Иоанна I
Шрифт:
В борьбе с гибеллинами за контроль над крупными городами Италии сформировалась другая национальная политическая партия — гвельфы, или папская партия. Как и гибеллины, сторонники гвельфов были во всех частях Италии, хотя они были сильнее на юге (ближе к Риму), так же как гибеллины были сильнее на севере (ближе к Германии). Однако было бы ошибкой придавать этим названиям слишком большое идеологическое значение. Партийная преданность часто зависела от личных амбиций. Если купец из гвельфов обманывал своего партнера, то обиженный мог в отместку перейти на сторону гибеллинов. Точно так же, если молодая гибеллинка предпочла одного любовника другому, отвергнутый и его семья могли стать гвельфами. Концепции разделения местной политической власти между партиями в XIV веке не существовало. Например, когда в 1301 году одно из ответвлений партии гвельфов,
Борьба за контроль над Италией еще больше обострилась после того, как в 1305 году папский двор был переведен в Авиньон. Этот отъезд Папы был беспрецедентным в истории Церкви. За исключением некоторых временных отлучек, Папа проживал в Италии со времен Святого Петра. Однако в начале XIV века папский двор, до этого переживший падение Рима, нашествие гуннов Аттилы, иноземное владычество готов, завоевание Карла Великого и унижение нескольких понтификов могущественными германскими императорами, испугался враждебности со стороны собственных непокорных подданными, и сбежал из Рима. Последним Папой, пытавшимся жить в Италии, был Бонифаций VIII, которому пришлось бороться как с французским королем, так и с могущественной римской семьей Колонна. Бонифаций едва не был убит в своем собственном дворце в Ананьи. Хотя в последний момент сторонники его спасли, Бонифаций вскоре умер, будучи уже сломленным человеком, в 1303 году. Такое обращение отбило охоту у преемников Бонифация, которые и так были тесно связаны с французами, рисковать и оставаться в Риме, епископами которого они, по крайней мере номинально, являлись. Авиньон, удобно расположенный на реке Рона, с его приятным климатом, покладистым населением и превосходными винами, казался гораздо более привлекательным вариантом.
Однако то, что Папа больше не проживал в Риме, не означало, что он не желал контролировать Италию. В Средние века Папы не ограничивали свою деятельность религиозными вопросами. Они считали себя государями в полном смысле этого слова и стремились владеть и управлять обширными территориями, осуществлять сюзеренитет на фьефами, приобретать новые провинции, чтобы увеличить свою светскую власть, и собирать армии, необходимые для достижения этих целей, точно так же, как это делал бы король Франции или Англии. Управление делами гвельфов из далекого Прованса было делом неудобным, но не невыполнимым и Папа для этого просто использовал своих представителей. Часто он отправлял послов или папских легатов, для уговоров или запугивания местных правителей с целью заставить их выполнять свои указания. Но он также в значительной степени полагался на своего самого важного вассала, который должен был защищать интересы гвельфов в Италии — короля Неаполя.
Неаполь был церковным фьефом с тех пор, как Карл Анжуйский завоевал это королевство, используя средства и поддержку Папы. По договору, датированному ноябрем 1265 года, Карл согласился ежегодно выплачивать Папе 8.000 унций золота (позже сумма была снижена до 7.000), плюс одну белую лошадь, раз в три года в обмен на право владеть королевством. Кроме того, согласно этому знаменательному документу, Карл сохранял право передать королевство своим наследникам при условии, что они также будут соблюдать условия соглашения и приносить Папе оммаж. В результате этого уникального для христианского мира соглашения, со временем сотрудничество между Неаполем и папством укрепилось настолько, что приблизилось к статусу партнерства. Остальная Италия, разумеется, знала об особых отношениях Анжуйской династии с Папой, и именно поэтому, когда в 1326 году гвельфам Флоренции угрожали гибеллины, флорентийцы обратились за помощью к сыну короля Неаполя, отцу Иоанны, Карлу, герцогу Калабрийскому.
В то время Карлу Калабрийскому было двадцать восемь лет, и он уже был опытным воином, когда принял предложение флорентийцев о 200.000 золотых флоринов и полном контроле над их правительством в обмен на защиту города от Каструччо Кастракани, гибеллинского правителя соседней Лукки. Герцог Карл был очевидным выбором; его отец, король Роберт, старел, и кандидатура Карла казалась вполне приемлемой. Будучи подростком он отличался столь буйным нравом, что его отец счел необходимым нанять воспитателя, будущего Святого Эльзеара, чтобы умерить поведение сына, но к двадцати годам Карл стал достаточно ответственным, чтобы вступить в наследство и получить титул герцога Калабрийского. В 1322 году отец поручил ему сложную задачу — сместить правившего на Сицилии короля из Арагонской династии и вернуть остров под власть неаполитанцев, что за свое долгое правление неоднократно пытался и не смог сделать сам король Роберт. Карлу удалось добиться этой цели не больше, чем отцу-королю, но он, очевидно, с честью проявил себя на войне, так что за ним закрепилась репутация умелого полководца.
Король Роберт обожал Карла, своего единственного законного ребенка, и возлагал на него большие надежды. Первым браком Карл был женат на Екатерине, дочери императора Священной Римской империи. Когда же она, в 1323 году, умерла так и не родив детей, отец Карла быстро организовал его помолвку с Марией Валуа и даже отправил Эльзеара во Францию, чтобы убедиться, что этот престижный союз с французской королевской семьей стал реальностью. Эльзеар умер в Париже, не успев выполнить свою миссию, и пятнадцатилетняя Мария вышла замуж за двадцатишестилетнего Карла только в следующем году.
Карл знал, что отец относится к нему с уважением, и ему не стеснялся высказывать свое мнение родителю. Известный итальянский историк XIX века Маттео Камера пересказал историю о том, как, когда великий монастырь Санта-Кьяра, амбициозный проект, начатый в 1310 году в начале правления Роберта и занявший более двадцати лет, был почти завершен, король взял своего сына на экскурсию по новому зданию. "Роберт… спросил сына, как ему понравился священный храм. На этот вопрос Карл ответил, что из-за большого нефа он похож на конюшню, а боковые часовни — на множество лошадиных стойл. Роберт ответил: Дай Бог, сын мой, чтобы ты не был первым, кто поселится в этой конюшне!" [10] .
10
Bruzelius, The Stones of Naples, p. 133.
Герцог Калабрийский въехал во Флоренцию 30 июля 1326 года в сопровождении своей новой молодой жены Марии, нескольких членов королевского двора и большой армии — "в тысячу всадников" [11] , по словам Никколо Макиавелли, который написал об этом два века спустя в своей Истории Флоренции. Управление Карла городом, по-видимому, получило неоднозначную оценку. Хотя Макиавелли признавал, что "его армия предотвратила дальнейшее разграбление флорентийской территории бандами Каструччо" [12] , он утверждал, что флорентийцы страдали от правления своего нового господина, потому что "синьория [Совет городских старейшин] не могла ничего сделать без согласия герцога Калабрийского, который, вытянул из народа 400.000 флоринов, хотя по заключенному с ним договору эта сумма не должна была превышать 200.000". Однако флорентийский хронист Джованни Виллани, современник Карла, представил гораздо более позитивный взгляд на установленный герцогом режим. Соглашаясь с суммой в 400.000 флоринов, Виллани утверждал, что эти деньги были с лихвой компенсированы ростом деловой активности, связанным с присутствием в городе членов королевского двора, который привлек во Флоренцию большое количество зажиточных аристократов.
11
Machiavelli, History of Florence and the Affairs of Italy, p. 76.
12
Ibid., p. 76.
Конечно, прибытие герцога и герцогини и их многочисленных сопровождающих, все из которых были молоды, общительны и привыкли тратить значительные суммы денег на подарки, одежду и пышные развлечения, было новинкой в ориентированной на торговлю Флоренции. (Чтобы обеспечить свиту герцога провиантом на время пребывания во флорентийском дворце, выделенном для ее проживания, в марте было закуплено 6.000 овец, 3.000 свиней и 2.000 телят). Флорентийские патриции, пробившие себе дорогу к власти благодаря деловой хватке, привыкли экономить и с умом тратить свои деньги. Они не одобряли необдуманных трат, особенно на мелочи, и дошли до того, что издали строгие законы, запрещающие носить некоторые дорогие предметы одежды, — это ограничение им удалось сохранять до тех пор, пока их жены не увидели новую герцогиню и ее фрейлин одетых по шикарной моде Неаполя. Вскоре Мария доказала свою полезность для правления своего мужа, приняв точку зрения своих подданных и защищая их право носить то, что они могут себе позволить, — прогрессивная позиция, которая завоевала сердца флорентийских джентльменов. "В 1326 году, в декабре, герцог Калабрийский по ходатайствам флорентийских дам, обращенным к герцогине, его супруге, вернул указанным дамам право носить некое неподобающее и неблаговидное украшение из кусков белого и желтого шелка, которым они прикрывали лица, и это украшение, поскольку оно не нравилось флорентийским мужчинам, они ранее запретили носить дамам и издали законы против этого и других необоснованных украшений", — с неодобрением пишет Виллани [13] .
13
Panache, Historical Life of Joanna of Sicily, vol. 1, p. 107.
Рождение Иоанны, которое произошло в первой половине 1326 года, совпало с пребыванием ее родителей во Флоренции. Дата рождения не была записана, но хронист Донато Аччаюоли утверждал, что Иоанна родилась во Флоренции, хотя возможно, он имел в виду, во время пути туда. Ее старшая сестра, Луиза, родившаяся годом ранее, умерла в январе того же года, так что рождение Иоанны должно было сильно обрадовать ее мать. В апреле 1327 года Мария родила третьего ребенка, к большому ликованию, сына, Карла Мартела, но он прожил всего восемь дней, и Иоанна осталась старшей наследницей своего отца. Согласно Виллани, когда супруги вернулись в Неаполь в 1328 году, у герцога Калабрийского было "двое детей женского пола, одна рожденная, а другая, которой герцогиня была беременна" [14] (четвертый ребенок, младшая сестра Иоанны, Мария, родилась в 1329 году), что еще раз указывает на то, что Иоанна была с родителями во время их пребывания во Флоренции.
14
Ibid., p. 109.