Интервью под прицелом
Шрифт:
Подростки по очереди стали диктовать свои имена-фамилии и контактные телефоны. К удивлению Силкина, у каждого из них был свой мобильник.
На милицейской машине всех четверых довезли до следующей платформы — как раз перед самым прибытием электрички.
В вагоне Силкин разговорился со своими спасителями. К его удивлению, они вполне могли изъясняться на нормальном человеческом языке и только изредка произносили какие-то непонятные слова, разъяснить которые он тут же требовал. Оказалось, ничего особенного: новые виды спорта и компьютерные термины.
«В наше время таких явлений не было, — удовлетворенно
8
Группа следователя Болтаева работала с максимальной отдачей.
Сам Сергей Михайлович лично съездил в Генеральную прокуратуру для знакомства с протоколом допроса Рафальского. Поняв, что дело чрезвычайно серьезно и опасность может грозить и другим свидетелям преступления, он прямо из прокуратуры отправился к вдове Рафальского.
— Здравствуйте, Анна Ильинична, следователь районной прокуратуры Сергей Михайлович Болтаев, — представился он, показав в дверях служебное удостоверение.
— Проходите, пожалуйста. — Женщина едва сдерживала слезы, но старалась быть приветливой.
— Спасибо. — Следователь присел на кухонный табурет. — Простите, что беспокою вас в такое тяжелое время. Но нам крайне важно выяснить обстоятельства смерти вашего супруга. От того, насколько быстро мы это сделаем, может зависеть благополучие и даже жизнь других людей.
— Вы не беспокойтесь, спрашивайте, — дрожащим голосом сказала Анна Ильинична. Ей было очень плохо, но она была готова помочь.
— Скажите, пожалуйста, вы сообщали кому-нибудь из знакомых или родственников, что Ефим Борисович был увезен с приступом в Пироговскую больницу?
— Мне, к сожалению, практически некому сообщать. Родственников не осталось. Силкиным позвонила, когда уже на следующее утро… — Она не выдержала и всхлипнула. Потом, взяв себя в руки, продолжила: — Да я сначала и не знала, куда его повезли. Мне следователь Рюрик Иванович позвонил, что у мужа сердечный приступ и его забрали на «скорой». А потом, вечером, звонили из Пироговки, говорили: самочувствие хорошее…
По морщинистым щекам вдовы снова покатились слезинки.
— Простите, бога ради, Анна Ильинична, вот… — Болтаев протянул Рафальской стакан воды, который быстро налил из графинчика, стоявшего на столе.
— Спасибо. — Голос женщины по-прежнему дрожал, но решимости ей было не занимать. Она сделала два глотка. — Вы спрашивайте. Вас, наверное, интересует, каких результатов добилась наша комиссия?
— Вы можете сказать что-то, что еще не говорили следствию?
— Нет. Все, что мы знали, уже рассказали.
— Тогда я не буду повторяться, Анна Ильинична. Но меня очень интересует вопрос, откуда преступник узнал, что Ефим Борисович в больнице. Скажите, никто не заходил к вам в тот вечер с вопросами? Не звонил?
Рафальская ахнула:
— Да! Вы знаете, звонил журналист. Почти сразу после звонка Елагина.
— Не представился?
— Почему же? Сказал, что из «Московских новостей». Даже фамилию называл. Известная такая. Как у детективщика. Этот… Семаков?.. Семенов. Александр, кажется. Вот.
— И вы сказали?
— Да. Я сказала, что Фима не может с ним поговорить, потому что у него сердечный приступ и он в больнице.
— В Пироговке?
— Нет, просто в больнице. Я тогда и сама еще не знала…
— И вы не насторожились?
— Что вы! Я думала, что больше звонков не будет. После того как Елисея Тимофеевича убили. Видели же сами по телевизору, что творилось…
…Разумеется, в «Московских новостях» журналиста Александра Семенова не оказалось. Да и не было никогда.
А в самой Пироговке бок о бок работали коллеги Болтаева с сотрудниками Турецкого. Два оперативника из района беседовали с администрацией больницы и врачами. Володя Яковлев шерстил младший медперсонал, а Галя Романова опрашивала больных, которые находились в палатах на том же этаже, что и реанимационный блок, в котором в ту ночь находился несчастный Ефим Борисович.
Как бы ни был хитер преступник, не бывает преступлений, где не осталось бы следов, где не оказалось бы случайного свидетеля. Просто их не всегда случается найти. В этот раз следователям посчастливилось: дежурная медсестра видела на этаже моложавого мужчину в белом халате и со шрамом на щеке. Кроме того, одна из пациенток тоже столкнулась с незнакомым мужчиной в час, когда посещения больных уже закончились. Она его рассмотрела хорошо, потому что столкнулась с ним нос к носу у женского туалета. И подивилась, что он тут делает. Впрочем, это мог быть и врач из какого-нибудь соседнего отделения. В белом халате был. Каков он на вид? Среднего роста, плотный достаточно. Подстрижен коротко, смотрит с прищуром, подбородок тяжеловат. А на щеке шрам небольшой…
Болтаев срочно направил заявку в экспертно-криминалистический центр МВД России, чтобы специалисты по габитоскопии составили субъективный портрет на основании показаний дежурной медицинской сестры и пациентки больницы. Руководство Пироговки не возражало против поездки больной в ЭКЦ на «Войковскую» для составления фоторобота. Состояние ее здоровья уже позволяло, но Сергей Михайлович так затеребил руководство центра, что в палату — с ноутбуком, оснащенным специальной программой «Faces», — криминалист приехал собственной персоной.
И следствие получило еще один фоторобот преступника-невидимки. Похожий на предыдущий, кстати. Но уже значительно менее расплывчатый.
Герман Тоцкий убежал из враждебной, опасной, чужой страны и вновь спрятался под мамино крылышко. Под этим крылышком было тепло, но не слишком уютно, как будто оно для прочности было обито стекловатой. Он только жалел, что не сразу послушался своего испанского адвоката, но, когда после очередного «казино-запоя» на его собственном пляже (а амбиции Германа позволяли ему считать своей собственностью чуть ли не половину Испанского побережья) был взорван его собственный гидросамолет (вот бы припомнить точно, на имя кого из приятелей была оформлена покупка), Тоцкий поверил, что дело пахнет жареным и поспешно спасся бегством. Конечно, возвращаться ему к матери не слишком хотелось, но Россия была лучшим убежищем на данный момент, особенно с их семейными связями и знакомствами, нежели какая-нибудь тихая, цивилизованная Европа. Как сначала он недоверчиво отнесся к предупреждениям Мигеля, так теперь Герман стал опасаться всего и заранее. А вдруг его уже ищет Интерпол? Даже постригся перед отъездом в аэропорт, чтобы изменить внешность.