Иные Миры
Шрифт:
Со знаком реки и переправы связана загадка другого символа, также повторяющегося в разных культурах: знака ладьи в потустороннем мире. «Ладья мертвых присутствует во всех цивилизациях» (Ж. Шевалье, А. Шербрант. Словарь символов). По словам немецкого исследователя, «едва ли можно найти крупную часть населения Земли, где не имелась бы вера в корабль душ».
Знак этот, напоминающий о реке,
Сама множественность таких моделей, их разнообразие, та старательность, с которой нередко изготавливались они, свидетельствуют о том, сколь важным представлялось, чтобы душа совершила этот переход через некий рубеж в посмертном мире.
Но даже деревянные, изготовленные особенно тщательно и сохранившиеся в захоронениях фараонов лодки и ладьи эти оставались лишь знаками и были явно не приспособлены, чтобы держаться на воде. Один из таких символов – ритуальная ладья из пирамиды Хеопса. В том же значении, что и в Египте, он присутствовал в Вавилоне и на Американском континенте – в культуре мочика (первые века н. э.). И в Китае – саркофаг императора Цин-Шихуанди в форме ладьи (III в. н. э.). Об изображении корабля на эллинских надгробиях упоминал Флавий Филострат. Даже на Мадагаскаре в древности захоронения совершались в ладьях. Так же в ладьях хоронили славяне во времена Киевской Руси и позднее. Следуя той же схеме, скандинавы выкладывали каменную ладью на месте, где был похоронен кто-то.
И сегодня лодка или модель лодки – обязательный атрибут погребальных обрядов в Индонезии, Океании, на Малайе и у аборигенов Австралии.
И у народов Севера в разных списках тоже можно еще застать этот обычай.
Лодки египетских погребений, отстоящих от нас на семь тысяч лет, обозначают, очевидно, ту раннюю дату посмертного опыта, о которой мы можем судить. Вероятно, образ этот – реки и переправы в загробном мире – был привнесен кем-то, кто оказался по ту сторону черты, а затем вернулся или был возвращен к жизни. Воспоминания о посмертных его состояниях, воспринятые как свидетельство очевидца, вошли в систему символов той эпохи. Впоследствии опыт этот подтвердился, надо думать, в рамках других культур.
В какой мере образы – реки, переправы и другие отражают реальность, стоящую, возможно, за ними?
Структура человеческой психики состоит как бы из двух уровней: собственно сознания и того, что называют бессознательным. Или «ночного сознания», как обозначают его еще. Это – область внелогического восприятия реальности, интуитивного постижения тех зависимостей между явлениями, которые лежат вне причинно-следственных связей, вне рационального.
Швейцарский психолог К. Г. Юнг ввел понятие «коллективного бессознательного», включив в него «архетипы» – так он обозначил некие исходные первичные схемы, сгустки эмоциональных состояний, ожиданий и тревог, восходящих к опыту самых отдаленных поколений. И присутствующих в психике человека сегодняшнего дня. Бессознательное «ночное сознание» заполнено символами, часто лишенными визуальных форм, плывущими, переходящими, замещающими один другой. Им нет прямых соответствий, нет аналогов в бодрственном, «дневном состоянии». Выйти из бессознательного, быть воспринятыми они могут, только приняв образы внешнего мира. Эти образы – страх, падение, вода, огонь, враг… – как бы код, на котором бессознательное может говорить о каком-то своем опыте, о той реальности, которую воспринимает оно. В том числе о реальности, возможно, лежащей вне диапазона наших пяти чувств.
Я говорю здесь об этом потому, что опыт посмертных состояний относится, как представляется мне, именно к этой области восприятия. К той области, о которой мы можем судить только по тем редким протуберанцам, которые, вырвавшись из этой зоны, попадают в сферу сознания. Но даже тогда они воспринимаются сознанием как символы, которым мы пытаемся подобрать смысловые значения в опыте нашей повседневной жизни.
Именно такими символами, такими знаками, когда можно считать, очевидно, и образы, приносимые из посмертного состояния. Таков, надо думать, и образ реки, переправы, и образ движения в узком пространстве из мрака к свету.
Изучение мифологем, тоже порождаемых бессознательным, дает такие значения знака реки – «препятствие», «преграда». Переправа в той же системе знаков означает «завершение подвига», «обретение нового статуса», «новую жизнь».
В. Я. Пропп, говоря о русском фольклоре, замечает: «Все виды переправы указывают на единую область происхождения: они идут от представлений о пути умершего в иной мир, а некоторые довольно точно отражают и погребальные обряды».
Само слово «рай» в русском языке происходит от индоевропейского «радз», который берет начало в санскритском «раджас» – «вода», «блеск воды».
Иными словами, знак реки и переправы через неустойчивый элемент посмертных переживаний. И элемент этот присутствует в представлениях самых разных, далеких друг от друга культур.
Но вот что важно – этот же символ и в том же значении находим мы, оказывается, и в воспоминаниях реанимированных. Или вернувшихся к жизни спонтанно, как аборигенка Новой Зеландии, о которой упоминал Э. Тейлор. Повествуя о посмертном своем опыте, она также упоминала о реке, оказывающейся на ее пути.
Иногда знак реки выражается через другой символ – черту, которую предстоит пересечь, изгородь или стену, вставшую вдруг на пути и уходящую бесконечно в обе стороны. Последний образ – из воспоминаний Каннингама.
Судя по всему, символ этот несет представление (идею, мысль, чувство), по которому переступить некую черту знаменует собой бесповоротность. Кто переходит мрачную реку Хубур, гласят вавилонские тексты, попадает в страну, «откуда нет возврата». Этот же смысл заключают в себе античные реки подземного мира – Стикс и Лета. Воды их – воды забвения, стирающие память личности, память прошлого. Присутствует этот знак безвозвратности и в шаманистской традиции [6] – считается, что, только когда душа перешла «воды смерти», человек «совершенно умирает».
По данным «Американского журнала психиатрии», об этом восприятии-близости «черты, после которой нет возврата», упоминают более половины (57%) тех, кто прошел «опыт смерти» и помнит о нем.
7. Человек-это не только его тело
Говоря о возвращении к жизни, о пребывании вне тела, я обходил – намеренно или нет – вопрос, который читающие, наверное, уже задают себе. О чьем пребывании «вне», о чьем возвращении речь? Ведь сам человек, его тело никуда не удалялось и ниоткуда не возвращается, оно как было, так и продолжает лежать на реанимационном столе.
Некоторые исследователи говорят об определенной полевой структуре, окружающей человека, пронизывающей и заполняющей его тело («биоплазме» – по терминологии доктора биологических наук В. М. Инюшина). Это энергетическое поле состоит из «ионов, возбужденных электронов, протонов, а также, возможно, и других частиц» и является системой, действующей как целостное, взаимодействующее энергетическое тело. Под «биоплазменным телом», по словам В. М. Инюшина, подразумевается «вся совокупность плазменных структур живого организма, соединенных в единое целое».