Интервенция
Шрифт:
Самое забавное, что Васька сильно подружилась с Риккардо – хотя непонятно, как они друг друга понимали. Но парень постоянно ей заявлял:
– У меня только братья, да и те все в тюрьме, а сестренки нет. Вот я хотел бы такую сестренку иметь…
– Ну, так давай я буду твоей сестренкой, – отвечала девица.
– Вот и хорошо. Если Джекоб тебя в Америку не возьмет, я возьму.
– Рановато вам в Америку собираться. Кто знает, что завтра случится…
Правда, девица не уточняла, что может случиться. Отделывалась фразами типа «да мало ли что». И это заставляло задуматься. Васька была не из болтливых. И, как успел заметить Джекоб, слов на ветер не бросала.
В Эрмитаже Джекоб ожидал увидеть
Однако первое, что поразило Джекоба еще при входе, – это относительная чистота и порядок. Да, кое-где окна были выбиты. Да, на стенах лестницы были написанные какие-то гадости. Но чем дальше они с Васькой углублялись в залы, тем больше наблюдалось порядка. Конечно, под ногами лежал толстый слой пыли и в углах образовались потеки. Но, как говаривал старик Эйнштейн, все относительно. Поэтому их спутница, на каждом шагу сыпавшая словами «кошмар» и «ужас», казались несколько наивной. Она не видела, что такое по-настоящему разрушенный музей.
Джекоба сопровождала местная работница – дама средних лет. Журналист сталкивался с такими и в США. Эти люди обычно влюблены в свои музеи до потери памяти. Они живут только их интересами и больше ничем. Происходящее за музейными стенами для них не существует. Джекоб всегда полагал, что это своеобразный вид бегства от действительности – в прекрасное застывшее прошлое.
Впрочем, все оказалось сложнее. Анна Сергеевна, так звали музейную даму, вместе с несколькими еще такими же просидела в Эрмитаже, в служебных комнатках, все это лихое время. Потому что, как она сказала, «мы не имели права отсюда уйти». Такая самоотверженность внушала уважение. Хотя, по большому счету, что могли сделать несколько слабых женщин против толпы мародеров? Разве что заделывать фанерой выбитые окна. Но ведь, тем не менее, порядок-то сохранился!
Музей был огромен. Залы затягивали в себя – и если бы не Анна Сергеевна, Джекоб давно бы потерял тут ориентацию. В свете мутного питерского дня, льющегося через пыльные стекла, картины смотреть было трудно. Да и рассмотреть все – на это требовались месяцы. Джекоб не был большим любителем изящных искусств, но все-таки он не вчера из Вайоминга [26] приехал. Бывал он и в Метрополитен-музее, и в Вашингтонской национальной галерее, и в Лувре, и в других знаменитых музеях. И теперь, бродя по залам, начинал по-настоящему осознавать значение этого города. Понимал он теперь и циничные смешки шефа. Петербург имел чудовищную ценность. Не только культурную – но и самую обыкновенную, измеряемую зелеными бумажками. Всем этим добром, включая вид из окон на Петропавловскую крепость, можно было прибыльно торговать. «Самый большой в мире город-музей, где все к услугам туристов». Хотя бы только ради этого имело смысл затевать экспедицию. Теперь Джекобу было совершенно ясно, что вокруг корпуса генерала Адамса ведут игру не только политики, но и бизнесмены всех уровней. Впрочем, в Америке никогда не поймешь, где заканчивается политика и начинается чистый бизнес.
26
Вайоминг – захолустный штат в США. Это как по-русски сказать «из Урюпинска».
Они вошли в большой зал, уставленный рыцарскими доспехами и витринами со средневековым оружием. Что тут сразу привлекло внимание Джекоба – так это некоторый беспорядок. В других залах тоже встречались пустые места на стенах, передвинутая или опрокинутая мебель, пару раз он видел расколотые вазы. Но все-таки там наблюдался хоть какой-то порядок. Тут же… Все витрины были открыты. Рыцарские доспехи стояли как-то косо. Доспехи, сидевшие верхом на лошадиных чучелах, вообще были повернуты друг к другу. Вроде как рыцари о чем-то совещались. Джекоб пошел вдоль витрин. Как и многие мальчишки, он в детстве увлекался средневековой романтикой, а как американец, пусть и не коренной, имел пристрастие к оружию – в том числе и к холодному. Поэтому журналист со знанием дела рассматривал представленные мечи и кинжалы. Все экспонаты были на месте, несмотря на то что витрины отперты. Удивляло не то, что они открыты, а то, что отсюда ничего не унесли. В конце концов, картину не так-то просто продать. Для этого места надо знать. А эти железки… Да в Лондоне в любом приличном антикварном магазине за них ухватятся двумя руками! Отвалят кучу денег наличными и не станут ни о чем спрашивать – лишь попросят приносить еще.
Джекоб повернулся к своей провожатой:
– Анна Сергеевна, я все собираюсь вас спросить: каким образом удалось сохранить музей в таком приличном состоянии? То есть я имею в виду то, что его не разграбили. Поверьте, я видел то, что осталось от музеев Самарканда и Багдада… Там остались одни лишь голые стены. А тут – совсем иная картина. Честно говоря, я удивлен. Неужели жители Петербурга с таким почтением относятся к Эрмитажу?
– Если бы… – вздохнула музейная работница. – Да нет, конечно, вандалов и любителей наживы и в нашем городе хватает. И, конечно же, когда начался хаос, все… многие ринулись грабить все, что плохо лежит. А плохо лежало всё. Вы ведь наверняка видели разграбленные магазины.
– Но почему же не грабили Эрмитаж? Ведь тут собраны огромные ценности…
– Сюда не лезли, потому что боялись.
– Кого? – изумился Джекоб.
Анна Сергеевна заколебалась:
– Боюсь, что вы мне не поверите, сочтете: я сошла с ума среди этих картин.
– Ничего страшного. Я журналист. И притом – военный журналист. Поверьте, я видел своими глазами много такого, что может показаться совершенно невероятным. Да и в Петербурге мне встречалось кое-что, не лезущее ни в какие рамки.
Музейная работница с некоторой опаской огляделась:
– Только давайте пойдем отсюда куда-нибудь подальше. Здесь, в этом зале, мне как-то не по себе. Если бы не вы, я сюда бы и сейчас не сунулась. Почему – поймете, когда услышите мой рассказ.
Они прошли несколько залов, уселись на банкетку. И Джекоб услышал историю, от которой отваливалась челюсть…
Грабить Эрмитаж начали, еще когда в городе была какая-то власть, но всем было ясно, что государство ввергнуто в хаос. Поэтому многие люди стали спешно оглядываться в поисках места, куда можно навострить лыжи – желательно, чтобы позаграничнее. Но ведь понятно, что драпать за бугор лучше, имея с собой хорошую сумму денег или, на худой конец, какие-то ценности, которые можно выгодно продать. В этом смысле Эрмитаж был очень привлекателен. И начали тащить…
Пример подали сами музейные работники, среди которых, конечно же, далеко не все были такими самоотверженными, как Анна Сергеевна. То тут, то там стали пропадать разные вещи. Чаще небольшие, всякие-разные образцы декоративно-прикладного искусства, которых в Эрмитаже полным-полно. Музейщики знали, что тянуть, – они тырили экспонаты, за которые, возможно, и не выручишь миллионы, но сотню-другую тысяч долларов можно получить в любой стране, где известно понятие «антиквариат» и есть достаточное количество богатых любителей таких дорогих игрушек. Что же касается запасников, то их и вовсе бомбили внаглую. Было время, выносили экспонаты из дворца, даже не особо скрываясь. А что, мол, все равно все пропадет.