Инженер его высочества
Шрифт:
— Высочеству нетрудно, — улыбнулся Гоша. — Все равно перед отъездом придется всем в Москву заскочить, вон сколько лекций еще нечитаных, там и сделаем.
Ну вот, три дня в Москве позади, мы едем в Европу. Я сижу в своем купе, которое раза в полтора больше привычного мне, в основном смотрю в окно, а когда надоедает, лениво почитываю фантастику в ноутбуке. Отдыхаю от предотъездной беготни, имею право. Пока Гоша с Машей болтались по приемам и театрам, я прочитал две лекции в Русском Техническом Обществе и одну — у Жуковского. Потом, даже не пообедав, дал несколько интервью и подобрал место
Негромкий стук в дверь оторвал меня от размышлений. Я открыл, и вежливо поклонившийся халдей сообщил, что господина Найденова приглашают на ужин. Блин, и вот чего же мне раньше так не ездилось?
Глава 10
Вагон, в котором мы ехали, состоял из четырех купе и большого проходного помещения, которое я считал столовой, а Маша гостиной. Возможно, официально оно называлось как-то еще, но нас это не интересовало. Когда я пришел, там за накрытым столом уже сидела молодежь. Причем накрыт этот самый стол был весьма даже небедно, попросту говоря, ломился от блюд и бутылок. Учитывая скромность в еде Гоши, паническую боязнь разжиреть Маши и полную неразборчивость в кулинарных вопросах меня, это было странно.
— Что-нибудь празднуем? — спросил я, присаживаясь.
— Говорила же, что не помнит! — фыркнула Маша.
Я начал судорожно соображать. День рождения у меня в январе, у Маши в феврале, у Гоши, кажется, где-то в конце апреля, во всяком случае именно тогда массовым порядком приходили поздравительные письма. Значит, еще какая-то дата… так, а когда это я на Зекарском шоссе во сне на чужом мотоцикле рулил, уж не год ли назад? Очень на то похоже.
— Сегодня исполнился ровно год с того момента, как я не умер, — подтвердил Гоша. — Тебе, конечно, никто не отказывает в праве на собственное мнение по этому вопросу, но мы с Машей считаем, что тут есть повод слегка попраздновать.
— Мне мама рассказывала, что во времена дядиной молодости среди байкеров "слегка" означало в пределах поллитры на рыло, — сообщила Маша. — Если больше, это было уже "средне".
— Во-первых, тогда были не байкеры, а рокеры, — уточнил я, — во вторых, твоя мама всего раз была с нами на шашлыках и то выпала в осадок с единственного стакана, а в третьих, сейчас у меня возраст, печень и нажитое с годами отвращение к пьянству. Но слегка поддержать ваш банкет я не против.
— Тогда за организатора и вдохновителя наших побед — дядю Жору! — провозгласила Маша.
— Вот только их пока немного и какие-то они мелкие… — вздохнул Гоша.
— А по-моему, нормальные для года работы. Потом покрупнеют. Дядь Жора, а ты что молчишь?
— Селедку ем, не видишь?
— Мне кажется, что это форель, — заметил Гоша.
— Да? Вот и я тоже думаю, с чего бы это селедка так покраснела. А насчет побед — так главная, я считаю, уже одержана. Куда тут хвост деть? И где пепельница?
— Дядя, а может не курить при Гоше?
— Да здоров я давно! Жора, продолжай.
— Так я и говорю, что главная победа — вот она, в честь нее мы сейчас и запиваем селедку шампанским. Кислятина, между прочим, я думал, тут лучше будет. Племянница, передай мне вон ту конечность, будь добра. А это желтое — хрен? Так вот я к тому, что ты, Гоша, жив. И вполне даже себе здоров, как только что было сказано. И есть все основания полагать, что раньше старости ты не помрешь, сам собой по крайней мере. Это и есть победа, без всяких шуток. Потому что в самом пессимистическом варианте, если все пойдет как шло, в семнадцатом году Николай отречется не пользу Михаила, а в твою.
— Что в его, что в мою — отречение все равно будет юридически ничтожным, при живом-то Алексее. Или…
— Не "или". Пусть живет, я что, против? А вот юридическая ничтожность — это будет в семнадцатом вещь совсем не абсолютная. Думаешь, не смог бы Михаил власть взять, если бы захотел? И ты сможешь. Главное, на шестом отделе не экономить. А желающих сыграть на "ничтожности" можно будет заранее вычислить. И слегка… того. Превентивно. Так что осталось нам еще совсем немного поработать, и обязательная программа, я считаю, будет выполнена. Так что давайте за шестой отдел!
— Кстати, а почему именно такой номер? — поинтересовался Гоша.
— Потому что Штирлиц в шестом отделе работал. А вообще — мне как-то больше импонирует называть серьезные вещи несерьезными именами, и наоборот. Например, этажерка повышенной убогости называется "Святогор". Первый боевой самолет, который уже начал строиться — "Тузик". Самые серьезные люди в СБ — "шестерки".
— Не обидятся?
— Дополнительный тест на профпригодность — если обидятся, там таких дураков не надо.
— Вот что меня в связи с этим интересует, — задумчиво произнес Гоша, — скоро эсеры начнут массовый отстрел высших и средних чиновников. Как-нибудь предотвращать мы это будем?
От возмущения я чуть не промахнулся грибом мимо рта.
— Чтобы предотвращать, нужно сначала понять, что происходит! Ты же сам видел, многие считают — этот процесс инспирирован охранкой. Вот и надо разобраться, кем именно. А то допредотвращаемся до того, что Каляев вместо дяди Сережи тебя бомбой приголубит. И вообще, я уже наелся, пить больше не хочу, так что спокойной ночи.
Я не стал им говорить, что считаю внедрение своего человека в охранку важнейшей задачей СБ. И если окажется, что она таки замешана в грядущей свистопляске, то действовать придется мне. Причем не в семнадцатом году, а гораздо раньше, и не намеками, а прямыми приказами. Не забыть в инете про современные снайперские прицелы почитать, напомнил я себе. И насчет радиоактивных изотопов тоже надо уточнить — Валерка из Института Кристаллографии с ними еще работает или как? Да и чем Ющенко травили, тоже интересно. Непочатый край работы, вздохнул я, опускаясь на диван в своем купе.
Утром поезд подъехал к границе, и мы избавились от своих ноутбуков, сунув их в портал, а то мало ли, проникнет еще какой-нибудь любопытствующий куда не надо.
Программа в Берлине была сокращенная, из-за того, что нам намекнули о нежелательности демонстрации госпожой Островской новых веяний женской моды. В отместку мы сократили время выступления до минимума.
Только Гоша запустил мотор, как мне подали записку. Я сунул ее переводчику и с удивлением услышал:
— Граф Цеппелин просит господина Найденова принять его в любое удобное ему время…