Интервью с магом
Шрифт:
Чекисты, к моему большому изумлению, беспрекословно повиновались. Я подошла к Маше, которая открыла глаза и прошептала:
– Ловко я изображаю припадок? В интернате намастрячилась – если в лом было двор убирать или окна мыть, всегда разыгрывала спектакль.
– Отойдите! – зычно вскричала я, и чекисты отшатнулись. – Девочке нужен воздух! Много воздуха! Где вода с лимоном? И... лед! Давайте, что же вы стоите? Роксана вас на живодерню отправит, если девочка сейчас скончается!
Приспешники полковника Вершинина ретировались. Я оглянулась, отметив, что фургон со всех сторон окружен застрявшими
– Я врач, – заявила она на ходу. – И могу оказать посильную помощь...
Незваная медичка склонилась над Машей, девочка внезапно перестала биться в корчах, села и клацнула зубами перед носом дамы. Та, вскрикнув, отшатнулась и быстро побежала в обратном направлении, приговаривая:
– Психи! Психи! Вот и помогай после этого страждущим!
Маша схватила меня за руку:
– Теть Кать, вперед! Пора делать отсюда ноги!
Дважды ей повторять не пришлось. Я потрусила вслед за Машей. Соболиное манто мешало передвижению, поэтому я сбросила его. Сапожки на высоких каблуках тоже не позволяли развить спринтерскую скорость, поэтому, замерев на мгновение, я с остервенением отломила оба каблука. Пауза позволила мне оглянуться и заметить, что за нами несутся люди Вершинина.
– Растлители малолетних! Педофилы! Дочку мою хотят похитить и в бордель для офицеров НАТО продать! – заорала я во все горло, указывая на наших преследователей. – Граждане, неужели никто не поможет бедной несчастной женщине и ее ребенку? Ведь гады потом и за вашими детьми придут!
Мой крик возымел эффект. Не такие уж наши современники и черствые, как считается, все-таки готовы прийти на помощь в трудную минуту. Значит, не убил еще наши души неолиберальный капитализм!
Возникло несколько солидной комплекции мужчин, к которым примкнула компания из бритоголовых типов со сворой псин. А я, продолжая дланью указывать на остановившихся в нерешительности и ожидавших приказаний полковника чекистов, повторила:
– Вот они, насильники! Бейте их, граждане!
И, не дожидаясь развязки, побежала прочь, к Маше, дожидавшейся меня на углу улицы, около небольшого магазинчика. Обернувшись, я увидела, что преследователи отстали – разъяренные жители столицы, а также радикалы правого толка перегородили им путь. Кто бы мог подумать, что я буду благодарна русским фашистам! Собственно, они не виноваты в том, что уродились такими ущербными – это всего лишь расплата за дурную карму!
Нам с Машей удалось оторваться от чекистов. Задыхаясь, мы кинулись к входу на станцию метрополитена. И только тогда я обнаружила, что у меня нет денег! Еще около часа назад в моем кармане находилось алмазов на тридцать миллионов евро, а сейчас не было ничего. Собственно, и кармана тоже не было, ведь соболиное манто я скинула во время кросса.
Маша, надо отдать ей должное, не растерялась. Скрестив ноги, она плюхнулась около входа на грязный асфальт и затянула унылую песню:
– Сами мы неместные… Подайте, кто сколько может!
Я отошла в сторонку, тревожно вертя головой по сторонам. А что если сейчас возникнут наши преследователи?
Мое внимание привлекли охи и ахи. Я увидела Машу, бившуюся на асфальте в конвульсиях. Затем девочка прекратила представление и слабым голоском сказала, указывая на меня:
– Это моя мамочка. У нас нет денег, а я страдаю эпилепсией! Помогите, Христа ради! Нас отец бросил ради другой, из квартиры выгнал! Мы теперь бомжуем, под мостом живем! Денежек на лечение моей болезни нет, а мне так надо!
И Маша снова затряслась в конвульсиях. Несколько возмущенных, богато и со вкусом одетых дам подошли ко мне и заявили:
– Какая же вы после этого мать? Сама вон, в дорогих тряпках, я ребеночку лекарства купить не может! А ваш муж – козел и подонок! Таких надо расстреливать на Красной площади! Возьмите!
Они протянули мне несколько сотенных бумажек. Да и другие прохожие не остались в долгу. Видимо, представление Маши произвело на них незабываемое впечатление. Я даже не знала, куда девать бумажки.
– Да, козел и подонок, – твердила я, вспоминая своего бывшего. – Да еще какой! Редкостный козел и совершеннейший подонок! Бросил нас, несчастных! Нашел себе новую усладу!
Я так вошла в роль, что не заметила, как ко мне подошла улыбающаяся Маша.
– Ну че, теть Кать, почапали? Денег для метра достаточно?
Дорогу нам преградила странная троица – мужчина на костыле, в тельняшке и солдатской шинели, полная дама в пуховике, с табличкой на груди: «У меня рак уха-горла-носа, вспомогите на лечение» и подросток неопределенного пола с покрытым шрамами багровым лицом.
– Это наша территория, – неожиданно сочным басом произнес подросток. – Нечего нашу публику доить! Гоните заработанное!
Я поняла, что своим представлением мы вызвали зависть и недовольство местных попрошаек. В руке субъекта на костыле щелкнул складной нож.
– А разве рак уха-горла-носа бывает? – поинтересовалась я у полной мошенницы. – Перед тем как публику обманывать, хотя бы в медицинскую энциклопедию заглянули и подходящую болезнь отыскали!
Но устыдить особу не удалось.
– Монету гоните! – прохрипел тип на костыле. – А не то щас пером пощекочу!
Я не знала, что делать с субъектами, взявшими нас тем временем в кольцо, но тут Маша с обезьяньей ловкостью вырвала у субъекта костыль. Тип в шинели пошатнулся и грохнулся на асфальт. Пока дама в пуховике и подросток со шрамами суетились около него, мы проскользнули в вестибюль станции.
К кассе выстроилась приличная очередь, а наши преследователи – их было теперь уже две разновидности: люди полковника Вершинина и местные нищие – могли настигнуть в любой момент. Денег у нас было, благодаря сердобольным и доверчивым согражданам, предостаточно. Поэтому я утянула Машу к крайнему турникету, около которого возвышалась седая пожилая особа в форме, и сунула ей три сотенные бумажки.
– Пропустите нас, пожалуйста, без очереди!
Несколько мгновений спустя мы, расталкивая возмущающихся пассажиров, стремительно бежали вниз по эскалатору. Когда же наконец остановились в центре огромного зала около вывески с перечнем станций – мне требовалось сориентироваться и решить, куда же направить свои стопы, – Маша вдруг произнесла:
– Теть Кать, а можно… я буду называть тебя мамой?
Что я могла ответить? Вместе с Машей я впуталась в ужасную и безрадостную историю, и вместе с ней мы находились в бегах.