Инженер. Часть 8. Рабочий чертеж
Шрифт:
– Мне нужен кусок стекла побольше, – проговорил я нормальным голосом и показал руками примерный размер. – Принеси.
Тонар и не подумал сдвинуться:
– Так нет такого.
– Как это? – я удивился. – В доме Уров, хозяев Радужного, не найти стекла?
– Так не бывает таких.
– Каких таких?
– Таких огромных, – спокойно ответил подручный уже расслабленно, небрежно подперев дверной проем.
– А какие бывают?
– Ну, любые. Разные. Но таких – не, не бывает.
– Слушай, Тонар, – мой тон не обещал ничего хорошего, и тот подобрался, отклеившись от дверной коробки, – ты какой самый большой кусок в жизни видел?
– Самый большой кусок, – четко, как на экзамене, затараторил парень, – в комнате скелле Аны. И это самый большой из когда-либо найденных.
– Хорошо, – сдался я, – тащи его сюда.
Парень побледнел и отрицательно завертел головой:
– Я не могу, хозяин.
– Понял. Отставить, – буркнул и ринулся из мастерской, на ходу ворча под нос: – Что за жизнь? Все сам, все сам.
– Хозяин? – задушенно пискнул вслед Тонар.
Я обернулся. Вгляделся в испуганную физиономию слуги, успокоил:
– Не переживай. Ты ничего не говорил, – на секунду задумался. – И вот еще: а как этот кусок выглядит?
– Так зеркало. Вы же видели его.
Я удивился, но промолчал, зашагал по коридорам в башню, где располагались личные покои великой маути, укротительницы элей и основательницы нового Ордена. Действительно, видел я у нее зеркало, – ничего особенного: неправильной формы овал сантиметров двадцати в поперечнике, оправленный бронзой с небольшой ручкой. Никогда бы не подумал, что на такую безделицу пошел самый большой кусок магического стекла. Интересно, есть ли в этом смысл? Источнику плевать, что на бронзу, что на серебряную амальгаму. Стекло из Радужного разлома следовало использовать на просвет, исследуя преобразованный на кристаллических материалах поток. Может, я еще чего-то не знал. Но, сколько я помнил, Ана никогда этим зеркалом не пользовалась. Вероятно, вся его ценность именно в размере. Как бы то ни было, мне было плевать на любые последствия. Я вернулся, бодро шагал по тропке возможностей к неясному финалу, и ничто меня остановить не могло. Ну, во всяком случае, мне приятно было так думать.
Несколько дней экспериментов в пустовавшем имении подарили надежду на успех. Первые попытки защититься от Источника с помощью наскоро наклеенных на подходящую доску разнокалиберных осколков магического стекла показали перспективность выбранного пути. Поток – как музыка, сильная и яркая. Символы, записанные Храмом, – совсем другая мелодия. Незащищенный, я как бы пытался расслушать малопонятную оперу, пока рядом гремел рок-концерт. Искажаясь на осколках, музыка Источника ломалась, теряла ритм и мелодию, рвалась на клочки. И чем мельче были эти кусочки, тем явственнее проступала слабая песня символов. Как если бы я пытался расслышать мелодию, пока рядом шипел ненастроенный телевизор. Я уже чувствовал: еще немного, еще мельче размер осколков – и я смогу отгородиться, отодвинуть на задний план невыносимый в чистоте поток. Пытался толочь стекло в мелкую кашу – помогало, но плохо, стало ясно: кроме размеров, играла роль упорядоченность, равномерность распределения рисунка. Выяснил, что оптимально – наложение под углом в сорок пять градусов двух сеток из элементов с пирамидальными вершинками. Но, лохи задери, это же настоящее ювелирное искусство! Я так полжизни проведу, выклеивая под микроскопом инопланетный катафот! А до того еще, блин, микроскоп этот соорудить надо!
К счастью, подвернулся относительно крупный осколок с плоской поверхностью. Вооружившись каленым шилом и линейкой, весь вечер накануне и часть утра я провел, расчерчивая капризный материал. Некогда полированная поверхность покрылась мутным серым пятном, выглядевшим под сильной лупой неряшливой пашней, созданной бухим пахарем на такой же пьяной кобыле. Но эффект был! Да, пятнышко было слишком маленьким, поток безжалостно прорывался, сметая сознание, но я впервые почувствовал некоторое облегчение, как будто посреди могучего водопада открылось крохотное окошко относительного спокойствия.
Мне нужна заготовка. Настолько большая, насколько возможно! И я ее получу, даже если на моем пути встанет не только весь Орден, но и любимая женщина. Прости, Ана, меня уже не переделать. Я как наркоман, одержимый болезненной страстью, забываю о семье и доме, влекомый тайной. А тут еще такая тайна!
Так. Вот я в покоях супруги. Где это чертово зеркало? Комната в башне на противоположной от мастерской стороне залита солнцем. Слепящие квадраты окон раскинулись фигуристыми коврами. Мелкая пыль резвится в лучах. Блин, да вот же оно! Перевернутый бронзовый овал на крохотном столике. Маленькое. Господи, мне бы еще раза в полтора-два побольше! Мне ведь этим здоровую лысую башку прикрывать. Повертел в руках – плоский спил, видимо, изначально немаленького булыжника. То, что плоский, – хорошо, то, что мне нужно. Жадность уже грызет – где-то же должны быть и другие. Не выкинули же они остатки!
Несусь обратно, по пути обдумывая план действий. Ручная работа отпадает однозначно – медленно, криво, куча брака и ноющая шея. Заготовка одна, и большей по размеру, похоже, не найти. Значит, предстоит соорудить станок, делитель, приспособление для полуавтоматической гравировки, заказать граверы, испытать их на нерабочем материале и только тогда приступать. В голове вертелся набросок многорычажного пантографа с червячной передачей. Да и подобие микроскопа не помешает. На ходу вздохнул: микроскоп – нереально, возни еще на полгода. Обойдусь банальными лупами. Уже ясно, что лучший результат с шагом в десятые доли миллиметра. Кстати, и шаг этот неплохо бы подобрать, когда станок заработает. Не хочется и думать, что, возможно, оптимальный размер в сотых или тысячных. На местной технике мне тогда всю жизнь работать не наработать.
В мастерской тихо. Слуга исчез. Охрана разбрелась по постам. На минуту замер, вслушиваясь. Боже, как хорошо! Делай что хочешь, и никто тебе мозг не вынесет как в переносном, так и буквальном смысле. Никаких сотовых, смартов, имплантов, никакой мгновенной связи. Супруга предупредила – будет дней через десять. Еще дней через двадцать приедет сын. По этому случаю старик Сам собрался явиться на знакомой подряхлевшей яхте. А до того – свободен! Орден не мешает. Монарх рыбу ловит. Кормежка – как на убой. Мастерская в моем полном распоряжении. Жизнь, в общем, удалась. Понять бы еще, на хрена мне этот дар и куда заведет любопытство. Но это потом!
Самоделка, сооруженная Ильей, давно пришла в полную негодность, несмотря на весь уход сестер. Оставшимся казалось, что летающая машина – такая же легенда, как странный эль и его красавица супруга. Перекореженный дикой влажностью Облачного края остов самолета никак не тянул на памятник былому величию. Для всех это было прошлым. Но не для Аны. Еще совсем недавно она летала. И не на убогом творении мужа, а на могучей комфортной машине, с легкостью забросившей ее туда, где, как ей показалось, уже не бывает облаков. Далеко внизу плыла планета, а в салоне, набитом пассажирами, разносили обед и угощали странными напитками, от которых кружилась голова. Страсть к небу, когда-то разбуженная Ильей, не ослабела, а лишь напиталась упрямой решительностью: небо Мау не должно быть пустым! Плевать на Устав и все эти дряхлые запреты, она будет летать.
Несмотря на надежду вернуть к жизни самоделку, доставившую ее, казалось, совсем недавно к отрогам Великих гор, ничего не получилось. Время было безжалостно. Освеженный привод с легкостью шевельнул дряхлый остов самолета, последний заскрипел, застонал, после чего звонко треснуло что-то в перепутанных ребрах машины, и скелле сдалась. Вернуть силу магии в чрево этого агрегата она могла, но, чтобы вылечить остальное, нужен был другой врач. Илья сразу сказал: «Проще новый построить» и категорически отказался отправляться к горам.