Иным путем. Вихри враждебные. Жаркая осень 1904 года
Шрифт:
А сейчас вдовствующая императрица ожидала свою будущую невестку. Масако должна была прийти в Малахитовую гостиную в сопровождении епископа Николая, который был одновременно и ее законоучителем, знакомившим японскую принцессу с основами христианства, и наставником, рассказывающим будущей супруге русского императора о стране, в которой ей предстоит жить. Ну, и еще переводчиком.
Впрочем, Масако трудолюбиво и упорно, как могут делать только японцы, учила русский язык и уже смешно произносила своим тоненьким голоском простейшие фразы, часто заменяя звук «эл» на звук «эр». Но принцесса старалась, да и учитель у нее был опытный. И потому она уже немного понимала то, о чем ей говорили.
Мария Федоровна усмехнулась. Она вспомнила, что капитан Тамбовцев по секрету рассказывал ей о судьбе
Вдовствующая императрица, задумавшись, не заметила, как в Малахитовую гостиную вошли Масако и епископ Николай. Принцесса, увидев мать ее будущего мужа, почтительно поклонилась. Мария Федоровна, быстро поднявшись с софы, подошла к Масако и поздоровалась с ней и епископом.
– День добрый, ваше веричество, – ответила принцесса, смущенно опуская глаза.
– Как ты себя чувствуешь, дитя мое? – ласково спросила Мария Федоровна у Масако, с трудом удерживаясь, чтобы не погладить по голове эту юную девушку, которую волею политиков судьба забросила на другой конец света.
– Спасибо, хорошо, ваше веричество, – ответила Масако, подняв голову и с робостью заглядывая в глаза императрицы.
У Марии Федоровны сжалось сердце от жалости и нежности. Ей показалось, что с такой женой ее Мишкину будет хорошо. Она не знала – полюбит ли ее сын эту нежную и робкую девушку, как полюбил ее когда-то могучий и суровый супруг, великий князь, а потом – император Александр III. И ей очень захотелось, чтобы все было именно так.
Вдовствующая императрица пригласила принцессу присесть на софу рядом ней, придвинула стул епископу Николаю и неожиданно для себя стала рассказывать будущей невестке о том, что ей пришлось пережить, прежде чем она стала женой российского императора.
О том, как юная датская принцесса Дагмара сначала была невестой цесаревича Николая, старшего сына императора Александра II. «Милого Никсу» – так называла его юная датская принцесса – невежественные европейские доктора загнали в могилу, леча его варварскими методами «закаливания». Они заставляли больного молодого человека купаться в холодном Балтийском море, невзирая на то, что лето 1864 года было совсем не жарким.
Мария Федоровна вспомнила, как она чуть не упала в обморок, когда в апреле 1865 года увидела в Ницце своего жениха. Это был скелет, обтянутый кожей. Он вскоре умер, до последней минуты не выпуская из своих рук руку невесты, которой так и не суждено было стать его женой. Рядом ней все это время был брат Николая Александр. Он-то и стал через год ее супругом, ибо умирающий сам вложил руку невесты в руку младшего брата, попросив позаботиться о бедной девушке. И с Александром Дагмара, ставшая после обряда миропомазания Марией Федоровной, была счастлива в браке до самой кончины императора.
Епископ Николай, переводивший Масако рассказ вдовствующей императрицы, после слов о смерти Александра III перекрестился, а по щеке принцессы покатились непрошеные слезы. Ей вдруг стало жалко эту пожилую и добрую женщину, мать ее будущего мужа, которая чем-то была похожа на ее собственную матушку, оставшуюся во дворце отца-императора – далеко-далеко от холодного и сурового Петербурга.
Мария Федоровна заметила слезы своей невестки. Она не сдержалась, обняла девушку и прижала ее к себе.
– Не бойся, милая, все будет хорошо, – ласково сказала императрица Масако, – я не дам тебя в обиду. Будешь ты с моим Мишкиным жить-поживать да детей наживать.
Масако доверчиво прижалась к императрице. Она хотела что-то ей сказать по-русски, но не нашла подходящих слов и быстро начала говорить по-японски епископу Николаю. Тот почти синхронно стал переводить.
– Принцесса говорит, – сказал он, – что она будет императрице-сама любящей и послушной дочкой. Она никогда не забудет ее доброту. Масако обещает быть верной женой ее сыну и родить наследника русского престола. Россия – великая страна, а русские – замечательный и добрый народ. Никогда-никогда подданные ее отца не будут больше воевать с русскими. Вражда между Россией и Японией нужна была только западным гайждинам, которые хотели заработать на этой вражде.
Переводя сбивчивую речь принцессы, епископ Николай в знак одобрения кивал головой. Мария Федоровна внимательно слушала свою будущую невестку и думала, что Мишкину повезло: эта девушка не только нежна, добра и послушна, но еще и умна. А это значит, что именно такая супруга и нужна императору России Михаилу Второму.
Встав с софы, Мария Федоровна подошла к столу, стоящему в центре гостиной, сделанному из малахита, и взяла с него Евангелие. С ним она подошла к Масако.
– Возьми это, милая, – сказала она, протягивая Евангелие девушке, – пусть эта священная книга будет всегда с тобой. Я верю, что она поможет тебе лучше понять народ, среди которого тебе придется жить. Держи ее всегда при себе и в трудную минуту заглядывай в нее.
– Ваше преосвященство, – обратилась она к епископу Николаю, – прошу вас помочь этой светлой душе побыстрее понять суть Православия. Мне кажется, что ее уже можно считать оглашенной, и она должна все вечери бывать в дворцовой церкви, чтобы принцесса восприняла дух нашего богослужения. Я буду считать дни до того светлого дня, когда она примет таинство Крещения. Ну, а после обручения мы обвенчаем их. К сожалению, из-за траура по моему трагически погибшему сыну все церемонии будут скромными, без положенного в таких случаях размаха. Но, даст бог, все образуется.
Мария Федоровна подошла и обняла принцессу Масако, стала под благословение епископа Николая и, попрощавшись с ними, отправилась на половину императора. Ей надо было переговорить с сыном о его будущей семейной жизни…
Манифест императора Михаила II о восшествии на престол
Объявляем всем верным Нашим подданным: Богу, в неисповедимых судьбах Его, благоугодно было завершить славное Царствование Возлюбленного Брата Нашего мученическою кончиной, а на Нас возложить Священный долг Самодержавного Правления. Повинуясь воле Провидения и Закону наследия Государственного, Мы приняли бремя сие в страшный час всенародной скорби и ужаса, пред Лицом Всевышнего Бога, веруя, что предопределив Нам дело Власти в столь тяжкое и многотрудное время, Он не оставит нас Своею Всесильною помощью. Веруем также, что горячие молитвы благочестивого народа, во всем свете известного любовию и преданностью своим Государям, привлекут благословение Божие на Нас и на предлежащий Нам труд Правления. В Бозе почивший Брат Наш, прияв от Бога Самодержавную власть на благо вверенного Ему народа, пребыл верен до смерти принятому Им обету и кровию запечатлел великое Свое служение. Да будет память Его благословенна вовеки!
Низкое и злодейское убийство Русского Государя, посреди верного народа, готового положить за Него жизнь свою, недостойными извергами из народа, – есть дело страшное, позорное, омрачило всю землю нашу скорбию и ужасом. Но посреди великой Нашей скорби Глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело Правления в уповании на Божественный Промысл, с верою в силу и истину Самодержавной Власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений. Да ободрятся же пораженные смущением и ужасом сердца верных Наших подданных, всех любящих Отечество и преданных из рода в род Наследственной Царской Власти. Под сенью Ее и в неразрывном с Нею союзе земля наша переживала не раз великие смуты и приходила в силу и в славу посреди тяжких испытаний и бедствий, с верою в Бога, устрояющего судьбы ее. Посвящая Себя великому Нашему служению, Мы призываем всех верных подданных Наших служить Нам и Государству верой и правдой, к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю Русскую, – к утверждению веры и нравственности, – к доброму воспитанию детей, – к истреблению неправды и хищения, – к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России Благодетелем ее, Возлюбленным Нашим Братом.
Дан в С.-Петербурге, в двадцать пятый день марта, в лето от Рождества Христова одна тысяча девятьсот четвертое, Царствования же Нашего в первое.