Инженер. Часть 8. Рабочий чертеж
Шрифт:
Погода подвела, но терпимо: пасмурно, ветер с моря, редкие капли слабого дождя – сразу и не поймешь, осадки это или брызги, долетавшие с коротких речных волн. Впрочем, тепло. Хотя и странно было бы ожидать чего-то иного от планеты с удивительно ровным и комфортным климатом.
Я скромно стою в сторонке на приметной скале, пока прислуга расставляет флаги Уров и застилает светло-серый пористый камень – уж не остатки ли это какого-то сооружения древних – овальными циновками. Яхты не видать, хотя мы уже в полном составе торчим на этом клочке суши битый час. Ниже, у основания скалы, и рядом с причалом – немногочисленные зеваки самого важного вида. Охрана старается делать вид, что не замечает их присутствия, сохраняя твердость лишь в ограничении доступа на изящные доски деревянного
Ана выглядит, как обычно, – красивая молодая темнокожая женщина с невозмутимым видом слегка надменно надзирает за неспешной суетой на скале и вокруг. Рядом с ней незнакомые мне, но такие же важные и холодные как лед дамы – одна молодая, сравнимая по возрасту с моей супругой, и еще пара расплывшихся теток в возрасте. Не удивлюсь, если они были сверстницами Аны во времена, когда колбасило Орден. Мне их представили, но имена вылетели из головы, да и, честно говоря, изначально были безразличны.
Немного волнуюсь. Дочь, уже взрослый человек, очень и очень далеко. Внук там же, на Земле, скучаю по нему. Мальчик, которого я сейчас увижу, – моя плоть и кровь, тот ребенок, за которого я умирал в Угле и которого видел совсем еще малышом. Лысый череп, охотно впитывающий водяную пыль, – память о тех событиях. Для меня прошло всего ничего, для него – долгие местные десять лет или около того. По земным меркам – все двенадцать. Интересно, какой он? Интересно и немного боязно. Чувствую себя, как будто виноват, как будто бросил нуждающегося во мне беззащитного ребенка. Гоню эти чувства и кошу взгляд на супругу, вот кому хорошо – скелле. Можно застыть соляным столбом, и все скажут: правильно, так и должно быть.
Рука сжимает слегка намокший посох, мысли возвращаются к недавнему успеху. Невеселые, что странно. Да, мне удалось кое-что. Да, я теперь, почти как на Земле, могу пользоваться даром Храма. И что дальше? Помехи от Источника выровнялись, они уже не выкидывают меня прочь, как мусорный пакет, из водоворота, но все равно давят. Значения символов ускользают. Да и что с ними делать? Зачем они мне? Разве для того, чтобы мелкими короткими прыжками тешить публику и собственное эго? Ясно, что с ними надо разбираться, понять, что каждый такое, как их использовать. Храм сказал, что они лишь базовый алфавит, не более. Я должен, условно говоря, заговорить и без их помощи. Настоящий дар – рецепторы. Подразумевалось, что я сам буду творить, а символы – это как кубики с буквами для малыша. Жаль только, что забыли объяснить их значения!
Ничего я не понимаю и не успеваю, вновь меня влечет поток событий, которые мне неинтересны. Есть, конечно, оправдание – Храм сказал, что кубики должен освоить коллективный разум землян, что моего жалкого умишки на это недостаточно. Так зачем я тогда удрал оттуда, где этот самый разум царит? Да и кубики уволок. Не знаю. Куда ни кинь, такое ощущение, что я сам ничего не решаю, от меня мало что зависит. От этого невеселые думы и головная боль – я ничтожество. Ну да, повезло, выиграл билет на самое крутое путешествие! И вот я здесь, тупым болванчиком наблюдаю за приключениями, которые не я замыслил, не я придумал. Не тому достался билет!
Заметил внимательный взгляд Аны, улыбнулся в ответ, а у самого тошно на душе. Выдали папуасу компьютер – бери, говорят, большой человек будешь! А папуас почесал голову, мне бы, говорит, пару свиней. На хрена мне эта коробка железная?
Глубоко вздохнул. Хрень какая-то творится, в душе смешались вина за оставленного ребенка и самоуничижительная депрессия. Отродясь со мной такого не бывало! Эль! Первый парень на деревне! Жена – царица. Завертел головой – может, какая скелле исподтишка колдует? Как тут определить, вокруг дрейфует не менее десятка.
Додумать не успел. Как-то незаметно из-под бока отдаленного, поросшего темно-сиреневыми зарослями острова вынырнул знакомый силуэт.
Отвлекся, всматриваясь в медленно ползущую яхту, – столько лет прошло, а смотрится как новенькая. Может, капитальный ремонт прошла? Видны люди, но пока рассмотреть, кто есть кто, невозможно. Кажется, угадывается только одна из фигур среди застывших на полубаке людей – Сам. Остро кольнуло болью узнавания, и я встрепенулся, нет, я, конечно, не бесчувственный болван, но отродясь не замечал за собой этаких страданий. Что-то не то. Всмотрелся в Ану и заледенел – напряженная, неподвижная, форменная статуя, но напрягло не это, за ее спиной подрагивал жарким маревом раскаленный воздух. Живо напомнило встречу, которую она мне устроила в поместье после похищения ребенка. Я, правда, в то время как раз набирал силы и потому без особых проблем встретил ее гнев, сейчас уже не тот. Рядом две фигуры – пожилые тетеньки о чем-то озабоченно шепчутся, озираясь на мою супругу. Третья куда-то сгинула.
Шагнул ближе, только сейчас сообразил: в ушах звенит, как в прошлые времена. Окончательно осознал: не время осторожничать и соблюдать протоколы – надо что-то делать. Не знаю, что это за воздействие, но оно есть. Никогда мне еще не было так стыдно за прожитые годы, в голову лезли все мои прегрешения: брошенная семья, дочь на Земле, внук, сын, измены, моя никчемность, и трупы, трупы, трупы. Как бы я ни ослабел, но все еще был элем, представляю, что должна чувствовать Ана!
Аккуратно обогнул мерцающий воздух, смахнул метелки с разогревшегося лица – это уже она, ее искусство. По сценарию, я должен прыгнуть на палубу приближающегося судна, когда оно подойдет непосредственно к пирсу, – все-таки мне надо видеть, куда собрался перемещаться. Моя скелле настаивала, чтобы я сделал это по ее непосредственному приглашению, вроде: «Ну что же ты стоишь, эль?!» Однако сейчас все задумки побоку. Несмотря на острое ощущение своей никчемности, догадываюсь, что ничего нового в ситуации нет. Просто кто-то, думаю, Ана это быстро выяснит, применил очень слабое, на грани чувствительности, воздействие на нужные отделы головного мозга некоторых участников спектакля. Сложнейшая каша в наших черепах – на самом деле нежное и чувствительное образование. Вокруг полно скелле, они почти неосознанно постоянно шевелят своим искусством – расчет, видимо, на том и строился, что на общем фоне такие тонкие движения останутся незамеченными. Ну а уж потом адресатам станет не до того – холодный разум трусливо спрячется от гормонального шторма. Скорее всего, тот, кто это задумал, не учел один нюанс – я не стоял рядом с Аной, по ее требованию, между прочим, да и вообще пока еще сохранял хоть и ослабевший, но иммунитет на магию.
Слегка приобнял застывшим взглядом всматривающуюся в силуэт яхты свою скелле. Она, будто испуганно, оглянулась – лицо непривычно бледное, губы шевельнулись – кажется, что-то вроде «прости», но меня это не интересовало. Я еще плотней прижал ее к себе, накрыл зеркалом сквозивший из-под воды Источник и переключил восприятие. Вот вода, вот мерцающая память о кораблике, холодным, но спокойным душем обтекающий меня поток будущего. Присмотрелся к далекому судну и накрыл его тень нужным символом. В последний миг, торопливо ориентируясь, осознал, что ворочалось у основания приютившего нас утеса, – там неизвестная мне скелле переливалась в потоке будущего мерцающим бриллиантом.
Вышло неловко. Ноги ударила неожиданно движущаяся палуба, удержавшись в широком выпаде, подхватил супругу, готовившуюся к полету за борт. Однако похоже, главный эпизод спектакля зрители просмотрели, – когда мы окончательно утвердились на ногах, я встретил лишь непонимающий взгляд какого-то матроса, медленно трансформирующийся в гримасу удивления и, похоже, ужаса – глаза его округлились, зрачки стремительно расширились, нижняя челюсть устремилась к центру планеты, взлетели брови. Что-то прошипело у меня над ухом, и он замер. Пока оглянувшись рассматривал стремительно пришедшую в себя супругу – невозмутимый вид, небрежное движение руки «поди прочь», – что-то произошло, потому что секунду спустя обнаружил лишь склоненную голову торопливо пятящегося в сторону кормы матроса.