Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло»

Никандров Нил

Феликс Вержбицкий с энтузиазмом взялся за сборку зажигательных снарядов. В одиночку справиться с этим сложным делом было невозможно, и вскоре он привлек к этой адской работе — в глухом, плохо проветриваемом подвале, при тусклом освещении, — своего земляка с Волынщины Павла Борисюка («Пабло»). Через их руки прошли десятки «зажигалок». Через «Пабло» делались заказы на изготовление детонаторов. Первоначально этим занимались братья-итальянцы, владевшие мастерской по ремонту кухонной посуды. Позже выяснилось, что они были «на крючке» у полиции как злостные изготовители «агуардьенте». Самогонный бизнес в те годы не был чем-то особым, многие подрабатывали этим. Но конспирацию никто не отменял, и «Артуру» пришлось братьев-самогонщиков «уволить».

После напряженных поисков вышли на хорошего мастера по металлу — «Оскара». По

совету Феликса, он уволился с прежней работы и устроился в мастерскую морского арсенала. Взяли «Оскара» без колебаний: еще бы, в отдел кадров он принес письменную рекомендацию священника, в которой было тесно от похвальных эпитетов: «благонамеренный», «послушный», «исполнительный», «богобоязненный». Вскоре «Оскар» освоился в арсенале, был отмечен начальством и повышен в должности до мастера. Он получил доступ к станкам и в течение двух лет снабжал Д-группу необходимыми деталями для «зажигалок». Терпеливо, изо дня в день в течение двух лет он изготавливал компоненты зажигательного снаряда и, вручая их «Феликсу», «Маго» или «Чато», требовал передать «начальству», что настаивает на личном участии в боевых операциях. «Бланко» стоило больших усилий внушить ему, что он — самый незаменимый участник Д-группы и потому ни при каких обстоятельствах не должен рисковать своей жизнью.

Глава XIII.

РАЗВЕДТОЧКА В ЧИЛИ

По прибытии в Сантьяго Леопольдо Ареналь отыскал товарища Хорхе, который занимался в чилийской компартии секретной работой.

«Я из Буэнос-Айреса от “Медины”. Прошу срочной встречи с товарищем “Альберто”».

Чилиец внимательно изучил мандат, написанный тушью на тонком клочке подкладочной ткани, удостоверился в том, что он содержит условные знаки, подтверждающие подлинность документа, и окинул взглядом улыбающегося, элегантно одетого гостя.

«Ты, товарищ “Педро”, ориентируешься в городе?»

«Пока что не очень», — признался Леопольдо.

«Не пройдет и недели, будешь знать Сантьяго как свои пять пальцев, — успокоил Хорхе. — На первый раз я тебя провожу. Встретимся у касс вокзала Мапочо…»

* * *

В далекие 40-е годы Гало Гонсалес — товарищ «Альберто» — был заметной фигурой в коммунистическом движении Латинской Америки. Он никогда не подвергал сомнению директивы Коминтерна и в этом походил на Кодовилью — руководителя сталинской закалки. Родился Гало 23 февраля 1894 года в семье бедного крестьянина в провинции Вальпараисо. «Классовое сознание» пробудилось у Гало, по собственному признанию, довольно поздно, лет в двадцать пять, когда он работал на медном руднике «Эль Теньенте».

Марксистские идеи с трудом преодолевали Анды, но вести о победе большевистской революции докатились и до чилийского пролетариата. Писатель Луис Энрике Делано в посмертной биографии Гало не умолчал о том, что будущий Генеральный секретарь партии «переболел» анархо-синдикалистскими теориями, штудировал Бакунина и Кропоткина. Годам к тридцати Гало стал эволюционировать в сторону Коминтерна.

В 1926 году он вступил в МОПР. Именно Гало Гонсалес организовал в 1927 году отправку продовольствия и теплой одежды руководителям КПЧ, которых диктатор Ибаньес сослал на безлюдный, обдуваемый ветрами Тихого океана островок архипелага Хуана Фернандеса. Старания Гало, о котором в КПЧ ничего прежде не знали, были замечены. С этого эпизода и началось его сближение с коммунистами. В 1932 году, когда после падения недолговечной «Социалистической республики Чили» начались гонения на левых политиков и активистов, Гало арестовали и отправили в ссылку на остров Моча на юге Чили. Чилийская зима, особенно на юге, — это нелегкое испытание даже для крепких, выносливых мужчин: потоки свинцового антарктического воздуха, ледяные дожди, контрастные смены дневных и ночных температур, от чего даже камни разваливались на части. Но Гало с честью выдержал это испытание.

В 1937 году он совершил первую заграничную поездку, конечно в СССР. Вместе с Элиасом Лафферте [48] Гало принял участие в праздновании 20-й годовщины Октябрьской революции. Его пригласили на ряд совещаний с руководителями Коминтерна, в том числе Димитровым и Мануильским. Гало им понравился: «Именно

такими руководящими кадрами — с надежной пролетарской основой — необходимо укреплять партию». Гало в ускоренном порядке прошел подготовку по спецработе на коминтерновской «даче». «Председатель контрольно-кадровой комиссии обязан владеть техникой конспирации и обеспечения внутренней безопасности партии в совершенстве. Компартия должна защищаться от проникновения чуждых элементов: от троцкистов до полицейских агентов», — этот главный урок Гало усвоил крепко и навсегда.

48

Видный деятель КПЧ, некоторое время был ее генеральным секретарем.

В качестве «блюстителя партийной дисциплины» Гало Гонсалес заявил о себе во весь голос на 9-м пленуме партии, который прошел в Театре Кауполикан в Сантьяго-де-Чили в октябре 1940 года. Партия не потерпит идеологических отклонений! Никакого флирта с чуждыми идеями и умонастроениями! При подготовке доклада Гало опирался на рекомендации Викторио Кодовильи, который первым обратил внимание на засилье масонов в КПЧ и «странно примирительное» отношение к ним со стороны генерального секретаря Карлоса Контрераса Лабарки [49] . При столь надежной поддержке Гало Гонсалес развернулся во всю мощь. Он обрушился с жесткой критикой на масонскую ложу Чили, которая «тихой сапой» проникала в КПЧ, приобретая «братьев» из ее рядов. Гало заявил, что партия не позволит разлагать ее изнутри. Более того, он пригрозил ответными мерами: «Для этого мы располагаем нужной информацией. И в соответствии с нею будем действовать. Масоны и их политическая организация — радикальная партия — являются нашими соратниками в Народном фронте, но это не означает, что мы будем проявлять беззубость!»

49

Карлос Контрерас Лабарка — генеральный секретарь КПЧ в 1931—1946 годах.

В течение многих лет Гало Гонсалес боролся за чистоту партийных рядов, называя себя «практиком революции» и стараясь быть образцовым коммунистом. Принципиально не употреблял спиртного, не курил, был известен как примерный семьянин. В отличие от Лабарки, Гало Гонсалес не питал слабости к комфортной жизни «в буржуазном духе». Только в 1940 году он обзавелся собственным домиком «без удобств» в пригороде Сантьяго. У него было трое детей, — Гильермо, Гильермо Григорио и Сталин, — они часто болели, и до взрослых лет дожил только второй сын.

Внешне Гало казался человеком сухим и жестким. Но это было внешнее впечатление. Он умел прощать «житейские проступки» членам партии и только в самых серьезных случаях настаивал на исключении. Непримиримую позицию он занял, в частности, в отношении Маркоса Чамудеса, который занимался финансовой и коммерческой деятельностью предприятий (типографий, фабрик, мастерских), принадлежавших КПЧ. В «комиссию контроля» поступили данные о том, что Чамудес является предателем, регулярно встречается с шефом тайной полиции Освальдо Сахуэсой. Кроме того, узнали о пагубной страсти Чамудеса: он проигрывал в казино курортного города Винья-дель-Мар значительные суммы из партийной кассы.

Объяснения Чамудеса не были приняты во внимание. Его исключили из партии, после чего ему пришлось уехать в Соединенные Штаты. Гало Гонсалеса он ненавидел до конца жизни и, превратившись в ярого антикоммуниста, во всех своих писаниях называл Гало «чилийским Берией». В Чили имя Чамудеса до сих пор является нарицательным, что-то вроде Азефа или Малиновского.

Такую же непримиримость Гало проявил по отношению к перуанцу Эудосио Равинесу. Бывшего Генерального секретаря компартии Перу Коминтерн прислал в Сантьяго для оказания чилийцам помощи в создании Народного фронта. Когда Фронт был успешно создан (то ли по стечению благоприятных исторических обстоятельств, то ли в силу исключительных политических способностей Равинеса), ему поручили издание газеты «Френте Популар», предшественницы «Эль Сигло». Он слишком увлекся своим «эмиссарством» и стал бесцеремонно вмешиваться в дела КПЧ. Чилийцы стали жаловаться, и Равинес получил из Москвы серьезный «втык» за «авторитаризм» и настоятельный совет «не вмешиваться в ключевые вопросы руководства партией».