Инвестком
Шрифт:
Эта сделка ещё не закончилась, когда Игорь встретил в «Мосжилсервисе» Марину, цыганку.
«На ловца и зверь бежит», – обрадовался он старой знакомой. Крутобёдрая, чуть полноватая, мягкая и плавная в движениях, Марина мало была похожа на других цыганок – ни манерами, ни способом одеваться, неброско и почти со вкусом. Её выдавали разве что смуглость лица и большие, карие, южные глаза. Похожа Марина скорее была на грузинку. Она приветливо, радостно улыбалась и, узнав, что Игорь работает в «Инвесткоме» и занимается выкупами, тут же предложила квартиру. Это показалось несколько удивительно, потому что года три назад –
– Покупатель – наш человек. Вы что, не доверяете? Зачем вы подходите так формально? – горячился артист и даже стал угрожать, но Игорь выстоял до конца. С тех пор на фирме они не появлялись.
Однако то было дело прошлое, сейчас же Марина просто лучилась от симпатии.
– Нам с мужем надо побыстрее продать квартиру в центре, – сообщила она, – одну мы уже продали, тоже вашему «Инвесткому», возле ВДНХ. Хотим уехать в Ленинградскую область.
– Главное, чтобы мы могли на этом заработать, – обрадовался Игорь. – Все бумаги у вас в порядке?
– Конечно.
– Марина, а вы давно замужем?
– Около года.
– А этот, помните, с вами был, симпатичный, кажется, Рафаэль. Говорил, что в театре «Ромэн».
– Да, Рафаэль, – подхватила Марина, – он в самом деле артист. Он мне помогает. Если всё будет хорошо, у нас есть и другие квартиры.
Верить нельзя было ни единому её слову, Игорь это знал, но вариант представлялся исключительно заманчивым.
Они пришли все трое: сама Марина, её муж, Юрий Иванович, нездорового вида мужичок, неоднократно сидевший, с татуировкой на руке, измятый, похожий на алкоголика, и красавчик-цыган Рафаэль, скорее всего, Маринин любовник. Действительно ли Рафаэль, или нравилось называться этим именем, оставалось неизвестным. Впрочем, и Марина могла быть вовсе не Мариной. Зато документы действительно были в полном порядке, квартира получена Юрием Ивановичем по наследству от матери-фронтовички несколько лет назад.
– Даже ремонт сделали, – похвасталась Марина, – с маленькой перепланировкой. С ремонтом только не повезло. У Юрия Ивановича вышла драка с работягами. Ударили по голове и убежали. Ремонт так и не закончили.
– Почему решили уезжать? – поинтересовался Игорь у Юрия Ивановича.
– Надоело в Москве, – стал объяснять Юрий Иванович, – у меня сколько друзей жили в этом доме. Все по пьяни пошли по тюрьмам. Никого в живых не осталось. Тоскливо тут. Пора на природу, в этот, как его, город…
– Тосно, – подсказала Марина.
– Вот, Тосно, – подхватил Юрий Иванович, – там грибы, ягоды, это возле финской границы.
– Если вы не захотите, нам есть кому продать. Вашему же «Инвесткому» в Отрадном. Одну квартиру, на ВДНХ, мы им продали. – Марина повернулась к Барзани: – Мы давно знаем Игоря Григорьевича, свой человек, решили пойти навстречу.
– Нет, мы хотим. Никому не продавайте, – не выдержала Барзани, – только нам.
– Хорошо, – согласилась Марина. – Я же говорю: свои люди. Главное, чтобы быстро.
– Очень быстро, –
– Мы знаем, – закивала Марина. – Мы как раз поедем в Крым на две-три недели. Надо пролечить Юрия Ивановича. А вам оставим ключи и доверенность на сбор документов. Как приедем, чтобы сразу.
– Мы согласны, – поспешно сказала Барзани.
– Марина деловая, – с гордостью сообщил Юрий Иванович. – У неё отец – цыганский барон. На самом деле он не цыган, а еврей из Одессы. Так получилось, что он убил прежнего барона, а у цыган так принято: должен занять его место, или его положено убить. Вот он и стал бароном, а в жёны взял себе абхазку. Вон, видите, Марина на грузинку похожа. Благородная. Грузины, абхазы – одна сатана. Вышло так, что я с бароном сидел в тюрьме. Очень умный был мужик. Он и умер у меня на руках от сердца.
– Давно?
– Лет пятнадцать тому. При Горбачёве.
Они поднялись.
– Попить водички у вас можно? – попросил Юрий Иванович.
Игорь кинулся искать стакан.
– Да не ищите, дайте, если есть, бумажный, у него туберкулёз, – Марина брезгливо скривилась.
Пока Юрий Иванович пил воду, Игорь отвёл Марину в сторону.
– Пьёт? На учёте состоит?
– Сейчас нет. Бросил. После травмы у него от водки очень сильно болит голова. А с учёта мы его снимем. У нас в диспансере есть знакомые.
Едва они ушли, довольная Барзани обратилась к Игорю:
– Вот видите, Игорь Григорьевич, у вас лёгкая рука. На этом варианте мы заработаем пятнадцать-двадцать тысяч. Я сегодня же поговорю с Ионой Исаевичем. Он любит такие сделки. У него все диспансеры схвачены.
Через три недели, когда Марина с Юрием Ивановичем вернулись в Москву, к сделке всё было готово: инвестиционный вариант утверждён Куликом, деньги выделены, документы собраны. Положенные в «Инвесткоме» запросы в диспансеры по просьбе Разбойского Игорь заказал с отсрочкой в две недели. Срок этот нужен был блатмейстеру, чтобы свои люди не только сняли Гаценко с учёта, но и уничтожили истории болезни, если таковые, конечно, имелись в наличии.
Ответ из наркодиспансера пришёл сразу. На милицейском бланке был отпечатан запрос: «В отношении Гаценко Юрия Ивановича возбуждено уголовное дело. Прошу сообщить, состоит ли означенный Ю. И. Гаценко на учёте в наркодиспансере» и подпись: «лейтенант Петров», а пониже штамп диспансера: «не состоит». А вот из ПНД [90] ответ так и не пришел.
– Ну и ладно, нет так нет, обойдёмся, – решительно сказал Разбойский, повстречавшийся в коридоре, – у наших юристов есть собственные психиатры. Пусть какой-нибудь пообщается с клиентом.
90
ПНД – психоневрологический диспансер.
Распоряжение тотчас было исполнено. Юрист Боря передал Игорю телефон эскулапа: «Горячкин, кандидат медицинских наук, Институт имени Сербского, за двести долларов напишет, что надо».
– Этот Гаценко, конечно, недопонимает последствия своих действий. Нарушение интеллекта на почве алкоголизма и перенесённой травмы. К тому же зомбирован. Но я напишу всё, как требуется, – психиатр почти слово в слово повторил юриста Борю.
– Раньше у вас в институте и не то делали, – напомнил Игорь.