Инженю, или В тихом омуте
Шрифт:
— Впечатляет. — Он кивнул, глядя на нее задумчиво. — Честное слово — впечатляет. И напоминает о том, что мы планировали зайти в ресторан. Чтобы ты потом не сказала про меня кому-нибудь, что я подло исчез и даже не угостил тебя бокалом вина. И тебе самой пришлось компенсировать то, что не сделал я…
— О, какого ужасного вы обо мне мнения! — воскликнула с наигранным возмущением, вдруг ощущая холод внутри, судорожно пытаясь почувствовать, почему он вдруг говорит такое, словно подозревает ее в намерении с ним расстаться. У нее действительно бывали разные мысли, в последние две недели особенно, — но ведь это были только мысли, внешне все было по-прежнему.
— В мире нет ничего невозможного — увы. — Он посмотрел на нее внимательно и пристально — и сменившая мрачную задумчивость полуулыбка была совсем призрачной. — Не обращай внимания — это я философствую. А вообще нам пора переходить к твоим делам. Так что хватит лирики — будем настраиваться на серьезный лад…
— Ну разве можно требовать от легкомысленной девушки, чтобы она была серьезной?
Она сказала это специально, вдобавок игривым таким тоном — чтобы он сказал что-нибудь веселое, чтобы ей стало ясно, что эта фраза насчет невозможного просто так произнесена, что на самом деле все по-прежнему. Но он не улыбнулся — он посмотрел на нее так, словно хотел что-то сказать. Что-то типа того, что во внешне легкомысленных серьезности больше, чем в тех, кто ее не прячет. Но он промолчал, словно скрывая от нее что-то.
— Я ненавижу, когда вы так себя ведете! — выкрикнула негромко, но эмоционально. — Ненавижу, когда говорят непонятно и запутанно — специально мне показывая, что я слишком примитивна, чтобы это понять…
Он наконец усмехнулся:
— Прости. Хотя не помню, чтобы я говорил что-то непонятное. А теперь давай вернемся к делам — у нас же деловая встреча. Я бы предпочел личную — тем более что давно хотел с тобой поговорить на одну важную на для нас обоих тему. Но теперь это придется отложить до того момента, пока не решится твоя проблема. Кто мог знать, что ты окажешься в такой ситуации?
Он как-то слишком громко произнес последние слова, провожая взглядом проходившего мимо парня.
— А о личном — уже потом. Все закончится, поедем отдыхать — где говорить о личном, как не на отдыхе?..
Он подмигнул ей, и она подмигнула ему в ответ. Думая про себя, что за последние две недели он уже не раз произносит эту фразу насчет совместного отдыха. И хотя он всегда был совершенно безэмоционален, эту фразу он мечтательно произносит, с предвкушением удовольствия, с нетерпением даже — что было так на него непохоже, что казалось даже, что он для нее это говорит, чтобы она поверила, что он жутко этого ждет, потому что ему очень важно ее в этом убедить. А вот сейчас фраза показалась ей сухой, скучной и какой-то неискренней.
— О, я польщена — вы и в самом деле так сильно хотите уехать вместе со мной?
Он ничего не ответил — просто кивнул. И ей почему-то это не понравилось — то, что он отреагировал именно так, хотя знал, чего она ждет. Это было на него не похоже — не среагировать в соответствии с ее ожиданиями, которые он обычно легко просчитывал. И потому не понравилось. Очень.
Она тут же сказала себе, что этот внезапный холод внутри — он ничем не оправдан. Потому что они говорили сейчас о делах, о ее делах, и он был по-деловому настроен, и ему совсем не до сантиментов. Потому что та на первый взгляд простая и безобидная ситуация, в которую она попала, на самом деле оказалась чуть сложнее. Ну не такая сложная, как думает Вика и этот Мыльников тоже, — но
Но внутри все равно было холодно. Потому что он внезапно повел себя не так, как всегда. Потому что ей, совсем не мнительной, начинало казаться что-то неприятное. А с учетом той ситуации, в которой она оказалась, это было совсем ни к чему. И вместо того чтобы думать над его поведением, лучше было представить себе пляж, и себя в купальнике, а лучше с открытой грудью, и его в крепнущих при взгляде на нее плавках. И номер отеля, из окна которого доносятся стоны и горячечный шепот, запах секса и пота, яростный скрип пружин и мокрые шлепки тела о тело.
С ним вряд ли было такое возможно — такое неистовое совокупление, как на увиденной картинке. Но она предпочла об этом забыть — и заодно забыла обо всем остальном. Ощущая влагу в шортиках и легкую дрожь, пробежавшую по всему телу. В который раз доказывая себе, что она не для дел создана и предназначена.
А совсем для другого…
7
— Но женщину не спрашивают, сколько ей лет, — это так не по-джентльменски…
Она с притворной беспомощностью посмотрела на сидящего в углу Мыльникова. Но тот отвел глаза. Ему, видимо, и так досталось за прошлый разговор с ней. И хотя она чувствовала, что он хотел бы ей помочь, этого хамелеона, легко и охотно меняющего окраску, он боялся. Тем более что тот опять начал багроветь, хотя они сидели тут всего две минуты.
Правда, он уже был красноватый, когда она вошла. Видимо, злобился, что она задерживается. Ну так сам виноват — зачем назначать встречу в такую рань, ведь можно, только взглянув на нее, понять, что она не встает так рано. А тут — в десять утра. Это что же, вставать в восемь, чтобы привести себя в порядок и к десяти быть у них? Естественно, она опоздала — но всего на час сорок. Совсем на немного. А тут такая реакция.
Мужчина неблагодарны — она всегда это знала. Оценили хотя бы, что она приехала — можно сказать, примчалась по первому зову. То хамят, отталкивают, убеждают отказаться от своих слов — то трезвонят в субботу вечером и умоляют в воскресенье утром приехать.
Она бы и не поехала — но Мыльников так звучал по телефону, такой грустный был и подавленный, и так просил, когда она протянула неопределенно, что, кажется, занята… «Вы поймите, теперь главк все на контроль взял — у нас тут такое вообще…»
Он поначалу даже несмело намекнул, что неплохо было бы встретиться прямо сегодня, скажем, через час, потому что он ей звонит уже полдня, а начальство рвет и мечет. На что она ему заметила спокойно, что это исключено, насчет сегодня, — а что касается завтра, то у нее, кажется, были планы. Тем более что начальнику его она ничем не обязана. «С вами я бы, конечно, встретилась, Андрей, — вы такой милый. Но он…»
И Мыльников совсем погрустнел. Он и так был печальный, и так сто раз извинился, что беспокоит в такой день, а тут просто затрепетал, как огонек зажигалки на ветру. «Вы поймите, Марина, — мне за тот разговор с вами вообще чуть голову не оторвали. Результатов никаких — а я даже ни отчества вашего не записал, совсем ничего…»
И ей стало его жалко — в конце концов, он из-за нее потерял на время голову, которую потом вернул на место, но которую теперь ему собирались отрывать. И она согласилась приехать к ним в воскресенье. Тем более что он просил так жалобно, уже не надеясь ни на что, — а в голосе было отчаяние осужденного на смерть, которому только что отказали в помиловании.