Интернет как иллюзия. Обратная сторона сети
Шрифт:
Как потерять лицо в “Фейсбуке”
В один из пасмурных дней ноября 2009 года молодой белорусский активист Павел Ляшкович на собственном горьком опыте узнал, чем опасны социальные сети. Неожиданно его, первокурсника Белорусского госуниверситета информатики и радиоэлектроники, вызвали к декану. В кабинете Ляшковича встретили два человека, которые заявили студенту, что они из КГБ (белорусские власти предпочли не переименовывать органы даже после распада СССР).
Офицеры расспросили Павла о его поездках в Польшу и Украину, а также об участии в оппозиционных движениях. Активиста удивила их информированность о связях внутри белорусской оппозиции (и роли в ней Павла, о которой, казалось ему, мало кто знал). Все стало ясно, когда офицеры
Другие правительства столь же быстро оценили колоссальную разведывательную ценность информации, которую можно извлечь из социальных сетей. Некоторые даже решили запустить собственные сайты – возможно, чтобы сэкономить на слежке. В мае 2010 года, запретив “Фейсбук”, вьетнамское Министерство информации и массовых коммуникаций, чувствуя растущую потребность вьетнамцев в социальных сетях, открыло собственную сеть (ее штат составили триста программистов, графических дизайнеров, техников и редакторов). Трудно сказать, станет ли популярной сеть GoOnline (с подобным названием – вряд ли). С официальной точки зрения, надзор за членами социальной сети проще, если сам хранишь их пароли.
Правительства демократических стран также прибегают к подобной практике. Например, индийская полиция уделяет пристальное внимание тому, что люди пишут в “Фейсбуке” о Кашмире. Обнаружив нечто предосудительное, полицейские вызывают пользователей, расспрашивают их об их занятиях и приказывают докладывать обо всем в полицию. (Это вынудило многих кашмирских активистов регистрироваться под вымышленными именами. Этой практике “Фейсбук”, стремящийся не разбавлять свою превосходную пользовательскую базу аккаунтами-пустышками, решительно противится.)
Разумеется, не все социальные сети несут вред. Членство в них приносит и несомненную выгоду. Пользователям сети проще и дешевле в случае необходимости связываться друг с другом (например, при организации акции протеста). Однако у этого есть и оборотная сторона. Польза может легко обернуться вредом, если отдельные участки сети подвергаются опасности и связи между пользователями становятся всеобщим достоянием. До появления социальных медиа репрессивные правительства тратили много сил на то, чтобы выяснить что-либо о людях, с которыми связаны диссиденты. Тайная полиция могла установить один-два ключевых контакта, однако составление целого списка имен с фотографиями и контактной информацией было делом очень хлопотным. В прошлом КГБ приходилось прибегать к пыткам, чтобы установить связи между активистами. Сейчас им достаточно заглянуть в “Фейсбук”.
К сожалению, до сих пор бытует мнение, будто авторитарные режимы и их спецслужбы слишком глупы и слишком не дружат с техникой, чтобы искать данные в социальных сетях. Джаред Коэн из Госдепа США в 2007 году написал в своей книге “Дети джихада”, что интернет – это “пространство, в котором иранская молодежь может свободно действовать, самовыражаться и черпать информацию на выгодных для себя условиях. Они могут представать кем угодно и говорить что угодно, поскольку действуют вне тисков полицейского аппарата… Правительство пытается следить за их онлайновыми дискуссиями и взаимоотношениями, однако это, по сути, безнадежное дело”. Ошибочность этого мнения доказали последствия волнений 2009 года. Для человека, ответственного за выработку действенной интернет-политики в отношении Ирана, Коэн слишком склонен к гипертрофированному киберутопизму. Остается надеяться, что Кондолиза Райс, пригласившая Коэна в отдел политического планирования Госдепа, имела в виду не его беспочвенный оптимизм, когда заявила, что “у Джареда есть понимание иранских дел, которого у нас [американского
Итак, хотя социальная сеть несет минимум разведывательной ценности, сетевая дружба не с теми людьми может привести вас в суд. Прежде разведслужбам было трудно добывать такую информацию, и диссиденты делали все, чтобы ее скрыть. Так, американская активистка Белинда Купер, которая в конце 80-х годов жила в ГДР и являлась членом нескольких диссидентских экологических групп, вспоминала: одним из правил, соблюдаемых диссидентами при въезде и выезде из Восточной Германии, было: “Никогда не бери с собой на Восток телефонную книжку, поскольку пограничники могут ее скопировать и обязательно это сделают”.
Сейчас ситуация радикально иная: список ваших френдов в “Фейсбуке” виден любому. Увы, избежать посещения “Фейсбука” большинство диссидентов не может. Это нужно для того, чтобы противостоять пропаганде, рассказывать о своей работе на Западе, обращаться за поддержкой к отечественной аудитории и т. д. Этим можно, конечно, заниматься и анонимно, но анонимность снижает эффективность их вмешательства. Деятельность академика Сахарова была бы гораздо менее успешной, если бы он не вел ее открыто.
Результаты исследований подтверждают, что с каждой порцией личной информации, которую мы раскрываем в социальной сети, мы приближаем ситуацию, когда кто-либо может воспользоваться ею, чтобы узнать, какие мы, а это – верный шаг к установлению контроля над нашим поведением. Так, исследование, проведенное в 2009 году учеными из Массачусетского технологического института, показало, что, изучив френдов пользователя “Фейсбука”, можно удивительно точно установить его сексуальную ориентацию. (Эта новость вряд ли порадует жителей Ближнего Востока – одного из регионов, где гомосексуальность осуждается.)
Исследование “Восьми френдов достаточно”, проведенное в 2009 году в Кембриджском университете, показало, что, исходя из ограниченной информации, которой “Фейсбук” делится с поисковиками вроде “Гугла”, можно точно сказать, что осталось под замком.
Многие функции, которые делают социальные сети простыми в обращении (например, возможность узнать, кто из ваших знакомых уже зарегистрирован на этом сайте), облегчают идентификацию владельцев электронных адресов и даже помогают проследить за их деятельностью на других сайтах. Многие знают, как легко проверить, есть ли у знакомых аккаунты в некоторых социальных сетях: для этого нужно предоставить поисковым агрегатам “Фейсбука”, “Твиттера” или LinkedIn временный доступ к адресной книге своего почтового ящика, чтобы они сверили контакты со своим списком пользователей. Если у пяти ваших корреспондентов есть аккаунты в “Твиттере”, он вам об этом сообщит. Дальше – больше. Аналогичную операцию можно провести в отношении не только друзей, но и врагов. Адрес почты можно добавить в адресную книгу вручную, не отправляя адресату письмо. Ну, а зная чей-либо электронный адрес, можно выяснить, есть ли у этого человека аккаунты в социальных сетях, даже если он не пользуется своим настоящим именем.
Французский институт EURECOM в 2010 году попытался установить, какую угрозу пользователям несет легкость эксплуатации социальных сетей. Исследователи собрали в интернете 10,4 миллиона электронных адресов и разработали простую программу, которая сопоставила их с перечнями пользователей популярных социальных сетей. Ученые сумели идентифицировать более 876 941 адреса, связанного с 1 228 644 профилями, причем владельцы 199 161 адреса имели аккаунты не менее чем в двух социальных сетях, а 55 660 – в трех. Одиннадцать человек указали адреса своей электронной почты сразу в семи социальных сетях.