Иосиф Джугашвили
Шрифт:
Едва Coco научился ходить, как, по примеру прочих детей верхней части города, стал большую часть времени проводить на улице, куда, как горошины из разорванного стручка, с самого утра высыпали ребятишки. Иной раз друзья забегали поиграть и к нему домой, но стоило прийти отцу, высокому, мрачному, с тяжелым взглядом, как ребятишки притихали и старались быстрей убежать на вольный воздух, пугались, чувствуя в мрачном сапожнике какую-то недобрую силу…
Детские игры были под стать древней задаче кавказского воспитания: сделать из мальчиков воинов. Дня не проходило, чтобы Coco не подрался: иной раз он приходил с улицы побитый, иной раз сам кого-то бил, всякое бывало, однако от честной драки не уклонялся. Дрались один на один, дрались и командами — это называлось «криви». Взрослые в праздники устраивали кулачные бои, ну а для детских игр будней не существует,
…Недолги были счастливые годы детства. Отец начал пить и постепенно, оправдывая поговорку, стал «пить, как сапожник». Семья кочевала с квартиры на квартиру — нигде хозяева не хотели держать пьянииу. Он еще работал, стучал своим молотком на рыночной площади, но денег домой почти не приносил, спуская их по кабакам. Екатерине пришлось самой зарабатывать на кусок хлеба для себя и Coco. Она работала поденно — стирала, убирала, пекла хлеб в домах горожан, а муж теперь появлялся дома только для того, чтобы себя показать, «воспитывая» жену и сына. Жена, по правде сказать, тоже не давала ему спуску, характер был у нее крутой и рука тяжелая. Как-то раз, став свидетелем одной такой родительской драки, десятилетний Coco кинулся на отца с ножом — и потом несколько дней прятался у соседей.
Еще одной причиной постоянных раздоров в семье было воспитание ребенка. Кеке хотела для сына лучшего будущего, чем у его родителей, а самое лучшее, что могла придумать женщина из простого народа, — это видеть его священником. Она обивала пороги, уговаривала, унижалась и в конце концов сумела устроить мальчика в начальное духовное училище. Это было трудно: мало того, что в училище принимались преимущественно выходцы из духовного сословия, так еще и преподавание здесь велось на русском языке, которого не знала грузинская беднота. Но училищное начальство понимало, что если при поступлении требовать знания русского, то классы будут стоять пустыми, поэтому при училище существовало два подготовительных класса, где детей учили языку. Но Coco, с самого раннего детства обладавший великолепной памятью и восприимчивостью, ускорил события. Он занимался русским языком с сыном домохозяина и так преуспел в нем, что в 1888 году мальчика приняли сразу в старший подготовительный класс училища.
Однако учиться Coco пришлось недолго. «Ты хочешь, чтобы он стал митрополитом? — кричал пьяный Виссарион. — Не бывать этому! Я сапожник, и он будет сапожником!» В 1890 году, когда мальчику было десять лет, с ним случилось несчастье — он попал под фаэтон, повредив ноги. Виссарион увез сына в Тифлис, к врачу, но назад не отпустил, а устроил его на ту же фабрику Адельханова, где нашел место и для себя. Coco мотал нитки, убирал, был на побегушках у старших. Работа от зари до зари в душном цехе вскоре бы, вероятно, доконала слабого здоровьем мальчика, если бы навестить его не приехала мать. Увидев, во что превратился ее обожаемый Coco, Кеке, потерявшая всякий страх перед мужем, увезла его обратно в Гори. «Выбирай, — зло крикнул на прощание отец сыну. — Или ты остаешься со мной, или едешь с ней, но тогда я знать тебя больше не желаю!»
Все это было так или примерно так: известно, что условие такое было поставлено и что после того, как Иосиф выбрал учение, отец совершенно прекратил помогать им с матерью. Кеке, вернувшись в Гори, всем говорила, что муж ее умер — и на самом деле он перестал существовать для них с сыном. Виссарион все больше пил, опускался и в конце концов 7 августа 1909 года умер от цирроза печени в одной из тифлисских больниц, куда был доставлен из ночлежного дома. Похоронен он на общественный счет, могилу никто никогда не искал. А на просьбу музея в Гори опознать предполагаемую фотографию отца Сталин — три раза! — даже не ответил…
…И вот после ада тифлисской мебельной фабрики снова Гори, свежий воздух, горы, жаркое лето и промозглая зима. Жили они с матерью в крохотной комнатушке, дверь открывалась прямо во двор. Крыша текла, в доме было холодно, да и голодно тоже. Coco
Строгая и целеустремленная, Кеке не делала поблажек ни себе, ни сыну. До старости он помнил, как тяжела рука матери. «Почему ты меня так била?» — уже став главой государства и отцом троих детей, спросил он как-то. «Вот ты и вырос хорошим!» — был ответ. Однако мальчик любил мать и прощал ей то, чего не простил отцу. В 1935 году она вспоминала: «Я работала поденно и воспитывала сына. Трудно было. В маленьком темном домике через крышу протекал дождь и было сыро. Но никогда, никогда я не помню, чтобы сын плохо относился ко мне». После того, как Иосиф обосновался в Москве, он приглашал мать переехать к нему, но Екатерина отказалась, оставшись доживать свой век там, где прожила всю жизнь, — в Гори.
Как ни трудно они жили, но мать всеми силами старалась, чтобы сын не чувствовал себя хуже других. Одет он был небогато, но добротно и чисто, мать даже сделала ему длинный красный шарф — шарф в то время был для детей примерно то же, что сейчас фирменные джинсы: предмет гордости. Постепенно она выучилась на портниху, тогда стало полегче. Одеть и накормить — это то, что могла сделать для него мать, остальное он делал для себя сам.
Вспоминают, что исключительные способности Coco проявились с самого раннего детства. Всех поражали его память и восприимчивость. Ему не надо было учить уроки — феноменальная память и умение концентрироваться позволяли запоминать все, что говорил учитель, прямо на уроке. Слишком часто в детях исключительный талант компенсируется исключительным же разгильдяйством, однако не таков был Coco. С самого начала обучения в училище и до конца он оставался неизменно первым учеником, никогда не прогуливал и не опаздывал, а будучи дежурным, неумолимо отмечал все нарушения. Он никому не давал списывать — правда, и не отказывал в помощи. И даже тот учитель, которого дети прозвали «жандармом», сделал его своим помощником. Если бы дело было где-нибудь в России, то такой набор качеств вызвал бы к Coco всеобщую нелюбовь одноклассников, не терпевших «любимчиков», но не так было в Грузии, где очень развито почитание старших, в том числе и учителей.
Сын глубоко верующей матери, он и сам был очень набожен, никогда не пропускал служб, неукоснительно выполнял церковные правила и следил, чтобы их выполняли другие. Он очень любил петь, легко выучил ноты и вскоре уже помогал регенту училищного хора, иной раз заменяя его. Как лучший чтец в училище, Coco обучал других чтению псалмов, был главным чтецом и певчим на торжественных молебнах. Первые зерна сомнения заронил в его душу Дарвин. Однажды он сказал одному из товарищей: «Знаешь, нас обманывают, Бога не существует. Прочти-ка эту книгу…» — и дал ему Дарвина. Для неискушенного детского ума книга стала непреодолимым соблазном — попробуй-ка совместить теорию происхождения видов и школьный урок Закона Божия. Правда, рассказывают, что когда король спросил Дарвина, где первое звено его цепочки, великий ученый ответил: «Оно приковано к престолу Всевышнего». Но этого, естественно, в российских переводах конца XIX века не писали, так называемое просвещенное общество больше любого просвещения было озабочено тем, чтобы привить тем, кого оно просвещало, собственные убого-материалистические представления о мире.
Несмотря на маленький рост и плохо действовавшую левую руку, на то, что он был отличником и помощником учителей, Coco пользовался популярностью у детей. Он был компанейским, сильным, ловким и всегда стремился быть первым — в играх, в драках, в учебе. В Грузии никто ничего плохого в таком стремлении не видел, наоборот, все эти качества в детях поощрялись, равно как поощрялось и чувство соперничества. Мальчики должны становиться мужчинами, а мужчина должен быть или хотя бы стремиться быть первым.