Иоанн IV Грозный

Благовещенский Глеб

В ночь с первого числа на второе, с субботы на воскресенье, Иоанн, проведши несколько времени наедине с духовником, начал вооружаться; князь Михайла Воротынский прислал сказать ему, что размысл подставил уже порох под городские стены, что казанцы заметили его, и потому нельзя мешкать.

Царь послал повестить во все полки, чтоб готовились немедленно к делу, а сам пошел в церковь, где велел поскорее совершать правило; на рассвете, отпустив свой полк к городу и велев ему дожидаться себя в назначенном месте, пошел к обедне; здесь, когда дьякон оканчивал Евангелие словами: „И будет едино стадо и един пастырь", раздался сильный гром, земля дрогнула: царь выступил из церковных дверей и увидал, что городская стена взорвана, бревна и люди летят на высоту; вскоре после этого,

когда дьякон читал на ектении молитву о царе и вымолвил слова: „Покорити под нозе его всякого врага и супостата", последовал второй взрыв, сильнее прежнего, множество казанцев виднелось на воздухе, одни перерванные пополам, другие с оторванными руками и ногами. Тогда русское войско, воскликнув: „С нами Бог!" – пошло на приступ; казанцы встретили его криком: „Магомет! Все помрем за юрт!"

В воротах и на стенах началась страшная сеча. Один из ближних людей вошел в церковь и сказал царю: „Государь! Время тебе ехать; полки ждут тебя". Иоанн отвечал: „Если до конца отслушаем службу, то и совершенную милость от Христа получим". Приехал второй вестник и сказал: „Непременно нужно ехать царю, надобно подкрепить войско". Иоанн вздохнул глубоко, слезы полились из глаз, он начал молиться: „Не остави мене, Господи Боже мой! Не отступи от мене, вонми в помощь мою!" Обедня уже оканчивалась, Иоанн приложился к образу чудотворца Сергия, выпил святой воды, съел кусок просфоры, артоса, принял благословение духовника, сказал духовенству: „Простите меня и благословите пострадать за православие, помогайте нам молитвою!" -вышел из церкви, сел на коня и поскакал к своему полку.

Когда Иоанн подъехал к городу, знамена русские развевались уже на стенах; присутствие царя придало ратникам новые силы; князь Воротынский прислал сказать, что русские люди уже в городе, чтоб царь помог им своим полком; Иоанн велел своему полку спешиться и идти на помощь, потому что на лошадях в городские улицы въехать было нельзя по причине страшной тесноты.

Татары оказывали отчаянное сопротивление; несколько часов русские не могли сделать ни шага вперед, наконец им удалось взобраться на крыши домов и оттуда бить неприятеля. Но в эту решительную минуту многие ратники, прельстившись добычею, перестали биться и бросились на грабеж; казанцы начали одолевать остальных. Воеводы дали знать об этом царю, тот послал новую помощь, которая и успела поправить дело.

Русские пробились к мечети, и здесь загорелась самая жаркая битва, в которой погиб главный мулла. С другой стороны царь Едигер затворился в своем дворе и крепко оборонялся; наконец, видя невозможность дальнейшего сопротивления, ринулся в нижнюю часть города к воротам; спереди не давал ему проходу небольшой русский отряд, бывший под начальством князя Курбского, а сзади напирало главное войско. По трупам своих, лежавшим наравне с стеною, татары взобрались на башню и закричали, что хотят вступить в переговоры; русские перестали биться, и татары начали говорить: „Пока стоял юрт и место главное, где престол царский был, до тех пор мы бились до смерти за царя и за юрт; теперь отдаем вам царя живого и здорового; ведите его к своему царю! А мы выйдем на широкое поле испить с вами последнюю чашу".

Выдавши царя вместе с тремя приближенными к нему вельможами, татары бросились прямо со стены на берег Казанки, хотели пробиться прямо к реке, но, встреченные залпом 113 русских пушек, поворотили налево вниз, бросили доспехи, разулись и перебрели реку в числе 6000; двое князей Курбских, Андрей и Роман, обскакали неприятеля, врезались в его ряды и были смяты; но троим другим воеводам – князьям Микулинскому, Глинскому и Шереметеву – удалось нанести казанцам окончательное поражение; только немногие успели убежать в лес, и то раненые. В Казани не осталось в живых ни одного из ее защитников, потому что Иоанн велел побивать всех вооруженных, а брать в плен только женщин и детей".

По взятии Казани Иоанн Васильевич приказал отслужить торжественный молебен, а потом пожелал въехать в город. Улицы, по которым царю предстояло проследовать, были загодя освобождены от мертвых тел. Народ (русские, бывшие прежде в неволе)

встретил его ликованием. Иоанн был растроган и велел накормить их и помочь добраться до родных мест. Примечательно, что огромную добычу, состоявшую из дорогих сокровищ, пленных женщин и детей, он передал своему победоносному войску. Для себя Иоанн взял лишь знамена да орудия.

Впрочем, Иоанн также вознамерился оставить при себе одного знатного пленника, а именно – царя Едигера. И с такими вот трофеями он немедленно отбыл обратно в ставку, дабы незамедлительно принести благодарственные молитвы в церкви Св. Сергия. Не позабыл он и о народностях, населявших край и плативших ранее дань казанским владыкам (в частности, там обитали черемисы, мордва, чуваши, вотяки, башкиры). Повсюду были разосланы особые грамоты, в которых царь сулил милости и предлагал платить подати в прежнем размере, но уже своим ставленникам (речь идет о князьях Александре Борисовиче Горбатом и Василии Семеновиче Серебряном).

Кроме этого, Иоанн приказал 4 октября заложить в самом центре Казани церковь во имя Благовещения Богородицы. Церковь была сооружена в фантастические сроки и 6 октября уже была освящена. Пять дней спустя Иоанн Васильевич двинулся обратно.

Казанский поход был завершен.

Поход этот не только для самого молодого царя, но и для всей Руси имел значение невероятное! Пало Татарское царство, а ведь еще недавно московским властителям даже не мечталось видеть себя наравне с татарскими царями. В сущности, Иоанн Васильевич изменил сам ход Истории! Его триумф так и остался непревзойденным. Ни одному русскому царю (ни до него, ни после) так и не удалось сравниться с Иоанном Грозным во мнении народном.

Прекрасно сказано об этом у С. Платонова: "Завоевание Казани имело громадное значение для народной жизни. Казанская татарская орда связала под своей властью в одно сильное целое сложный инородческий мир: мордву, черемису, чувашей, вотяков, башкир. Черемисы за Волгой, на р. Унже и Ветлуге, и мордва за Окой задерживали колонизационное движение Руси на восток; а набеги татар и прочих „язык" на русские поселения страшно вредили им, разоряя хозяйства и уводя в „полон" много русских людей.

Казань была хронической язвой московской жизни, и потому ее взятие стало народным торжеством, воспетым народной песней. После взятия Казани, в течение всего 20 лет, она была превращена в большой русский город; в разных пунктах инородческого Поволжья были поставлены укрепленные города как опора русской власти и русского поселения. Народная масса потянулась, не медля, на богатые земли Поволжья и в лесные районы Среднего Урала. Громадные пространства ценных земель были замирены московской властью и освоены народным трудом. В этом заключалось значение „Казанского взятия", чутко угаданное народным умом. Занятие Нижней Волги и Западной Сибири было естественным последствием уничтожения того барьера, которым колонизации Казанское царство".

Гербовая печать Иоанна Грозного

Иоанн Васильевич прекрасно понимал значение одержанной им победы над татарами. Характерно, что, достигнув Сретенского монастыря в Подмосковье, царь принялся раздавать неисчислимые милости как виднейшим представителям духовенства, так и наиболее проявившим себя боярам. Между тем нельзя не сказать о том, что его ближайшие советчики, которым не терпелось возвратиться в Москву и обрести от царя награду, изо всех сил убеждали его без промедления возвращаться домой. Казалось бы, Казань пала, народы края были согласны платить дань. Почему бы и не вернуться? Царь так и поступил. Только ведь в казанском крае осталось немало татар; они были рассеяны, но не уничтожены. Те, кто предупреждал Иоанна о том, чтобы он остался с войском в Казани хотя бы на несколько месяцев, не были им услышаны. Царю ведь и самому хотелось как можно быстрее добраться до своих московских покоев и ощутить величие своей власти в полной мере.