джоли ранее вроде бы не следовало, что изменения в Хискотте, позволившие ему подчинять себе людей, также изуродовали его внешность. Но теперь становилось понятным, почему он так ненавидит красоту.
Вселившись в коттедж номер девять, он отказывается от уборки на том основании, что у него тяжелый грипп, но при этом отсутствием аппетита не страдает, много чего заказывает в ресторане. Оставляя дверь незапертой, он просит ставить еду на столик рядом с креслом в гостиной. Там же оставляет деньги за еду и чаевые. Сам, когда приносят заказанное, прячется в ванной.