Интерлюдия Томаса
Шрифт:
Для человека, который не спит почти сутки и провел долгий день в трудах и заботах, избыток кофеина так же вреден, как его недостаток. Сонливость и неспособность сосредоточиться могут привести меня к смерти, в той же мере, как нервозность или слишком резкая реакция, обусловленные избытком стимуляторов. Но «Маунтин дью», шоколадные батончики и две таблетки «Ноу-Доз» не сумели полностью разогнать туман в моей голове. Я проглатываю еще одну таблетку кофеина.
Когда ставлю на стол бутылку воды, Ардис подходит ко мне и берет мою руку в обе
Что-то в ее взгляде, возможно его пристальность, меня настораживает. Поскольку вся моя жизнь связана со сверхъестественным, очень часто у меня возникает ощущение, что по моему загривку что-то ползет. На этот раз, когда я поднимаю свободную руку, чтобы пригладить волосики, до меня доходит, что ползание ощущается не по шее, а в черепе.
Когда я захлопываю личную дверь, отказываясь впустить того, кто хотел войти, Ардис спрашивает:
— Ты определил, как лучше это выразить, Гарри?
— Выразить что?
— Аналогию с дельфином и луговой собачкой?
В тревоге я вырываю руку.
Передо мной по-прежнему стоит мать Джоли, и, конечно же, разум и душа также находятся в этом теле, пусть Ардис больше его не контролирует. Неведомое существо и я встречаемся лицом к лицу, как было и в тот момент, когда монстр бросил мне вызов, вселившись в тело Донни, но теперь его истинная личина скрыта под маской Ардис. Кожа ее остается такой же чистой и нежной, но я сомневаюсь, чтобы на ее лице когда-либо появлялось выражение такого полнейшего презрения. Эти темно-зеленые глаза потрясают, как прежде, глаза женщины из какого-то насыщенного магией кельтского мифа, но теперь в них нет страха, грусти или мольбы. Они излучают нечеловеческую ярость.
Я хватаю со стола пистолет.
— Кто ты на самом деле, Гарри Поттер? — спрашивает она.
— Лекс Лютор, — признаюсь я. — Поэтому мне пришлось сменить имя. После того как меня в тысячный раз спросили, почему я ненавижу Супермена, мне захотелось, чтобы меня звали как-то еще, даже Фидель Кастро.
— Ты первый из тебе подобных, с кем мне довелось встретиться.
— Из каких же?
— Недоступных. Я вхожу в разум всех, кто спит в гостинице для автомобилистов, роюсь в их памяти, вызываю кошмары, которые не дадут им крепко выспаться еще многие недели после того, как я расстанусь с ними.
— Я бы предпочел бесплатный континентальный завтрак.
Не замедленно, как зомби, а с присущей ей грацией Ардис идет — даже скользит — к столику у плиты и выдвигает ящик.
— Иногда я захватываю контроль над остановившимися в гостинице для автомобилистов, когда они бодрствуют. Использую мужа, чтобы избить жену, или использую жену, чтобы с яркими и запоминающимися подробностями наврать мужу о ее многочисленных изменах.
Ардис разглядывает содержимое ящика.
— Уезжая, — говорит кукловод голосом Ардис, — они выходят из-под моего контроля, но эффект от моего воздействия остается надолго.
Зачем? Какой в этом смысл?
Ардис смотрит на меня.
— Потому что я могу. Потому что хочу. Потому что никто меня не остановит.
— Получается уютный маленький моральный вакуум.
Повинуясь монстру, который хозяйничает в ней, Ардис вытаскивает из ящика мясницкий нож. Демон отвечает ее голосом:
— Не вакуум. Черная дыра. Никто и ничто не ускользает от меня.
— Мания величия, — предполагаю я.
Подняв нож, Ардис приближается к столу, который нас разделяет.
— Ты дурак.
— Да? А вы — нарцисс.
Мне совершенно не нравится, что мы никак не можем перерасти школьный двор и соответствующее ему поведение. Даже этот кукловод, практически бог для тех, кем он повелевает, чувствует необходимость унизить меня детскими оскорблениями, а я чувствую себя обязанным ответить тем же.
Голосом Ардис он говорит:
— Ты труп, гандон.
— Да? Что ж, а вы, вероятно, уродливы, как преисподняя.
— Нет, когда я в этой суке.
— Я бы предпочел умереть, чем жить таким уродом, как вы.
— Ты тоже уродлив, гандон.
Я пожимаю плечами.
— Брань на вороту не виснет.
Она двинулась вкруг стола.
Я, понятное дело, в противоположном направлении, держа пистолет обеими руками и целясь ей в грудь.
— Ты ее не застрелишь, — говорит кукловод.
— Этим вечером я уже убил женщину.
— Лжец.
— Урод.
— Убив эту женщину, меня ты не убьешь.
— Но вам придется найти другое тело. К тому времени я уйду из дома, и вы не будете знать, где меня искать.
Она бросает мясницкий нож.
Мои паранормальные способности включают пророческие сны, но, черт побери, бодрствуя, я не могу предсказать будущее, а если бы мог, в такие моменты это очень бы помогло.
Я не ожидаю, что она бросит нож, не успеваю уклониться, и нож проносится достаточно близко от моей щеки, чтобы побрить ее, будь у меня борода, а потом втыкается в дверцу полки за моей спиной.
Кукловод, вероятно, ограничен физическими возможностями тех, в кого вселяется. Я на пятнадцать лет моложе Ардис, сильнее, ноги у меня более длинные. Монстр прав, я не могу убить Ардис, она невинна, она жертва, и теперь, когда она возвращается к ящику с ножами, мне не остается ничего другого, как бежать, прежде чем нынешний хозяин ее тела исполосует меня ножом.
Я бегу по коридору, влетаю в прихожую в тот самый момент, когда распахивается парадная дверь и на пороге возникает высокий широкоплечий мужчина. Он вздрагивает, увидев меня. Должно быть, ее муж, Уильям Гармони.
— Привет, Билл, — здороваюсь я в надежде, что он вежливо отойдет в сторону, но слова еще не успевают слететь с моих губ, когда его лицо каменеет, и он шипит:
— Гандон.
То ли это первое плохое слово, которое приходит в голову людям при встрече со мной, то ли кукловод перескочил из Ардис в ее благоверного.