Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло»
Шрифт:
Через много лет, став москвичом, отставным разведчиком и признанным литератором, Григулевич напишет биографию Панчо Вильи. Самый драматичный эпизод книги: убийство народного мексиканского воителя. Нельзя не задержаться на этих страницах: с таким проникновением в ситуацию, в поведение главного и второстепенных персонажей воссоздана сцена гибели Панчо Вильи. Она вызывает у читателя противоречивые эмоции: бессилие, разочарование, сочувствие к жертве и даже желание всмотреться в лица убийц, понять мотивы, которые побудили их к кровопролитию. Книга отложена в сторону, у читателя остается тревожное ощущение, что партизанский вождь не мог избежать смерти, и в предопределенности ее — суть того трагического времени, в котором жили герои, предатели, жертвы и убийцы.
Иосиф с нетерпением ждал
Визиты Лауры имели двойное назначение: она убеждалась, что с Иосифом все в порядке, и оставляла ему послание от «Тома». Тайником (на оперативном языке — «дубком») служила выемка в кирпичной ограде, куда Лаура бросала спичечный коробок. Обычно «Том» писал скупо, сообщал о том, что обстановка в Мехико остается сложной, и советовал продолжать курс «лечения». Но это послание начиналось со слов: «Самое время покинуть страну. Уходи в Тир [29] по запасному аргентинскому паспорту. На сегодня — это наилучший вариант». Иосиф понял, что операция движется к развязке. «Том» — профессионал, упрямец, он сумеет довести дело до конца.
29
Тир — кодированное название Нью-Йорка
«Раймонд» остался последним шансом ИНО НКВД на успешное выполнение операции «Утка». Григулевич знал Рамона Меркадера еще по Испании, встречался с ним и в Мексике. Григулевич представил себя на месте Меркадера там, внутри «крепости», с кинжалом или револьвером в крепко стиснутых пальцах, увидел перед собой вздернутую седую бородку Троцкого, нечеловеческий ужас в его глазах, рот, распахнутый в тихом крике, расползающееся пятно крови, и поежился. Иосиф ни на минуту не забывал, что его готовили для решения задачи, которая предстоит Меркадеру. В Мехико Григулевич делал все возможное, чтобы заинтересовать собой троцкистов: вел демонстративную переписку с Москвой, получал оттуда политическую литературу, вступил в МКП, затем был «изгнан» из нее за явный «троцкистский» уклон. Все это рано или поздно привлекло бы к нему внимание людей, близких к Троцкому. Ему не пришлось бы искать подходов к ним. Они должны были прийти к нему сами. Но это потребовало бы слишком много времени. Его же, как твердил Эйтингон, у Кремля не было. Стечение обстоятельств — в который раз! — уберегло Григулевича от выполнения самоубийственной во всех отношениях миссии.
В конце июля 1940 года после утомительной поездки на автобусах по провинциальной «одноэтажной» Америке Григ
улевич вновь оказался в Нью-Йорке. Покидая Мексику, Иосиф так и не простился с Лаурой. Инструкции «Тома» были жесткими: никаких личных контактов со связями в Мехико! Иосиф смирил себя, понимая невозможность прощального свидания. Каких душевных мук это стоило!
Скучать в Нью-Йорке Григулевичу не пришлось: в резидентуре были рады появлению дополнительного «штыка». Поручения следовали за поручениями. Так, под самым носом агентов ФБР Иосиф организовал отправку жены Лео-польдо Ареналя и его детей в Советский Союз. Прощальный гудок парохода, покидающего порт Сан-Франциско, отозвался в сердце Грига симфонией счастья. Теперь компаньеро «Поло» будет легче: Елена — вне опасности. Она посвящена во многие детали операции, знакома с главными ее участниками, включая «Тома», и, без всякого сомнения, полицейские ищейки разыскивают ее с такой же неутомимостью, как и жену Луиса Ареналя — Розу Бигель. К сожалению, Роза отказалась уехать в Россию. Теперь от нее не отстанут. Организуют слежку, установят прослушивание телефона, будут читать письма. Бедный Луис! Кажется, с женой у него полный разлад.
Лев Троцкий подвергся атаке «террориста-одиночки»
Сикейрос, который скрывался у друзей-горняков в горах Халиско в селении с труднопроизносимым названием Осто-типакильо, был арестован в октябре того же года. Он категорически отверг причастность ко второму покушению и упрямо придерживался заранее намеченной линии поведения: «Мы хотели добиться высылки этого профессионального заговорщика из страны. Наша атака была не более чем акцией устрашения». По словам Сикейроса, они пытались захватить «рабочие документы Троцкого, бесценные политические документы, с помощью которых можно было бы доказать правительству и мексиканскому народу подоплеку деятельности этого пособника нацистов в Мексике, раскрыть суть сговора между ним и главарями международной реакции». Следователи тем не менее активно отрабатывали версию «интеллектуальной причастности» художника к убийству. Отрицал Сикейрос и какую-либо связь с органами НКВД. Однако просидеть за решеткой несколько месяцев все же пришлось.
Решение об освобождении Сикейроса принял недавно избранный президент Мексики М. Авила Камачо. Он сказал художнику: «Уезжайте из страны как можно скорее. По имеющимся у меня сведениям, ваши враги — троцкисты — собираются убить вас. Я же этого не хочу, особенно в период моего правления. Формальности улажены, министр внутренних дел Алеман обеспечит все необходимое. Завтра утром вы вместе с женой и дочерью вылетите самолетом через Панаму на Кубу, а затем в Чили, где сможете спокойно жить и работать».
Сохранилась фотография, на которой Сикейрос был запечатлен в день выхода из тюрьмы Лекумберри. Случилось это 28 марта 1941 года. Выглядел художник не таким самоуверенным и напористым, как до роковых событий весны — лета 1940 года. Сикейрос окружен стеной полицейских агентов, и на лице его явные следы озабоченности: президент не шутил, когда говорил о планах мести со стороны троцкистов.
Мексиканскому художнику угрожали не только они. Власти США вели свое расследование обстоятельств смерти Роберта Шелдона Харта. В их объективность Сикейрос не верил и потому не стал тянуть с отъездом. Вспоминая позднее о своем бегстве из Мексики, он признавался, что во время путешествия в Чили испытывал настоящий страх: «Эти презренные гринго задержат меня в Панаме под предлогом расследования убийства Троцкого и отправят затем в Соединенные Штаты или вышлют в какую-нибудь небольшую центрально-американскую страну, например Коста-Рику. Недаром министр внутренних дел несколько раз спрашивал меня, почему я предпочитаю лететь в Чили, а не в Коста-Рику».
Американцы действительно вынашивали недобрые планы в отношении Сикейроса. Агент ФБР в Мехико [30] сообщил в Вашингтон 22 апреля 1941 года (с большим опозданием, но с пометкой «срочно») об освобождении «коммунистического художника» под залог. Со ссылкой на конкретный источник в правительственных кругах давалась информация о предполагаемом маршруте Сикейроса (Чили или Советская Россия).
В ответном меморандуме от 29 апреля отмечалось, что «Сикейрос является весьма опасным радикалом и вскоре даст о себе знать, если ему позволят обосноваться в какой-либо стране». И маленькая приписка рукой Эдгара Гувера: «Нашему человеку в Гаване это известно». Директор ФБР испытывал большое желание «разобраться» с Сикейросом, выяснить подоплеку его работы на НКВД (переписка шла под рубрикой «шпионаж-Р(оссия)», определить степень вины мексиканца в исчезновении Харта. Впрочем, серьезных претензий к художнику у ФБР быть не могло. Из материалов мексиканской полиции было известно, что в последний раз Шелдона видели живым и здоровым в компании братьев Ареналь в их летнем домике в поселке Санта-Роса.
30
Здесь и далее использованы архивные материалы ФБР, опубликованные в Интернете.