Интервью под прицелом
Шрифт:
Он не знал, как его встретит мать. Больше всего ему не хотелось отчитываться в данный момент по их «общаку», но другого варианта он придумать не смог. Итак, к маме под крылышко, и будь что будет, не расстреляет же его родная мать, а вот от горячих испанских товарищей этого вполне можно было ожидать.
Однако мать выделила сыну лучшую комнату — она всегда берегла ее для сыночка. Но в прежние свои редкие визиты он предпочитал селиться в отелях или у друзей. Теперь же Герман жил дома. И чувствовал себя кумом королю, поскольку действительно — в кои-то веки — оказал матери посильную услугу. И теперь уже она была обязана ему.
Однако эйфория длилась недолго, и потихоньку все стало возвращаться на круги своя.
Спустя полторы недели после приезда он сидел в купальном халате на подоконнике и лениво помешивал чай в дорогой фарфоровой чашке.
— Как я рада, что ты вернулся, сыночка! — ворковала Анастасия, поглаживая при этом своего любимца — жирного рыжего кота. — Осунулся, морщинки вокруг глаз появились!
— Никаких у меня морщинок не появилось! — истерично вскрикнул Герман, отодвигая чашку и подбегая к зеркалу.
— Ну что ты волнуешься! Как девочка! — усмехнулась мать, выпуская кота, изволившего немного пошевелиться, на пол.
— Нет у меня морщинок! — повторил Герман, кисло вглядываясь в небольшой шрам на щеке.
— Ну хорошо, Герочка, успокойся. Я так по тебе соскучилась, а ты мне грубишь, — примирительным тоном сказала Анастасия.
— Мама, не начинай все заново! Почему ты всегда надо мной издеваешься, а потом я же оказываюсь виноватым? — капризно тянул избалованный сынок.
— Ну кто тебе сказал, что ты виноват? — ласково спросила Анастасия. — Подойди ко мне, мой цыпленочек, я тебя поцелую.
— Не надо меня целовать! — выкрикнул Герман. — Я тебе не верю!
— Конечно, ты мне веришь, а кому же тебе еще верить, как не родной матери? Кто единственный тебя любит больше жизни? Без меня ты бы был никем, мальчик мой!
— Пусть я был бы никем! Но ты не изводила бы меня своей любовью!
Герман даже обиженно надул губы. Вообще, он разговаривал с матерью так, будто не вышел из школьного возраста, — и его, и Анастасию такая игра вполне устраивала.
— Ну, разве мать виновата в том, что любит свое дитя? — патетически воскликнула Тоцкая и мельком взглянула на кота. Кот полз к своей миске по-пластунски, как раненый солдат, — не потому, что ему было плохо, ему было просто лень подниматься на ноги. Герман презрительно посмотрел на несчастное животное:
— Ты из меня хотела сделать плюшевого мишку, кастрированного котика, да?
— Герман, тебе надо успокоиться. Я понимаю, что две-три морщины вокруг глаз для тебя — самое ужасное несчастье в жизни, но твоя мать вынуждена как-то зарабатывать тебе на крем от морщин. Поверь, у меня есть проблемы и посерьезнее!
— Нет у меня морщин! — упрямо сказал Герман. — И я не пользуюсь кремом!
— Поэтому, — продолжала гнуть свою линию мать, — помимо заботы о моей кровинушке я должна встречаться с нашими покровителями. Потому что дела наши идут неважно. Ты должен это знать, чтобы не изводить меня лишний раз, не трепать мне нервы!
Тоцкая поняла, что перегибает палку, и притворно всхлипнула, уткнувшись в кружевной платок.
— Ну прости меня, мама! — Герман принял эту не слишком убедительную клоунаду за чистую монету. — Прости, я очень плохой, я знаю!
В доказательство он тайком, чтобы не заметила мать, несколько раз пнул ни в чем не повинного кота. Кот зашипел, но на ноги так и не поднялся.
— Ну конечно же я прощаю тебя! А теперь соберись! Скоро к нам приедут наши партнеры. Разговор предстоит такой, что не стоит доверять его ресторанам или кабинетам высокопоставленных шишек.
До кота наконец дошло, что его хотели обидеть.
— Мау! — возмутился он и проследовал в хозяйкин будуар, где изорвал дорогую ночную сорочку. Чтоб знали.
Тоцкая договорилась с покровителями о встрече у себя дома, потому что так было удобно всем: к тому же мужчины прекрасно были осведомлены о том, что в домашнем баре у Анастасии можно найти такое количество разновидностей алкогольных напитков, о каком мечтает всякий гурман.
Первым, как всегда, явился Афанасий Леонидович.
— О, сын приехал на побывку! — сказал он Герману и потянулся, чтобы похлопать его по плечу. Молодой Тоцкий деликатно уклонился от этого проявления дружбы.
— И уже помог нам в вопросе с чересчур рьяным пенсионером, — похвастала мать и велела: — Поздоровайся с дядей Афанасием.
— Прекрати эти свои шуточки! Какой он мне дядя! — взвился Герман.
— Ну вот, опять капризничает, — пожала плечами Анастасия, — успокойся, прими лекарство.
— Мама, я знаю, какие лекарства производит твоя фирма! Так и скажи, что хочешь меня отравить просроченными антибиотиками!
— Ох, несмышленыш, — вздохнула мать, — неужели я эту гадость буду дома держать? У нас в аптечке лекарства только немецкого производства! Можешь сам проверить!
— Помог, говоришь? Молодец. Бывают же умные дети. А моя дурища в Китай все-таки махнула, — вздохнул Пахомов. — Хоть денег успел ей сунуть, на дорогу и на первое время.
Следом прибыли Михеев и Колодкин. Оба были в подавленном настроении и попытались сорвать зло друг на друге, но Тоцкая их успокоила: не время сейчас сводить старые счеты, когда надо решать общие проблемы.
— Ну где там этот ваш Минков? — недовольно поинтересовался Колодкин и, переломившись, словно складной метр, сел на диван. — Вообще-то мы его ждать не обязаны. Кто он такой, чтобы мы его ждали?
— Давайте пока аперитивнемся! — предложил Михеев и двинулся к бару. Пахомов не стал от него отставать, а вскоре к покровителям присоединился и Герман.
Анастасия вышла на балкон и закурила сигарету. Она усиленно делала вид, что все в порядке, но при этом не спускала глаз с подъездов к дому: автомобиль Минкова она помнила и надеялась, что он появится с минуты на минуту. Ей пришлось выкурить три сигареты, прежде чем он подъехал. Вскоре раздался звонок в дверь: опоздавший стоял на пороге, извинялся, отдувался — словом, выражал полное раболепие и раскаяние. Но на него уже никто не сердился — трое мужчин успели «аперитивнуться», Колодкин был счастлив посидеть просто так на диване и пожевать махонькие профитроли с удачно оказавшегося рядом столика на колесах, ни о чем не думая и ничего не делая, а Тоцкая была счастлива, что гость наконец-то явился.