Иоганн Буш

Азнаурян Ованес

Девушка внимательно старательно записала мои слова, а потом посмотрела на меня.

"— Все-таки, эта книга — удивительная вещь, — сказала она. — И я готова даже взять свои слова обратно и объявить ее величайшей книгой, но вы тогда посчитаете меня круглой дурой."

"— Будем задавать вопросы дальше, или будем кушать?" — спросил с улыбкой я.

Девушка ответила:

"— Давайте еще немного поработаем, если вы непротив. Скажите, пожалуйста, при жизни Героя вы ладили с ним?"

Я посмотрел на нее и ответил:

"— И да и нет. Я часто бывал груб с ним, он иногда

меня раздражал, а иногда и бесил. Он был слишком правильный и хороший, и в этом был виноват, конечно, я: ведь я его создал. Я боюсь себе признаться в том, что таким его создал я для читателя; я хотел, чтобы он понравился читателю. И после первой книги, где был Герой, читатель выступил в газетах и в письмах, по радио и ТВ и сказал, что Хельд ему понравился. Он сказал мне это и убил меня… Он видел, что я умер, и очень надеялся, что я не воскресну. И я уже сам потерял надежду на это."

"— Но вы воскресли,"- сказала Ревекка.

"— Да. Для этого надо было убить Героя…"

Девушка перестала писать и подняла свои огромные глаза на меня.

"— Вы очень-очень одинокий писатель, — сказала она. — Вы остались абсолютно один. Вы убили даже своего Героя. Ницше убил всех богов, но у него остался хотя бы созданный им герой. А вы убили и героя… Вы верите в бога?"

"— С этим господином у меня довольно-таки сложные отношения, так что давайте не будем об этом."

"— Я спросила это не для газеты, вы же знаете."

— "Знаю, Ревекка. Но все равно не будем об этом."

"— Хорошо. А что будем делать?"

"— Вы не собираетесь кончать интервью?"

"— Нет. Расхотелось."

"— Тогда давайте поедим."

"— Согласна. Но вы совсем не обязаны угощать меня. И вообще, можете располагать своим временем, как вам заблагорассудится. Мы можем встретиться потом и продолжить."

"— Мне некуда спешить, Ревекка, честное слово. Книга написана, так что у меня теперь каникулы и уйма свободного времени. Пойдем куда-нибудь, пообедаем. Прошу вас, составьте мне компанию, обрадуйте старика…"

"— Вы совсем не старик, — рассмеялась Ревекка, — и не в таком возрасте, чтоб девушка могла ни о чем не думать в вашем обществе."

Я тоже рассмеялся.

"— Не бойтесь. Я не собираюсь соблазнять вас. Вы слишком юны."

"— Жаль, не так ли?" — сказала Ревекка, встала и пошла к выходу. Я с удивлением посмотрел вслед за ней, расплатился с официантом и тоже вышел из бара.

6

Берг, дорогой, мы пообедали в ресторане «Ахорнблат» и потом долго гуляли по Рыбачьему острову, а потом я предложил Ревекке пойти еще и на остров Музеев, но она сказала, что устала. Тогда мы поехали в отель «Беролина», где я жил тогда, поскольку уже месяц, как ушел из дому, разойдясь со своей женой Анной.

Когда мы сделали заказ, Ревекка сказала:

"— С вами очень интересно гулять. Когда-нибудь я напишу о вас книгу, и это будет честная книга."

Я рассмеялся:

"— Мне еще не понравилась ни одна книга, написанная обо мне. Так что лучше не рисковать. Напишете потом, когда я умру. Тогда никто не будет вашу книгу критиковать."

"— Не

прибедняйтесь, пожалуйста, — сказала Ревекка, — вы еще очень долго будете жить…"

"— Да услышат боги ваши слова!"

"— Услышат, я думаю, — сказала Ревекка. Она достала из сумки блокнот и ручку. — Давайте продолжать интервью, пока принесут заказ. Прогулка с вами уже стоит целой книги, но я заготовила несколько вопросов, и газета ждет на них ответы."

"— Давайте. Сегодня я чувствую себя в ударе и готов ответить на любые вопросы."

"— Прекрасно. Итак, у вас были довольно-таки сложные отношения со своим Героем…"

"— О да! Иногда я его даже ненавидел. Ведь он в сущности был уродом. Несмотря на свою такую правильность и, может, совершенство, он был уродом, потому что не нес ответственности за свои деяния; за него всегда отвечал я. И надо же было мне было создать его таким похожим на меня внешне. Ведь Герой был вылитый я в 25 лет!"

"— По-моему, у вас нет никаких оснований называть его уродом,"- сказала Ревекка.

Я ответил:

"— Просто вы не понимаете, что я хочу сказать. Герой сам по себе — нечто неестественное, искусственное и, как и всякое неестественное, так и Герой был уродом. Всякая мутация уродлива, хотя и говорят, что человек — это тоже следствие мутации."

"— Расскажите еще что-нибудь о Герое и овас,"- попросила Ревекка.

"— Между мной и Героем была какя-то Стена, великая и непробиваемая Стена, которая мучила и меня и его, хотя и может быть Герой не догадывался о существовании этой стены. Он — Герой, я — писатель; я его создал и между нами, к сожалению, был этот барьер… Я часто думаю, может, и я сам такой же герой, и меня создал какой-нибудь Великий Писатель… Ведь между мной и Этим Писателем тоже существует барьер, Стена. Только бы Он не кончил писать Свою Книгу раньше времени… А, может, когда наступит срок, рухнет и Стена? Не знаю…

"— Знаете, Иоганн Буш, — сказала Ревекка, — вы сами сочинили себе проблему, а потом у решили ее. Причем неизвестно, хорошо ли это, что вы решили ее, или нет. Решением проблемы стало убийство Героя. Вы считаете, что он был вашей ошибкой?"

"— Нет, — ответил я тогда, — Герой появился, потому что должен был появиться; он — не ошибка, а закономерность. Он типичный герой ХХ века…"

"— А ваши друзья, Генрих и Питер, что с ними сталось на самом деле?"

"— Я их потерял. Генрих уехал в США, а Питер — в Австралию. Мы переписывались сначала, а потом все прекратилось. Я их сделал героями одного из моих романов (о Второк Мировой войне), и таким образом убил их обоих."

"— Я несовсем вас понимаю."- сказала Ревекка.

"— В таком случае, может, поговорим о чем-нибудь другом?"

"— Согласна. — Ревекка записала мои слова о Генрихе и Питере. — К тому же официант уже несет нам обед. Так что ни слова больше об интервью."

"— Очень правильное решение,"- сказал я, смотря, как официант разливает по бокалам вино.

Мы стали есть. Я ел, пил, много рассказывал и смотрел и смотрел на нее, и мне казалось, что я теряюсь в ее таких больших глазах. Я говорил, говорил…