Иные обстоятельства
Шрифт:
Девушка между тем продолжала.
– Знаете, я иной раз, когда сажусь за мольберт, сама точно не представляю, что хочу написать. Объяснить даже не могу, пишу как бы по наитию, и вдруг узнаю каких-то давно забытых людей, которых видела когда-то. Или пишу незнакомого человека, а потом вдруг неожиданно встречаю его на улице, в автобусе. И совсем не обязательно, что этот человек начнёт играть какую-то роль в моей жизни, как-то менять её, нет. Просто сам факт удивляет, я написала портрет незнакомца, а он – вот он в реальной жизни!
Знаете, я как-то написала картину с деревом жизни. Около дерева лежит лев… Между прочим, в легенде именно лев,
Перешли в комнату, оставив немытую посуду на кухонном столе. Лера достала со дна своей большой спортивной сумки альбом, уселась на диван, пригласив Коптева присесть рядом.
Рисунок Эйнштейна с головой льва был шикарно выполнен. Но производил почему-то жуткое впечатление. Потом они смотрели другие рисунки и наброски, в одном из которых Коптев узнал себя. У него было страдающее лицо и распухшая от флюса щека. Было здорово похоже. И не обидно. Ну, был он такой, да, но теперь всё прошло, флюса больше нет.
В альбоме было много всяко-разного, смотрели, обсуждали. Спорили. И как-то так вышло, что очень тесно прижались друг к другу, как-то само собой получилось, что они обнялись, стали целоваться, да так страстно и неумело, будто подростки.
Коптев крепко обнял её, она простонала в сладостной истоме, что не нужно, не надо… Но всё теснее и теснее прижималась к нему свои молодым горячим телом.
Альбом сполз с её колен на пол, но о нём никто и не вспомнил…
Потом, спустившись на грешную землю, Коптев попытался понять, как это всё так вдруг и так просто произошло? Ещё какой-то час назад он ничего подобного даже в мыслях не держал. Он точно вернулся в студенческие годы, когда вот так же запросто они озоровали со своими сокурсницами, порой даже едва познакомившись.
А ещё, помнится, неподалёку от их студенческого общежития, где жили иногородние ребята и девчата, находилось женское общежитие от какой-то фабрики. Коптев со своим закадычным другом Витькой Хлебосоловым торчали там денно и нощно.
Общежитие это прозвали «Чудильник». Ох, и почудили же там ненасытные студенты! Один раз на пару с Витькой Коптев подцепил «французский насморк», будь он неладен. Это прискорбное событие отрезвило друзей и положило конец набегам в «Чудильник».
Да сколько всего было в те вихрем пронёсшиеся годы! И вот теперь он словно вновь вернулся студенческие времена…
– Ты о чём задумался? – перебила его мысли лежавшая рядом Лера.
– Да ни о чём, собственно, – не сразу отозвался Коптев.
– Не правда. Ты думал о чём-то весёлом, у тебя на губах играла улыбочка.
Как она смогла его лицо разглядеть в темноте, удивился Коптев. Ведь, кажется, спала, во всяком случае, лежала с закрытыми глазами. Впрочем, луна нет-нет, да и выглядывала из-за туч.
– Думал о твоих словах, что сны это некий канал в другой мир, – быстро нашёлся Коптев. Не рассказывать же ей повесть о «Чудильнике»!
– Ты не согласен?
– Напротив, очень даже согласен. Вот послушай…
И он принялся рассказывать припасённую к случаю историю,
Был у него брат, старший, человек умный, начитанный, окончивший философский факультет МГУ. В «лихие» девяностые никому философы не требовались. Их и прежде-то не жаловали, если они, конечно, не были апологетами так называемой марксистско-ленинской философии, всю нищету которой понимал даже мало-мальски думающий человек. Словом, работы не было, он брался за любую, чтобы прокормить себя и жену. Жена полунищенское существование вынести не смогла и бросила несчастного философа.
Артём стал пить, чтобы унять боль-тоску, охватившую после расставания с любимой женщиной. Сначала чуть-чуть, чтобы взбодриться, а потом… Ну как это обычно бывает? Перед младшим братом и матерью хорохорился, говорил, что у него всё хорошо, а вскоре будет ещё лучше. Да только всё слова эти так словами и остались. Запил он крепко, допивался порой до чёртиков, лежал не раз в ПНД. И однажды во время очередного запоя, шагнул из окна…
– Вот такая история произошла с моим несчастным братом, – Коптев вздохнул, помолчал немного. – Но это, как говорится, только присказка. Вскоре после похорон Артёма моя мать, царствие ей небесное, увидела его во сне. Будто приходит она в какое-то учреждение и спрашивает у кого-то в окошке: а Коптев Артём у вас? – Здесь, отвечают. Он там, в саду. Мать идёт в сад, сад пышный такой, цветущий, и видит Артёма. Он гуляет с каким-то человеком, одетом во всё белое, который держит его за руку, словно помогает ему идти. Мать говорит: извини, я так долго тебя искала и ничего с собой не принесла. – А мне ничего не нужно, отвечает Артём, у нас тут всё есть… Ты слушаешь, или спишь? – скосил глаза в сторону Леры Коптев
– Слушаю, конечно, слушаю, очень интересно, продолжай, пожалуйста, – Лера повернулась на бок лицом к Коптеву, поставила локоть на подушку и упёрлась рукой в щёку. – А что дальше было?
– Прошло несколько недель, и мать вновь увидела во сне Артёма. Стоит он в каком-то помещении, на нём защитного цвета рубашка на три пуговички и брюки с лампасами, как у генерала. Рядом с ним два человека, но теперь уже в чёрном одеянии, точно монахи. Одни из них и спрашивает у Артёма: – Ну ты вспомнил? – видимо его о чём-то спросили перед тем как появилась мать. Он отрицательно качает головой. – Тогда пойдём в другую комнату, может быть, там вспомнишь. Мать взволнованно спрашивает: вы его бить собираетесь? Не надо, я вас очень прошу! Хотите, я на колени перед вами встану? – Мы же не милиция, отвечает ей какой-то добродушный голос. Вот такой сон был, второй. И почти сразу за ним последовал третий, последний. Артём с поникшим видом сидел на стуле в большой полутёмной комнате и ждал встречи с кем-то, перед кем должен был держать ответ за содеянное им на земле.
– Что скажешь? – нарушил воцарившееся после его рассказа молчание Коптев.
– И кто-то будет утверждать, что какие-то там части мозга во время нашего сна почему-то не заторможены, отчего-де возникают некие хаотические видения? Чушь собачья!
– Я когда услышал от матери об этих её снах, поражён был. Нет, конечно, она постоянно думала об Артёме, сильно страдала: легко ли пережить сына, первенца. Но чтобы узреть все эти мизансцены, услышать разговоры, которые в жизни никогда ни с кем не вела, такое просто так произойти не может. Возможно, сны приоткрывают завесу над тем, что Христос назвал «пакибытие», то есть иным миром. Это в Евангелии от Матфея, помнишь?