Иоанна — женщина на папском престоле
Шрифт:
Джоанна поспешила ответить.
— Спор о юрисдикции, или процедуре.
Эскулапий удовлетворенно кивнул. Проиллюстрируй третий статус. Напиши на своем пергаменте, но так, чтобы его стоило сохранить.
Гудрун суетилась, разводя огонь. Она поставила воду греться и стала накрывать на стол. Раз или два Гудрун обиженно посмотрела через плечо.
Джоанна почувствовала себя виноватой, но сосредоточилась на работе. Время было драгоценно: Эскулапий приходил только раз в неделю, а своими занятиями она дорожила больше всего на свете.
Но работать под гнетом материнского взгляда было трудно. Эскулапий, вероятно, заметил это,
Правда, Джоанна работала в основном с дохристианскими классическими текстами. Эскулапий сохранил «языческие» тексты Цицерона, Сенеки, Лукиана и Овидия, которые большинство современных ученых признавали кощунственными. Он обучал Джоанну греческому языку по древним текстам Менандра и Гомера, которые каноник считал богохульством. Наученная Эскулапием ценить чистоту стиля, Джоанна никогда не задавалась вопросом, соответствует ли поэзия Гомера христианской доктрине. В его поэмах присутствовал Бог, потому что они были прекрасны.
Джоанне хотелось объяснить это матери, но она знала, что ей не удастся ничего изменить. Для Гудрун не имело значения имя Гомер, Цицерон или Святой Августин. Все это не саксонское, а значит чужое.
Внимание Джоанны рассеялось, она запнулась и сделала безобразную кляксу на пергаменте. Подняв глаза, она встретилась взглядом с Эскулапием.
— Ничего, девочка, — неожиданно мягко сказал он, хотя обычно невнимание вызывало его недовольство. — Это не страшно. Начни снова.
Жители Ингельхайма собрались вокруг пруда, оживленно разговаривая. Сегодня испытывали ведьму. Это событие должно было вызвать у людей ужас, сожаление и удовлетворение, стать долгожданной передышкой от монотонности жизни.
— Benedictus, — начал благословить воду каноник.
Хротруд попыталась сбежать, но двое мужчин поймали ее и притащили к канонику. Тот грозно нахмурил брови. Хротруд ругалась и сопротивлялась, когда ее руки связали за спиной полосками льняного холста так, что она закричала от боли.
— Maleficia, — прошептал кто-то рядом с Джоанной и Эскулапием, стоявшими среди толпы зевак. — Святой Варнава, спаси нас от злого глаза.
Эскулапий молча покачал головой.
Он прибыл в Ингельхайм этим утром, чтобы заниматься с детьми. Каноник же потребовал, чтобы они присутствовали на испытании Хротруд, считавшейся деревенской повитухой.
— Увидев это святое судилище, вы лучше узнаете о путях Господних, чем из любых мудреных книг. — Каноник пристально посмотрел на Эскулапия.
Джоанне не понравилось, что уроки отложены, но ее заинтересовало испытание. Она размышляла, как это будет происходить. Никогда прежде Джоанна не видела ничего подобного, но Хротруд ей было жалко. Джоанна любила Хротруд, потому что та была честной женщиной и не лицемеркой. Она всегда откровенно разговаривала с Джоанной, была к ней добра и не высмеивала, как другие сельчане. Гудрун рассказала дочери, как Хротруд помогла при тяжелых родах. Она считала себя обязанной Хротруд за то, что та спасла жизнь ее и Джоанны. Глядя на толпу односельчан, Джоанна
Именно в этом ее и обвинили. Хротруд умела лечить бессонницу, снимать зубную и головную боль, боль в животе, и люди считали это колдовством.
Совершив благословение, каноник повернулся к Хротруд.
— Женщина! Ты знаешь преступление, в котором тебя обвиняют. Не повинишься ли ты теперь в своем грехе, ради спасения твоей бессмертной души?
Хротруд внимательно посмотрела на него.
— Если я признаюсь, вы отпустите меня?
— В Святом Писании, — покачал головой каноник, — это строго запрещается. «Не позволяй колдунье жить», — и добавил для важности: — Исход, глава двадцать вторая, стих восемнадцатый. Но ты умрешь праведной и мгновенной смертью, и через нее получишь неизмеримую радость на Небесах.
— Нет! — решительно заявила Хротруд. — Я христианка, а не ведьма, и всякий, кто скажет иное, грязный лжец!
— Колдунья! Ты будешь вечно гореть в аду! Ты не смеешь отрицать очевидное! — достав засаленный полотняный пояс с завязанными на нем узелками, каноник презрительно швырнул его Хротруд. Та вздрогнула и отступила.
— Видите, как она отпрянула? — прошептал кто-то рядом с Джоанной. — Она точно виновна, и ее нужно сжечь!
«Каждый вздрогнет от такой неожиданности, — подумала Джоанна. — Ничего это не доказывает».
Каноник поднял пояс над головой, чтобы толпа разглядела его.
— Это принадлежит Арно, мельнику. Пояс пропал две недели назад. Сразу после этого Арно слег в постель, мучимый страшной болью в животе.
Лица у всех стали серьезными. Арно никому особенно не нравился, подозревали, что он сильно обвешивает всех. «Кто на свете всех смелей?» — начиналась загадка, которую все очень любили. «Рубашка Арно, что за глотку держит вора каждый день!» Тем не менее болезнь мельника для всей деревни была большой неприятностью. Никто кроме него не мог молоть зерно, потому что по закону ни один житель деревни не смел сам молоть свой урожай.
— Два дня назад, — осуждающе и мрачно звучал голос каноника, — этот пояс нашли в лесу возле дома Хротруд.
Послышался испуганный ропот толпы, и прозвучали отдельные голоса:
— Ведьма! Колдунья! На костер ее!
Каноник обратился к Хротруд.
— Ты выкрала пояс и сделала на нем эти узлы, чтобы совершить свое дьявольское колдовство, от которого Арно чуть не умер.
— Никогда! — негодующе крикнула Хротруд, снова отчаянно пытаясь вырваться из пут. — Я ничего такого не делала! Никогда раньше не видела этого пояса! Я никогда…
Каноник нетерпеливо подал знак тем, кто держал Хротруд. Они подняли ее, как мешок с овсом, раскачали несколько раз и отпустили. Хротруд вскрикнула от страха и злости, пролетела по воздуху и упала в воду прямо посередине пруда.
Джоанна и Эскулапий столкнулись, когда люди подались вперед, желая все увидеть. Если Хротруд появится на поверхности пруда и поплывет — это значит, что освященная вода отвергла ее. Тогда колдовство будет разоблачено, и Хротруд сожгут на костре. Если же она утонет значит — невиновна и будет спасена.