Иоанн Грозный
Шрифт:
По смерти Густава Вазы шведский престол наследовал его старший сын Эрик. Сигизмунд II Август, и датчанин Фредерик, брат Магнуса, убеждали Эрика совместно воевать Россию, но король предпочел властвовать в Балтии, не делясь. Шведское войско вступило в Ревель и овладело Эстонией. Шведы отняли у Сигизмунда Пернау и Вейсенштейн, у датчан - Леаль и Габзаль. В разгар войны Сигизмундова Екатерина разрешила разговоры поступком и вступила в брак с Иоанном Финским. Однако Эрик Шведский скоро возненавидел младшего брата за неугодный ему союз с королем польским. Составили донос: Иоанна Финского свергли и заключили. Его новой, но немолодой жене предложили на выбор: оставить супруга или свет. В ответ Екатерина показала
Иоанн не позабыл и Сигизмундов отказ и неприятно вспыхнувшую супружескую верность Екатерины. Он переложил на финскую герцогиню разочарованье, испытанное в браке с Марией Темгрюковной, требовал выдачи отказчицы в Россию. На обмен признавал шведские завоевания в Балтии. Эрик соглашался выдать Иоанну жену брата, одобрял и сватовство царевича Ивана к своей дочери Виргинии. Смягченный царь, прежде принуждавший Эрика как недостойного прямого общения сноситься с Москвою не иначе, как через Новгород, назвал сына простолюдина другом и братом, навеки уступил ему Эстонию, обещал помогать в войне с Сигизмундом, посредничать в мире с Данией и с городами Ганзы. Думный советник Воронцов и дворянин Наумов ехали в Стокгольм с договорною грамотою, а бояре Морозов, Чеботов и Сукин должны были встретить Екатерину на границе. Вмешалось провидение.
Пригласив русских послов обедать с собою, Эрик на пиру свалился в обморок. С сего часа московские послы более не видали короля. Им сказывали, что тот болен или выступил сражаться с датчанами. Советники королевской думы враз переменились. Теперь они говорили, что выдать Екатерину царю, отнять жену у мужа, мать у детей, противно Богу, и что сам царь навеки обесславил бы себя таким нехристианским делом. Предлагали Иоанну взамен старшую сестру Сигизмунда – Анну, которую Эрик может достать. От прежнего царедворцы отрекались, будто послы шведские заключили договор о Екатерине без ведома королевского. Боярин московский не щадил в ответах своих ни советников, ни их государя. Доказывал, те они лжецы, клятвопреступники и требовал свидания с Эриком.
Несчастный король уже пребывал в жалком состоянии. Средь общей ненависти он боялся народа и дворянства. Мучился совестью, терял ум, вдруг освободил и думал снова заключить брата. В смятении духа, малодушном страхе то объявлял московским послам, что сам едет в Москву, то опять наказывал послать Екатерину царю. 29 сентября 1568 года московские послы сделались свидетелями сугубого волнения в столице. Воины с ружьями, обнаженными мечами вломились и к ним в дом, сбили замки, взяли серебро, меха, раздели послов, грозили смертью.
Приехал принц Карл, другой меньший брат Эрика. Боярин Воронцов, стоя перед ним в рубашке, твердо сказал, что ограбление послов происходит в вертепе разбойников, но не в европейских государствах. Карл извинился переменой власти и обещал наказать виновных. Сообщил Эрик свержен с престола, новый король, брат его Иоанн желает дружбы царя московского.
Московские послы потребовали выезда для совета с государем и Думой. Выехали из Стокгольма, но шведы на восемь месяцев задержали их в Абове. Послы приехали в Москву в июле 1569 года донести царю о судьбе его друга и брата Эрика, осужденного взошедшим на шведский престол Иоанном Финским умереть в темнице за разные беззакония, в том числе – за нехристианские условия союза с Россией. Имелось в виду обещание выдать его жену царю. Новый король отказал и царевичу Ивана, сватовавшего его племянницу Виргинию.
Досада царя была безмерна. Он притворно дозволил шведским послам, епископу абовскому Павлу Юсту со знатными чиновниками въехать в Новгород. Но там по высочайшему устному распоряжению они были схвачены и ограблены в мену на прежнее ограбление московских послов в Швеции.
Ныне царь, глядя на принесенный ему Годуновым портрет Екатерины, волей судьбы ставшей из пленницы шведской королевой, вопрошал Магнуса, способен ли тот с малым отрядом похитить ее и привести в Москву для расправы, женитьбы, ложа. Глаза Магнуса ширились. Он смотрел на портрет Екатерины Шведской, где живописец, вероятно, немало ей польстил, и размышлял, шутит ли государь, молвит ли правду. Неужели Ливонская война возобновится из-за страсти Иоанна к отказавшей ему женщине, которую он живой-то не видел, а лишь на приукрашенном портрете? Скоро запылает Троя.
Магнус искал взгляда капеллана. Шраффер тоже растерялся. Насупленные брови Иоанна, его сверкающий взгляд подтверждали: не шутит. Годунов и Географус стояли подле с каменными лицами. Уклоняясь губительного приключения, Магнус заговорил о величии и силе его брата – датского короля Фредерика, о всегдашнем соперничестве Дании со Швецией и Польшей, о пользе союза датчан с русским. Иоанн насмешливо вопросил: подтвердили ли города ганзейские право Фредерика править? Вопрос был досаден. Магнус сдержанно отвечал, что времена, когда датские короли испрашивали подтверждения кандидатур на престол у Ганзы, минули.
– Ой, ли! – воскликнул царь. – Какое же войско способны датчане против поляков и шведов выставить? Не двести ли человек, которые с тобой приехали?
Иоанн знал о мире между Швецией и Данией, отдельно подготавливаемом. Иоанн оглянулся, и, будто продолжая матримониальные дела, повелел Григорию Грязному ввести заготовленную Евфимию Старицкую.
Уцелевший прихотью царя по разоблачению опричного заговора бледный красавец Григорий Грязной растворил заднюю дверь и впустил в палату высокую девицу с обильно нарумяненными щеками, русой косой за пояс и огромными синими глазами, прикрытыми длинными опущенными ресницами. В усыпанном жемчугом сарафане, сверкавшем в лучах солнца усыпанном жемчугом кокошнике она походила на сказочную царевну. Было в ней что-то и неживое, выморочное, как со сна явленное. Девица не глядела на Магнуса. Принц коротко взглянул на невесту и, подобно ей, потупился.
Магнус, человек королевской крови, явственно понимал, что судьба не позволит выбрать ему жену по собственному усмотрению. Брак его станет вынужденным, расчетным, политическим. В обстоятельствах, когда следовало жениться раз и навек, не позволительно было ошибиться. И вот сейчас перед московским государем, коего Европа почитала за тирана, редко человечеству в наказание посылаемого, датский принц взвешивал, сколь выгоден будет предложенный союз. Годунов многословно обрисовывал знатное происхождение навязываемой Магнусу невесты. Племянница государя, дочь покойного Владимира Андреевича, двоюродного брата царя, казненного вместе с супругою по обвинению в государственной измене.
Евфимия Старицкая была принцу не худший вариант. Царь отдавал не дочь кузена, но двоюродную племянницу. Магнус берег тщеславие. В удалении от своего безопасного острова он соглашался со всеми предложениями государя. Уедет далее, там обдумает. Данное варварам слово много не значит.
Царь меж тем потребовал молодым сойтись ближе. Выполняя, они шаг за шагом подошли друг к другу. Красно выкрашенные губы Евфимии тряслись. Она готова была разрыдаться. Магнус жалел чувства девушки, не мог сократить время испытания. Не поднимал глаз, видел лишь носки красных евфимиевых сапожек, выглядывавших из-под подола. Один раз он окинул невесту коротким взором и увидел красный подбородок, остро выступивший из белил. Далее лицо было страшно: намалеванная кукла с фальшивой штукатуркой..