Иоанна I
Шрифт:
Пребывание герцога и герцогини во Флоренции было прервано зловещей перспективой вторжения из Германии. Гибеллины, обеспокоенные тем, что присутствие герцога Калабрийского предвещает новое наступление гвельфов, обратились к императору за поддержкой, и на этот раз, неожиданно для всех, он ответил на их призыв.
Император, Людвиг Баварский, с самого начала своего правления был занят затяжной ссорой с папством. Согласно обычаям, чтобы быть признанным императором Священной Римской империи, кандидат сначала должен был быть избран королем римлян — так называли своего монарха германцы (еще один пережиток времен Цезаря), а затем, в Риме, коронован императором Папой или одним из его представителей. Но Людвиг удерживал титул короля римлян силой после того, как его избрание было оспорено кандидатом от оппозиции, набравшим равное количество голосов. Этот поступок вызвал гнев Папы Иоанна XXII, который заявил о своем праве на посредничество, а также утверждал, что никто не может стать императором без его одобрения. Чтобы все убедились, что его позиция в этом вопросе абсолютно ясна, Папа отлучил Людвига от Церкви и наложил интердикт на всех его приближенных.
Однако
Неаполитанцы знали, что близость к враждебной Сицилии делает их уязвимыми для войны на два фронта, и давно опасались именно такой ситуации. Роберт в Неаполе и Карл во Флоренции внимательно следили за продвижением Людвига по Италии. Понимая, что его главной целью является Неаполь, многие северные итальянские города с радостью подчинились Людвигу, чтобы он оставил их в покое. Гибеллинские города Милан, Верона, Феррара и Мантуя распахнули ворота перед императором, а их лидеры были вознаграждены имперскими титулами. Злейший враг флорентийцев, Каструччо Кастракани, из-за которого и начались все неприятности, стал герцогом Лукки, вступив в союз с императором и помогая его войскам отбить Пизу у гвельфов. В январе 1328 года Людвиг с триумфом въехал в Рим, где удовлетворил свои амбиции, будучи коронованным императором Священной Римской империи одним из своих сторонников. "Таким образом Людвиг Баварский был коронован императором народом Рима, к великому позору и оскорблению Папы и Святой Церкви, — пишет об этом Джованни Виллани в своей хронике, — Какое самомнение у проклятого баварца! Нигде в истории мы не находим, чтобы император, каким бы враждебным к Папе он ни был раньше или стал потом, когда-либо позволял короновать себя кому-либо, кроме Папы или его легатов, за единственным исключением этого баварца; и этот факт вызвал большое изумление" [15] .
15
Bell, A Short History of the Papacy, pp. 211–212.
В этот момент король Роберт счел ситуацию достаточно тяжелой, чтобы отозвать Карла домой и подготовиться к ожидаемому германскому вторжению. Герцог Калабрийский вместе со своей беременной женой и двухлетней дочерью, а также со всем своим двором выехал из Флоренции, оставив город под защитой наместника с армии в 1.000 солдат, и мрачном настроении направился в Неаполь, смирившись с предстоящей войной.
Но, как это часто случалось в Средние века, в дело вмешались политика, тщеславие и банальная случайность. Папа, узнав о коронации Людвига в Риме, нанес ему ответное оскорбление, издав в Авиньоне буллу, низлагающую его как императора. В отместку Людвиг подписал прокламацию о низложении Папы и назначил в Риме нового, по своему выбору. Затем, вместо того чтобы уйти из города и объединиться с сицилийцами, Людвиг, возможно, реагируя на критику, высказанную Виллани, остался в Риме, чтобы организовать вторую свою коронацию, на этот раз назначенным им Анти-Папой. Празднества, связанные с этой второй коронацией, настолько истощили финансовые ресурсы императора, что он больше не мог платить своей армии, и поэтому, когда жители Рима восстали против него в августе 1328 года, Людвиг был вынужден отступить в Германию. Анти-Папа бежал в Пизу, но вскоре попал в руки врагов, и провел оставшиеся дни в заключении во Франции. Перспективы гибеллинов в Италии были еще больше подорваны внезапной смертью Каструччо и неспособностью сицилийцев вовремя организовать наступление, чтобы скоординировать действия с силами императора. К 1330 году Неаполю больше ничего не угрожало, Рим снова согласился с заочным руководством Папы из Авиньона, и все стало как прежде, а флорентийская синьория даже восстановили законы о роскоши.
Бесславное отступление императора можно было бы считать безоговорочным триумфом неаполитанцев, если бы оно не было омрачено трагедией: неожиданной смертью герцога Калабрийского после возвращении в Неаполь. Отец Иоанны умер 9 ноября 1328 года, но не от засады устроенной врагами во время его поспешного возвращения домой, не от ран или падения с лошади, во время подготовки к войне, а от лихорадки, вызванной длительным нахождением на жаре во время его любимой соколиной охоты. Кронпринц был похоронен в усыпальнице при церкви Санта-Кьяра в одном из "стойл", которые он ранее высмеивал. "Корона упала с моей головы" [16] , — скорбел убитый горем Роберт. Остроумный ответ Роберта, на насмешку своего сына, сбылся, или, возможно, хронисты, как это часто случалось, сочинили этот пророческий ответ уже позже.
16
Headlam, The Story of Naples, p. 267. Документальные свидетельства о смерти Марии Валуа, матери Иоанны, см. Leonard, La jeunesse de Jeanne I, tome 1, p. 142.
Когда три года спустя умерла и их мать, Мария Валуа, и ее тоже похоронили в церкви Санта-Кьяра, Иоанна и ее младшая сестра, Мария, остались сиротами. В результате девочки воспитывались при роскошном дворе своего деда по отцовской линии, Роберта, короля Неаполя, и его второй жены, Санции (Санчи) принцессы Майоркской.
Глава II.
Двор Роберта Мудрого
Ни кто не повлиял на жизнь Иоанны так как это сделали ее дедушка и бабушка — король Роберт и королева Санция. С пятилетнего возраста Иоанна жила с этими двумя сильными, харизматичными, но совершенно непохожими друг на друга людьми и их многочисленным двором обосновавшемся в большом неаполитанском замке-дворце Кастель-Нуово. Все, что будущая королева Неаполя должна была понять о любви, жизни, поведении, образовании, литературе, религии, благочестии и особенно об обязанностях королевской власти и роли государя в обществе, сформировалось в этот период либо благодаря непосредственным наставлениям ее бабушки и дедушки, либо благодаря наблюдению за их поведением. Ни одна школа не могла предложить более основательную подготовку к царствованию, чем королевский двор Неаполя. Роберт и Санция обладали характерами сочетавшими в себе непримиримые противоречия: приверженность к пышности и одновременно к строгости, светкости и религиозности, сладострастию и целомудренности, благородству и вероломству.
Роберт был человеком с блестящей репутацией, им восхищались во всей Европе за его ученость, за его мастерство в расширении своих владений за счет соседей (и императора) и за его способность управлять такими отдаленными и непохожими друг на друга территориями, как Южная Италия и Прованс. Его повсеместно называли Робертом Мудрым — прозвище, данное не из-за уважения к его суждениям, а скорее за его способность сочинить и произнести около трехсот проповедей на латыни, талант, который был явно не характерен для его коллег-монархов восседавших на других тронах Европы. Но как пишет Боккаччо в детстве Роберт предпочитал бросаться камнями, а не учиться. Один из современников, хорошо знавший королевскую семью, дошел до того, что назвал его тупицей. Роберт отказывался учиться читать, пока кому-то из домочадцев не пришла в голову идея обучать его не благочестивым псалмам из обычного псалтыря, по которым большинство средневековых детей учились грамоте, а забавным и нравоучительным басням Эзопа. И это сработало; Роберт научился читать и, в конце концов, пристрастился к книгам. За время своего правления он собрал огромную библиотеку и был известен своим покровительством ученым и писателям. "Кто в Италии, да и во всей Европе, был более выдающийся, чем Роберт?" [17] — писал Петрарка своему другу в 1339 году.
17
Petrarch, Letters on Familiar Matters I–VIII, p. 182.
Жизнь Роберта изменилась навсегда, когда его отец, Карл Хромой (впоследствии король Неаполя Карл II), старший сын основателя династии Карла Анжуйского, проиграл битву за Сицилию и попал в плен к королю Арагона. Желая освободиться из плена, Карл Хромой в 1288 году поручил трем своим младшим сыновьям — четырнадцатилетнему Людовику, десятилетнему Роберту и семилетнему Раймунду Беренгеру — занять его место в плену до тех пор, пока не будет заключен договор.
Мальчиков перевезли в Куирану, одинокую крепость на холме в Арагоне. (Старший сын Карла, Карл Мартел, наследник Неаполитанского трона, и другой сын, Филипп, впоследствии принц Тарентский, были избавлены от этого испытания). За детьми день и ночь следила вооруженная охрана. Расходы на питание и одежду мальчиков легли на плечи Карла, который часто забывал присылать им деньги на содержание. Смотритель замка, в котором они были заключены, холодный, бесчувственный человек, выполнял свои обязанности без всякого сострадания к узникам. "Он, кажется, пытался запугать детей, говоря им, что если король Арагона прикажет сбросить их со стен Куирана, то он с готовностью выполнит приказ — мрачная шутка, которая кажется совершенно излишней жестокостью" [18] . В течение семи лет, братья оставались в этом месте и в этих условиях вызывавших "слезы и ужас у Роберта и Раймунда Беренгера, особенно у первого, который из трех мальчиков, похоже, наиболее остро ощущал тяготы свое нахождения в Арагоне" [19] .
18
Toynbee, S. Louis of Toulouse and the Process of Canonisation in the Fourteenth Century, p. 59.
19
Ibid., p. 69.
В поисках утешения Роберт обратился к своему старшему брату Людовику и единственному взрослому, проявившему к нему доброту, — францисканскому монаху по имени Франциск ле Брюн, который был воспитателем детей с раннего детства и из сострадания сопровождал в Арагон, чтобы взять на себя заботу об их обучении. Франциск принадлежал к течению в францисканском братстве под названием спиритуалы — мистикам, которые относились к обету бедности гораздо серьезнее, чем остальные члены их ордена. После семи лет обучения у Франциска старший брат Роберта, Людовик, приобрел склонность к ночному возлежанию на холодном полу в пароксизме экстатической молитвы, был тайно пострижен в монахи и рукоположен в священники. Не будучи готовым зайти так далеко, Роберт сохранил привязанность к спиритуалам, которая пережила его арагонское заточение. Несомненно, что в тюрьме он выучил и латынь на которой так блестяще писал свои проповеди.
В 1295 году, с помощью папства, между Неаполем и Арагоном было достигнуто соглашение. Папа признал и короновал Карла Хромого королем Сицилии, и остров был официально возвращен под власть Анжуйской династии. Арагонскому королю Хайме II, потерю острова, компенсировали передачей двух других — Сардинии и Корсики. Чтобы закрепить сделку и предотвратить конфликты в будущем, была достигнута договоренность о двойном перекрестном браке: Хайме II должен был жениться на сестре Роберта Бланке, а старший брат Роберта Людовик — на сестре Хайме II Иоланде. После заключения этих двух браков заложники должны были быть освобождены.