Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2007 №12
Шрифт:
Впрочем, если бы сказали, вряд ли он бы понял, почему это вдруг сказали ему, а не сотне других «таких-то». Хам редко понимает, как он выглядит со стороны. А если понимает, то это не хам, а политик. То есть тот же хам. То есть политик… Кажется, я запутался.
Вернемся к проблемам защиты. С этой же А.С. и свадебным генералом Л.А.
– его «научным руководителем» К.У. произошла такая история. Месяца за два до защиты К.У., встретив Л.А. в коридоре, осторожно сказал, что аспиранты — эстонцы и прочие из Прибалтики дают свои диссертации перевести или отредактировать редакторам и не хотел бы Л.А. дать кому-то отредактировать его диссертацию? На что Л.А. сделал грудь колесом и немедленно произнес — прибалты из Прибалтики это делают, а евреи из Москвы этого не делают! Через пятнадцать минут на него налетела, опять же, в коридоре, А.С. и, пылая от гнева, возопила — «Как Вы могли сказать это своему руководителю? И члену Ученого Совета?» К.У. были свойственны,
Однажды оный научный сотрудник А.К. явился на работу в сильно огорченном состоянии и поведал коллегам, что жена нашла его заначку в размере 25 рублей (трехдневная зарплата инженера или научного сотрудника без степени). На естественный вопрос, где была заначка, А.К. рассеянно ответил: «Да в Ленине…» Пауза. Народ переваривает, пытается понять, не понимает, на всякий случай хохочет. В итоге оказалось, что А.К. прятал деньги от жены в одном из томов собрания сочинений Владимира Ильича. Но — возопил народ — это же пятьдесят с лишним томов, как же она нашла?? А на этом томе пыль была стерта — пояснил несчастный.
Следует отметить, что на нашем уровне социальной пирамиды Коммунистическая Партия Советского Союза (я пишу это так, как предписывали тогдашние правила) смотрелась не столько вампиром и людоедом, каковым она на самом деле была, а скорее чем-то надоедливым (когда надо было посылать людей в колхоз) и анекдотическим (в остальных случаях). Например, в отделе К.У. членами партии были: книжный барыга Я.У., специалист по плетению тросов и вор с хлебозавода А. Т., и упомянутый выше А.К. Теперь вам должно стать понятно, почему так громко визжал сотрудник, прибежавший с информацией, что «Т. и У. чешут друг другу пятки!» А они просто нашли в каком-то журнале статью про какие-то чувствительные точки на подошве и искали оные точки. Если же говорить всерьез, то на нижних уровнях партийной пирамиды встречались и нормальные люди. Например, наши парторги дважды уберегали Л.А. от некоторых неприятностей. Оба эти случая описаны где-то в данном тексте.
Сотрудник Я.У. иногда предавался самокритике. Расположите руки жестом «хенде хох» из советских фильмов. И, слегка покачивая бедрами, произнесите слегка нараспев: «Вот такое я дерьмо». Только не делайте этого перед зеркалом. Сотрудник Я.У. делал это не перед зеркалом — перед сослуживцами.
Перед защитой сотрудник Л.А. несколько волновался. Не за работу, по сути — за административную сторону. Собрать членов Совета не просто, вдобавок два оппонента должны приехать из Фрязино и Калуги — начальник катодного отдела НИИ Исток Б.Д. и начальник катодного отдела ВНИИМатериалов Электронной Техники А.К. Зубры данной области и сливки советской катодной науки и техники. Десять минут до начала, оппонента из Калуги нет. Л.А. выходит на площадку покурить, видит, что около урны стоит кто-то вроде смутно знакомый, но в ВЭИ три тысячи человек, всех не упомнишь, подходит и прикуривает. Тот смотрит на него и спрашивает — Что-то не в порядке? Вы, вроде бы, чем-то обеспокоены? Л.А. отвечает, что да, проблема, пять минут до защиты, нет оппонента из Калуги, срыв защиты, а собрать их всех, сами понимаете… все сдвинется на несколько месяцев. Собеседник немного наклоняет голову на бок, слегка улыбается и произносит: «Нет второго оппонента… А я, по-вашему, кто?». И Л.А. с ужасом медленно осознает, что перед ним и стоит А.К., которого он прекрасно знает, ибо бывал во ВНИИМЭТе много раз. А.К. смотрит на перекосившуюся рожу Л.А., полуобнимает его и, мурлыча что-то успокаивающее, ведет его в актовый зал…
Что бы сказала Сэй-Сенагон, если бы молоденькая фрейлина, первый раз попавшая за занавеску к Императору, перепутала девятого помощника правой руки с восьмым помощником левой руки? Боюсь, ничего лестного для молоденькой фрейлины она бы не сказала.
Но защита все-таки не могла пройти бесследно для психики несчастного Л.А. Он стоически перенес все: нескольколетнюю беготню в поисках Совета, который не побрезгует, занятия, экзамены и переэкзамены, весь этот мутный бред… Сбор документов, разговоры с начальниками, которые полагали, что раз он аспирант, то они держат его за, сами понимаете, какое место (и очень удивлялись, когда это оказывалось не так — но защиту сие не приближало), весь этот мутный бред… Он перенес все. А сломался на следующее утро после защиты, когда пришел в отдел аспирантуры и секретарь отдела аспирантуры, милейшая и доброжелательнейшая И. Н. на моих глазах, улыбаясь, протянула ему хорошо исписанный лист со словами «это список документов, которые теперь надо подготовить».
Л.А. открыл рот… И.Н. обняла его (за плечи) и усадила, мурлыча «все хорошо, ничего страшного, я понимаю, вы устали, ничего страшного, я понимаю..» (и так четыре раза).
«Извилисты пути советской науки» —
Начальник К.У., невзлюбил своего подчиненного Е.Е. Любовь — не знаю, а ненависть, по моим жизненным наблюдениям, всегда конкретна. Причина этой ненависти была более чем конкретна — Е.Е. вздумал написать докторскую диссертацию. А начальник был к тому моменту доктором, но не был (он стал им позже) профессором. И если бы тот стал доктором, они бы носили одинаковые погоны. Понятно, что такого быть не должно? Понятно. И начал К.У. выживать Е.Е. А как его выживешь? На работу ходит, диссертацию пишет… Придираться по мелочам — не выполняет соцобязательств и т. п. — он не мог. Честь советского ученого не позволяла. Но она позволила другое.
В каждой комнате у нас висел список «работающих в этой комнате» — одна из тысячи безумных и бессмысленных придумок внутриколесных белок из первого отдела. Так вот в результате множества пересадок и переездок никто уже не сидел там, где был вписан в эти пожелтелые бумажки. Да и кто о них помнил? Так вот, как-то К.У. ворвался в комнату и завопил, что Е.Е. не имеет права здесь находиться и он, К.У., немедленно запирает комнату с Е.Е. внутри и вызывает начальника первого отдела! Е.Е. побледнел, вскочил, выбежал за дверь… и пошел искать рабочее место в другом отделе. Так начальник К. У. выжил подчиненного Е.Е.
Аминь — сказала бы Сэй-Сенагон — что еще можно сказать, подумала бы она, если люди не владеют мечом и луком. Да и люди ли это?
Часть IV
Секретность, никелевая крыша, столоверчение
Кстати, раз уж мы заговорили о секретности и первом отделе. Сейчас трудно представить себе серьезность, с которой большинство ко всему этому относилось. Вот маленький пример. Рядом с моим домом была очень большая лужа. Однажды поздно вечером, возвращаясь домой и поставленный перед необходимостью перейти ее, я подтянул штаны и пошел вброд. Дома выяснилось, что я потерял — почти наверняка, выронил из кармана при подтягивании штанов — паспорт и справку из первого отдела, подтверждавшую, что у меня есть допуск. Сама по себе справка не была секретным документом, но ее полагалось по окончании срока действия сдавать. Я в шоке и панике. Через три дня по почте пришло письмо — молодой человек, если Вам нужны ваши документы, позвоните по такому-то телефону. Я был в полном счастье… Между прочим, наше ВЭИ было раздолбайским местом, а вот в упомянутом выше НИИ «Исток» я однажды был свидетелем следующей сцены — сотрудник (то есть бывший сотрудник) стоял перед сотрудником Отдела режима и оправдывался уж не знаю за что, а тот бесцветным голосом произносил «Вы у нас больше не работаете». Три минуты жалкого блеяния. «Вы у нас больше не работаете». Еще три минуты жалкого блеяния…
Вы что, уважаемый читатель, как маленький, какой, к черту, профсоюз, какой, к черту суд, вы что, дурака валяете? При этом учтите, что Фрязино — не Москва, все предприятия — ящики, человека, выгнанного с одного, не взяли бы ни на какое другое, выход один — искать работу не по специальности и где-то в окрестностях или вообще уезжать в другой город.
К каждой статье, направлявшейся для публикации в научный журнал, должен был прилагаться акт, что в статье нет ничего секретного, ничего, запрещенного к публикации и т. д. Акт должны были подписывать член экспертной комиссии, начальник первого отдела, начальник патентного отдела, председатель экспертной комиссии и утверждал замдиректора. То есть посредством этих актов начальство не только контролировало все публикации сотрудников, но и разрешало-запрещало. Например, однажды, когда сотрудник Л.А. явился за подписью к большому начальнику В.П., оный начальник посмотрел на Л.А. и задумчиво произнес — а почему вы не публикуетесь со своими сотрудниками? Собственно, в переводе на русский язык было сказано — молодой человек, рекомендую вам приписывать к вашим статьям вашего непосредственного начальника Л.Л. Что Л.А. мог на это ответить? Что он делает физику, а его прямой начальник интеграл от е в степени икс без справочника не может взять? Былинный герой гордо сказал бы свое «нет», нормальный человек ответил бы «да», приличный человек ответил бы «да», но не стал бы делать. Л.А. был по молодости и глупости настолько ошарашен, что проблеял что-то невразумительное. Но акты он после этого ходил подписывать к другому начальнику — А.Ж (кстати, серьезному физику). Тот все понимал, ухмылялся и бурчал — за подпись по полтиннику, итого с вас, Леня, рупь пятьдесят.