Интервенция любви
Шрифт:
И в это мгновение, отчего-то растянувшееся в реальности немного дольше, чем было бы положено, он смотрел в глаза Инги, видя ту самую сущность этой, конкретной женщины, все еще не уверенной, будет ли она живой в следующую минуту. Смотрел, понимая еще один факт: все в этой ситуации было не так.
Все не соответствовало привычному ритму работы. Все выходило за границы имеющегося опыта.
Его интуиция настойчиво пыталась что-то осознать, проанализировать и понять. Лютый не ощущал себя уравновешенно и собранно последние пару часов из-за этого. И дело было в этой женщине.
Последний раз, когда он
Моргнув, чтобы избавиться от давящего ощущения ее взгляда, он достал смартфон, выбрав режим фотоаппарата.
– Взгляд. Ты умерла. Понятно? – обратился он к ней, отметив, что голос хрипит сильнее обычного.
Надо быстрее заканчивать. Факт.
Она даже не представляла, что способна так реветь. В полный голос, задыхаясь и захлебываясь, не в состоянии взять себя в руки и прекратить это. Наверное, впервые в жизни Инга была доведена до такого состояния. Понимала, что сейчас, по сути, уже поздно рыдать, когда наступило какое-то подобие передышки. Однако не могла справиться с собственной нервной системой, наконец-то вышедшей из ступора, зато сорвавшейся вместо этого в истерику.
Хотя, если попытаться размышлять здраво, то сложно было не признать – именно тот ступор, видимо, и сохранил ей жизнь. Шок, отстранивший сознание от чувств и позволивший Инге вести себя более-менее адекватно, безусловно, оказался ее спасением. Она даже не представляла, что случилось бы с ней, случись вот такая вот истерика тогда, когда Этот навел на нее пистолет в коридоре собственной квартиры. Или потом, когда он гнал ее из машины в машину. Или когда притащил в лес, или…
Мысли обо всем том, что происходило с ней за последние часы, не помогли успокоиться. Они были лихорадочными, разорванными, перемежались бессмысленным ощущением страха и паники. А еще – гнева.
Сидя на дощатом полу, забившись в угол, Инга в очередной раз постаралась поглубже вдохнуть, чтобы все это подчинить собственной воле – и снова не справилась, зайдясь в новом приступе бессмысленных рыданий. Единственное, что немного утешало – Этот не стал свидетелем ее срыва. Еще час назад он уехал.
Хотя, возможно, по поведению Инги в последние полчаса их общения, он и догадывался, что она на пределе. Плевать. На все плевать. Зачем она вообще рыдает, если все еще жива, в отличие от того же Миши?!
Но и эта здравая мысль ничем не помогла. Новые всхлипы вырывались из ее груди, а тело тряслось, казалось, каждой, даже самой маленькой, мышцей. Но, тем не менее, она зачем-то заставила себя поднять трясущуюся руку и провела по волосам пальцами. Все тело обожгло новой волной истерики и бешенства. В данный момент она искренне ненавидела Этого. И пусть он велел называть его Лютым, Инга испытывала слишком сильное бешенство, чтобы удостоить его хоть какого-то подобия имени.
Гад он, и все!
Самым странным во всей ситуации было понимание, что этот самый гад спас ей жизнь. Наверное, стоило не злиться, а испытывать хотя бы долю благодарности и спокойно делать то, что говорил
Она понимала, сколько этот человек делает, определенно не испытывая к ней какого-либо положительного чувства, подчиняясь малопонятным Инге хитросплетениям отношений Соболевой, Боруцкого и этого Лютого. И честно старалась не усложнять жизнь ни себе, ни ему. Всю дорогу старалась, тщательно игнорируя мысль, что именно этот мужчина, со всей очевидностью, убил Мишу. И именно его, видимо, она заметила тогда в саду. И благодаря его действиям, милиция решила ее записать в виновные.
Инга сегодня узнала много нового о себе. Неудивительно, учитывая ситуацию. В какой-то мере она даже гордилась тем, что может настолько владеть собой, отодвигая эмоции. И пусть в этом огромную роль сыграл шок и молниеносная смена ситуаций, она заслуженно считала, что и сама постаралась неплохо. Правда расплата за ту собранность в виде нынешней истерики – прилично напрягала. Но вот что стало для Инги настоящим откровением – это мера собственной способности к прощению. Или непрощению и ярости.
Оказалось, она вполне может простить этому Лютому убийство близкого ей человека, полное безумие, в которое превратилась ее жизнь, испорченный плащ и собственное валяние в грязи. Ведь, как он справедливо заметил на ее разъяренный взгляд, велев подниматься с земли в том лесу:
– Не я тебя заказал.
Да, она не могла не признать разумность скупых слов этого мужчины. И, в конце-то концов – сейчас она сидела в его доме, надежно спрятанная ото всех, кто вздумал бы искать Ингу. И именно он протянул ее через полстраны, даря шанс во всем разобраться. Так что она могла ему простить многое.
Но Инга оказалась неспособна простить этому Лютому то, что он сделал с ее волосами! Именно это заставляло бурлить в ней бешенство, и именно это спровоцировало в итоге истерику.
Бог свидетель, она никогда не думала, что растительность на голове аж столько для нее значит. Больше жизни бывшего мужа, как оказалось. Хотя, быть может, и тут повинен шок от ситуации в целом? Инге хотелось бы на это надеяться. Ей не понравилась мысль о собственной стервозной истеричности и зацикленности на внешности.
Не то чтобы она обычно не следила за собой. Напротив, ухоженный внешний вид был необходим при ее работе и образе жизни. Но Инга никогда раньше не зацикливалась на этом. Вроде бы.
Однако, как можно было не прийти в бешенство, если этот… Этот… Он побрил ее на лысо!!
Ингу в который раз за последний час начало колотить, стоило только представить, как именно она выглядит.
Ненормальный! Псих!
Наверняка, для маскировки можно было просто укоротить длину. И цвет поменять. А не оставлять на ее голове жалкий и куцый темный «ежик». У него, наверняка, пунктик по этому поводу. Не иначе. Сам вед лысый полностью.