Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2007 №5
Шрифт:
После инокуляции банки следует хранить на полках в комнате с легко регулируемой температурой в практически стерильных условиях. Свет и влажность не столь важны на данном этапе, т. к. закрытые банки удерживают влажность. Циркуляция воздуха важна только в том случае, если банки перегреваются. Опасность перегрева повышается, если все полки комнаты плотно заставить банками. Многие грибки термофилы неактивные при комнатной температуре процветают при температурах для грибов слишком высоких. Основной трудностью при создании инкубатора для большого числа банок является разделение воздуха на слои с различной температурой (стратификация). Чтобы избежать этого следует, если возможно, заблаговременно принять
Важнейшим фактором, влияющим на скорость роста мицелия, является температура. Для каждого вида существует оптимальный уровень температуры, при котором скорость роста максимальна. Как правило, лучшая температура для вегетативного роста на несколько градусов выше оптимальной температуры стимулирующей плодоношение. В Главе XI наиболее подходящие температурные условия перечислены для более чем дюжины культивируемых грибов. Ещё один фактор влияющий и на скорость роста и на восприимчивость к заражению это процент влажности. Эта тема обсуждалась выше в этой главе.
Банки надо осматривать почти каждый день, выискивая малейшие признаки заражения. Наиболее распространены зелёные плесени Penicillium и Aspergiltus. Ели признаки заражения обнаружены, запечатайте банку и вынесите её из лаборатории и вообще из помещения, где происходит проращивание. Если у вас есть только подозрение на то, что банка заражена, пометьте её для дальнейшего обследования.
Не все изменения цвета мицелия фактически являются заражением. Грибной мицелий выделяет желтоватую жидкость — это продукт его обмена веществ, который собирается капельками вокруг зёрен покрытых мицелием. По мере старения культуры и постепенного переваривания зерна скапливается всё больше отходов жизнедеятельности мицелия. Эти выделения состоят по большей части из спиртов (этанол и ацетон) и со временем появляются кислоты, которые снижают уровень pH субстрата. Эти отходы создают благоприятные условия для размножения бактерий, которые буйно разрастаются в них. Небольшие количества этой жидкости не представляют опасности для культуры; избыточное количество жидких продуктов обмена веществ (когда сам мицелий приобретает желтоватый оттенок) определённо нежелательно. Если жидкости скопится слишком много, то мицелий ослабнет и скорее всего погибнет в собственной экскреции. Такое избыточное «потение» показатель одного или комбинации следующих условий:
1. Температура инкубации слишком высока для данного вида. Учтите что температура внутри банки на несколько градусов выше температуры окружающего её воздуха.
2. Старение культуры; слишком долгий период инкубации.
3. Недостаток воздухообмена способствующий развитию анаэробных бактерий.
Инфицированные банки должны уничтожаться стерилизацией и не храниться дольше недели. Не вскрывайте банки заражённые плесенью, если они не были автоклавированы или источник заражения не был определён как неопасный. Некоторые контаминанты свойственные грибной культуре являются патогенными для человека и могут вызывать разнообразные кожные и респираторные заболевания. (См. Главу XIII о заболеваниях грибной культуры). Автоклавируйте заражённые банки 30 минут при 1,05 атм (15 psi) и затем сразу очищайте их. Во многих автоклавированных банках инфекция появляется снова, если их содержимое не уничтожить в течении нескольких дней.
Если существует исключительно высокий уровень заражения, проверьте все вероятные источники заражения и особенно качество изначальной культуры в мастер-банках (в частности влажность зерна) и общую гигиену непосредственного окружения. Как только культура полностью покроет мицелием зерно и её качество не будет вызывать сомнений полученную грибницу можно будет использовать для инокуляции бедных субстратов или выкладывать в лотки, наносить
ЛИТЕРАТУРНЫЕ СТРАНИЦЫ
Сморчки (в сокращении)
С. Н. Терпигорев
Тихий, отрывистый разговор вертелся около сморчков, по поводу их: как и где их собирают, сколько их различных пород, вредны ли они, то есть, собственно, тяжелы они для желудка или нет, и тому подобному.
Вдруг сидевший от меня направо Гаркушин тихо проговорил:
— Вон… Несут…
Действительно, в отворенную балконную дверь видно было идущего к нам с огромным горшком в руках Сергея Евграфовича, а за ним Нанет с чистыми тарелками и еще другую горничную с двумя горшочками меньших размеров на подносе.
Как только Сергей Евграфович показался со своей ношей на пороге двери, раздались аплодисменты и не смолкали все время, пока он поставил этот горшок на ту же проволочную подставку и отбивал и отламывал от краев горшка прилипнувшее и присохнувшее к ним тесто, которым горшок был замазан перед тем, как его ставили в печь.
Два других, меньших, горшочка горничная поставила тоже на стол, перед м-ме Рено. Это были горшочки, в которых приготовлены тоже сморчки и таким же манером, но без чесноку, так как эту крепкую приправу не все переносят. Отламывая тесто от большого горшка, все это нам объяснял Сергей Евграфович.
Вдруг раздался голос князя:
— А если бы попробовать сперва без чесноку, а потом с чесноком?
Это было так мило, так наивно и в то же время так прозаично, что и все мы, и м-ме Рено, и Сергей Евграфович разом заговорили, что один горшочек (однако ж емкостью в глубокую тарелку) ему следует сейчас же уступить, тем более что все почти заявили, что ровно ничего не имеют против чесноку; следовательно, эти лишние совсем.
Маленький горшочек отдали князю. Он его начал расколупывать, а в это время Сергей Евграфович раскрыл большой. Необыкновенный — и сильный и нежный, и острый и деликатный, и приятный и мягкий — запах разлился кругом. Все нюхали носом воздух и боялись, казалось, проронить слово, хотя по сияющим глазам, по радостным лицам и можно было заключить, что все сознавали, что дождались, наконец, чего-то такого, чего действительно не встретишь ни в природе, ни в естественной истории.
Сергей Евграфович стоял в благоговении у горшка и, держа в одной руке блин из запеченного теста, который он снял с горшка, другой помахивал тихо к себе под нос поднимавшийся из горшка пар…
Раздались голоса:
— Да не мучьте, не томите нас!..
— Накладывайте, а то простынут!..
Они, Сергей Евграфович и м-ме Рено, стали накладывать на тарелки сморчки вдвоем. М-ме Рено поддевала их как-то вилкой, а Сергей Евграфович брал их бережно ложкой. Сморчки были крупные, большие, чернобедрые, масляные, блестящие и ложились на тарелку, как щенята некрупной породы…
Нанет, с горячей тарелкой, на которую накладывались сморчки, так и кидались, спеша их подавать. До меня дошла очередь до пятого или шестого. Все получившие ранее моего уж отведали и рокотом, прерывчатым, глухим, выражали свое удивление и одобрение необыкновенного вкуса кушанью. <…>
Не зная, как их есть, я вилкой перерезал пополам один сморчок, поддел его и хотел уже отправить его в рот, как Сергей Евграфович, заметив, что я делаю этакое варварство, с лицом, искаженным не страданием, а мучением даже, сказал мне: