Иоланда — дочь Черного корсара
Шрифт:
Берега, довольно далекие, были покрыты непроходимой чащей деревьев, заполонивших все вокруг огромными листьями. Ни одна лодка не бороздила воды в проходах между листьями водяных растений, затянувших обширные участки водного пространства. Большими стаями летали зимородки, кулики и ciganas, разновидность фазанов, с трудом покидающих берега рек или болот.
Убедившись, что вокруг никого нет и что течение не унесет лодку, Морган расстегнул грубошерстную куртку и фланелевую рубаху и обнажил правое плечо, на котором зияла обильно кровоточащая
— Мой бедный друг, — сказала Иоланда, с видимым состраданием взиравшая на рану. — Как вам должно быть больно!
— Дайте мне палаш, сеньора, — попросил Морган.
— Что вы хотите делать?
— Расковырять рану и вынуть застрявший наконечник.
— Боже мой!..
— Надо его вынуть, сеньора, или он вызовет опасное нагноение.
— Но это же очень больно.
— Я не впервые ранен стрелой. На берегах океана я удостоился еще одной. К счастью, здешние индейцы не имеют скверной привычки отравлять свои стрелы, иначе я давно бы уже отправился на тот свет.
— Подождите, сеньор Морган, — попросила Иоланда.
— Что вы хотите сделать?
— У нас нечем перевязать рану.
— Там растет дикий хлопок. На земле вы найдете коробочки с волокном. А для повязки хватит рукава от моей рубахи. Поспешите, сеньора. Пора остановить кровь.
Девушка уже увидела куст, который рос в пятидесяти или шестидесяти шагах от берега, на опушке большого леса. Пока она бегала за волокном, Морган вытер палаш о подол рубахи и затем с поразительным хладнокровием медленно ввел его острие в рану. Разворотив ее, он нащупал нижнюю часть наконечника. Схватить и с силой выдернуть его из раны было делом одной минуты.
Однако несчастный почувствовал такую острую боль, что почти без сознания рухнул навзничь.
Когда девушка вернулась с пригоршнями, полными хлопка, Морган не пришел еще в себя. Он лежал на траве, полузакрыв глаза, бледный как смерть, с кровоточащей раной. В левой руке у него был еще судорожно зажат наконечник из шипа ансары длиной с хороший палец, крепкий и острый, как стальная игла.
Увидав капитана в столь плачевном состоянии, Иоланда издала испуганный крик:
— Сеньор Морган!.. Сеньор Морган!..
При звуке ее голоса флибустьер приоткрыл глаза и попытался встать, но не смог.
— Здесь, — показал он на рану. — Остановите... Жизнь уходит. Не пугайтесь...
Иоланда склонилась к нему.
Твердой рукой она очистила рану, из которой все еще текла кровь, осторожно соединила ее края, положила сверху горсть хлопковой ваты и, оторвав кусок шелкового платка, которым укрывала голову от солнечных лучей, перевязала, как смогла, рану.
Морган не издал ни единого стона, губы отважного морского рыцаря изображали, напротив, улыбку.
— Спасибо, сеньора... — пробормотал он, глубоко вздохнув. — Вы перевязали... лучше, чем... врач...
— Очень больно?
— Пройдет... Я ослаб... от потери крови...
— Отдохните, сеньор Морган.
Флибустьер кивнул и откинулся на траву. Он чувствовал страшную слабость, в ушах не прекращался мучительный звон. Жар не заставил себя ждать. Щеки капитана запылали болезненным румянцем, дыхание стало хриплым.
Боясь, что солнце напечет ему голову, девушка срубила несколько листьев банана, воткнула в землю сучья и соорудила небольшой навес, чтобы укрыть флибустьера.
— Боже мой, Боже мой! — шептала бедная девушка, сидя возле уснувшего корсара. — Был бы здесь Кармо. Неужели его убили? Что мне делать с раненым на этом озере?..
Морган начал бредить. С его уст, иссушенных первыми приступами лихорадки, срывались непонятные обрывки фраз. Он говорил о Тортуге, о своем «Молниеносном», вспоминал Пьера Пикардца, Кармо. Внезапно до слуха девушки долетело имя, от которого она вздрогнула.
— Иоланда, — пробормотал раненый с нежностью в голосе. — Милая, славная...
— Я ему приснилась, — прошептала дочь корсара.
На щеках у нее появился румянец, а взгляд остановился на гордых чертах флибустьера, которые не изменили ни боль от раны, ни мучительная лихорадка.
— Он спит, — прошептала она снова. — Спит и видит меня во сне.
Внезапно Морган вздрогнул и открыл глаза.
— Воды... воды... — попросил он хриплым голосом. — Во рту пересохло.
Он попытался встать, но девушка положила ему руку на лоб.
— Нет, сеньор Морган, — сказала она, — не двигайтесь. Я принесу вам воды.
— А, это вы, сеньора Иоланда... как вы добры... ухаживаете за мной... проклятый индеец!..
— Не волнуйтесь. Нам ничего не грозит.
— А Кармо?.. Где Кармо?..
— Я никого не видела. Надеюсь, нашим удалось скрыться от ойякуле.
— Вы здесь... одна?
— Со мной сабля и одна пуля в пистолете. Я стреляла только раз. Подождите, сеньор Морган.
Оторвав кусок от листа банана, Иоланда свернула из него рожок и направилась к реке, вспомнив, что вода в лагуне была солоноватой. Устье протоки находилось в трехстах-четырехстах шагах от их стоянки. Смелая девушка пошла по опушке леса и, подойдя к берегу, нагнулась, чтобы зачерпнуть воды. Она уже протянула рожок, но, взглянув на другой берег, отстоявший не далее пятнадцати шагов, в ужасе отшатнулась.
На дереве, склонившемся над рекой и почти касавшемся воды, притаился какой-то пятнисто-полосатый зверь длиной свыше метра, с довольно большой головой, крепким телом, густой мягкой шерстью, сероватой на спине и белой на животе. Он не сводил глаз с воды и легонько помахивал хвостом над потоком.
«Ягуар?» — пронеслось в голове у девушки.
Она быстро отпрыгнула назад и спряталась за стволом пушечного дерева. Река, отделявшая ее от незнакомого зверя, сужалась, как мы говорили, в этом месте, и животное одним махом могло перепрыгнуть на другой берег и напасть на девушку.