Интервенция любви
Шрифт:
– Для чего, тогда, ты приехал? Я должна что-то сделать? Или…
Он невыразительным жестом руки велел ей замолчать. Еще секунду простоял неподвижно, глядя в точку на стене поверх головы Инги. Пытался отстраниться и отрешиться от избытка ее страха, ее опустошения, какого-то странного смирения, которое пока не было Лютому понятно. Ритуал был лишним. Он знал это еще тогда, когда проводил его. Однако не устоял. И сейчас отголоски того результата буквально пропитывали его нервы и органы.
Отодвинув и это, Лютый пошел в коридор.
Она просто не знала, что думать,
Никогда в жизни она не испытывала столько страха и ужас такой глубины. Никогда не думала, что настолько суеверна и малодушна. Никогда, наверное, не была настолько близка к безумию.
И если первые часы после того, как Лютый ушел, оставив ее здесь одну, мысли Инги были заполнены беспокойством о родителях, которых милиция если еще и не поставила в известность о ее предполагаемой «криминальной» деятельности, то обязательно поставит. И начнет проводить обыски, расследования, дергать, надеясь разыскать ее. А у папы стенокардия. И у мамы гипертензия. Такие новости им здоровья не добавят, однозначно. Но Инга не может и не имеет права хоть как-то их успокоить или что-то о себе сообщить.
То, что для всех она – мертва, Инга уяснила четко из слов Лютого. Как и понимала, это в ее же интересах.
Однако стоило опуститься ночи, как эти мысли сменились совсем другими, неожиданными и нетипичными для нее. Инга практически не спала все это время, лишь иногда забываясь тяжелым сном в дневное время. Ночью она не могла сомкнуть веки, преследуемая алогичным и абсурдным убеждением, что в темноте углов, за маломальским выступом стен, на чердаке и в каморе под лестницей – что-то или кто-то есть.
Какое-то непонятное, смутное нечто. Словно неведомая сущность. Или сущности, наблюдающие за ней, будто скользящие по стенам и потолку со странным тихим шорохом. Издевающиеся над ней, только и ждущие, когда Инга потеряет бдительность, чтобы завладеть ее сознанием. Сотворить с ней что-то ужасное.
Она никогда не верила в приведений или духов. Но то, что жило в этом доме и не ассоциировалось у нее с чем-то подобным. Нечто совершенно иное, словно сила, которая не была ей понятна. Но чье присутствие она так ясно ощущала морозом по коже и шевелением коротких волосков на затылке. Однако сколько бы Инга лихорадочно не крутилась по комнате – не могла ничего уловить глазами, кроме размытого танца теней по стенам на самом краю поля зрения.
Глупости. Безусловно, глупости. Инга это понимала.
И не было никаких шорохов, просто скрипели старые доски пола и перекрытий. Просто бегали в подвале полевые мыши. И непривычно для нее, исконно городской жительницы, шумел лес невдалеке. Да пугало отсутствие любого иного освещения, кроме естественного.
Она знала все разумные объяснения и причины тревожащих ее явлений. Твердила их себе час за часом. Но все равно не могла уснуть, стоило солнцу погаснуть.
Этот дом ужасал ее, казался живым существом. Она хотела бы бежать из него, не оглядываясь. И в то же время, не могла позволить себе выйти на улицу. И не только потому, что скрывалась от правоохранительных органов и того, кто заказал Мишу и ее саму.
Инга видела волка за забором. Честное слово. Самого настоящего. Вышла за водой к колодцу, который стоял сбоку от дома, и с крыльца увидела, как сизо-серый зверь медленно и осторожно, принюхиваясь, трусит в сторону дома от леса.
Тогда она залетела назад в комнату, закрыв двери на все замки. И сидела в доме до самого вечера, пока природная нужда не заставила ее все же с опаской выйти, вооружившись ножом и поленом: туалета в доме не имелось. Только на улице.
С тех пор Инга выходила на двор очень осторожно, предварительно удостоверившись, что ее там не поджидают дикие звери. И пусть забор был целым и выглядел достаточно надежно, вроде бы защищая ее от проникновения лесных гостей, Инга все равно не могла расслабиться. Она боялась дома. Она опасалась улицы и природы.
Определенно, Инга сходила с ума.
И немалую роль в этом, возможно, играл дикий холод, который она испытывала. Всю эту неделю Инга не могла согреться. Она натягивала все кофты и носки, что успела прихватить с собой. Даже какую-то пыльную шапку, обнаруженную на подоконники в спальне, тщательно вытряхнула и практически не снимала все эти дни. Кто б знал, что без волос настолько холодно? Инге это никогда ранее в голову не приходило. Теперь она знала. Может, потому и сам Лютый очень редко расставался с кепкой все то время, что она его видела?
Конечно же, Инга пыталась растопить печь, которую обнаружила. Только у нее ничего не вышло. Она содрала кожу на ладонях и загнала множество заноз, причем часть из них не сумела вытащить. Ранки воспалились и мучали ее постоянной пульсирующей болью, неожиданно мучительной для таких мелких повреждений. Теперь Инга не могла ничего нормально взять руками, с трудом застегивалась. Но все эти жертвы и усилия так и не помогли ей растопить печь, и она продолжала мерзнуть.
Ей даже есть не хотелось уже. Только согреться. Инга что угодно отдала бы за чашку горячего чая. И за чайник с кипятком. Пусть она и старалась мыться водой из колодца, это лишь усиливало озноб, кажется, уже постоянно сотрясающий ее тело, проникнувший в каждую мышцу. Она грезила, мечтала о ванной, полной пара и пены.
Услышав, что кто-то подъехал к дому, она отчего-то даже не подумала, что это мог вернуться ее несостоявшийся убийца. Лютый однозначно дал понять, что ее судьба его мало волнует. И Инга практически не сомневалась, что кто бы там ни был, но нежданный гость не принесет с собой ничего хорошего.
Видно потому сейчас, осознав, что можно хоть немного расслабиться, пусть и испытывая легкое разочарование от того, что еще ничего не решилось, она вдруг ощутила неимоверную усталость. Сонливость навалилась на нее, давя голову. Приходилось прилагать непомерные усилия, чтобы стоять вертикально. И, возможно, как ни глупо это б прозвучало, Инга ощутила себя в безопасности впервые за эти дни, потому что Лютый был рядом. Ну и что, что изначально он собирался ее убить? Не убил же. Так что, «кто старое помянет…», видно решило ее подсознание, решив расслабиться рядом с этим человеком.