Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло»

Никандров Нил

* * *

Поздно ночью поезд прибыл на вокзал Мапочо, и Григулевич вышел на перрон, вдыхая бодрящий воздух чилийской столицы. Тишина, черные силуэты гор на фоне густо-синего неба, разрозненные огни в окнах невысоких домов. Поселился Иосиф в отеле, расположенном в сотне метров от вокзала. Заснул быстро, зная, что впереди — насыщенный событиями и беседами день. Так и получилось. Утром, в назначенный час, Иосиф встретился с Леопольд о на ступеньках национальной библиотеки. Они позавтракали в мрачноватом заведении, которое по аргентинским понятиям скорее походило на арестантскую столовую, чем на кафе. Затем углубились в аллеи Санта-Лусии, ухоженного парка, расположенного на горе в историческом центре Сантьяго.

Иосиф дал Леопольдо возможность выговориться. Нет, на трудности он

не жаловался. Он нуждался в элементарных словах поддержки. Главное его сомнение: не отправил ли его Иосиф в чилийское захолустье как бы за «ненадобностью», только для того, чтобы «занять» делом после «мексиканской операции». Для Григулевича этот вопрос стал неожиданным: он думал, что события в Койоакане для «Алекса» преодоленный этап. Пришлось поговорить с ним на повышенных тонах. Как он мог вообразить такое! Как можно заниматься совместной нелегальной работой, если ты не полностью доверяешь товарищу?

К чести Леопольдо, он быстро понял, что сморозил глупость. Сказал, что это результат одиночества. По прошлой работе привык работать в тесном контакте, в коллективе. Здесь же — почти полная изоляция, и переписка — не спасение. Между заданным в Сантьяго вопросом и полученным из Буэнос-Айреса ответом проходит в лучшем случае неделя. Обстановку для разведывательной работы в Чили трудно назвать благоприятной: даже в партии есть паникеры, считающие, что Москва вот-вот падет. Для него, «Алекса», вера в победу Советского Союза — главный критерий при отборе людей. Тех, кто сомневается, он безжалостно отметает.

В дальнейшем Леопольдо никогда не возвращался к этой теме. Работал на совесть, искренне переживая, что не все из намеченных дел удается завершить.

Успешнее всего шла работа на «фабрике документов», которая имела кодовое название «Mercado» (Рынок).

Сомнений в том, чем мог быть полезен резидентуре 28-летний Марио Ауэса Абукалил, у «Алекса» не было. Его семья занималась типографско-издательской деятельностью. Печатали все: от календарей до железнодорожных билетов. Три брата — Соломон, Марио и Максимо издавали «Арабский бюллетень», что позволяло им влиять на умонастроения в колонии. В этом еженедельнике Марио публиковал свои стихи и обозрения на международные темы, в которых не скрывал своего восхищения Советским Союзом и деятельностью Сталина. Тайное вступление Марио в КПЧ положило конец публикациям на политические темы. «Надо сделать так, чтобы о твоих коммунистических увлечениях вспоминали как можно реже», — сказал ему Гало.

Партийный псевдоним у Марио был довольно прозрачный — «Поэт», но, помня чилийскую поговорку «подними любой камень и под ним найдешь поэта», менять его не стали. Вначале «Поэт» «освещал» нацистское проникновение в местную арабскую колонию, где «приветствовался» антисемитизм Третьего рейха. В Сантьяго печаталась еще одна арабская газета — «Арабский мир», в которой из номера в номер появлялись перепечатки из геббельсовских изданий и пропагандистских брошюр германского посольства в Чили. Газета с ожесточением выступала против англо-американских союзников, в первую очередь из-за их позиции в отношении Палестины. Планы создания на ее территории еврейского государства вызывали почти единодушное недовольство арабской общины.

После небольшого испытательного срока «Поэту» поручили создание секретной типографии, которая в переписке «Артура» и «Алекса» обозначалась как «Mercado» (Рынок). Марио был прирожденным конспиратором и идеально подходил для столь ответственной работы. В подвальных помещениях «Рынка» трудились граверы и печатники, изготовляя паспорта, удостоверения личности и другие необходимые для жизни в Чили и передвижения по миру бумаги. В распоряжении «паспортистов» имелись подлинные печати и штемпеля, акцизные марки, без которых удостоверения личности не имели силы, образцы подписей полицейских начальников. В подвальных помещениях «Рынка» трудились граверы и печатники, изготовляя паспорта, удостоверения личности и другие необходимые для жизни в Чили и передвижения по миру бумаги. В распоряжении «паспортистов» были подлинные печати и штемпеля, акцизные марки, без которых удостоверения личности не имели силы, образцы подписей полицейских начальников.

За 1942—1943 годы «Рынок» снабдил чилийскими паспортами не менее 150 испанцев, которые без

единого провала перебрались в Аргентину и Уругвай, а оттуда — в воюющую Европу. Многие из них попали в отряды партизан — «маки» и сражались против немцев на оккупированной французской территории, а после освобождения Франции — на испанской земле против Франко. «Артур» и «Алекс» уделяли много внимания бесперебойному функционированию «Mercado», из самых невероятных источников добывали деньги для оплаты бумаги и материалов, необходимых для изготовления документов. Создание «Mercado» они считали одним из главных достижений своей резидентуры в Чили [52] .

52

В октябре 1944 года паспортная «мастерская» была передана в распоряжение КПЧ. Под опекой партии «Рынок» существовал еще долго, изготавливая чилийские и испанские документы «безукоризненного качества». Марио Ауэса Абукалил тогда же отошел от всех дел, связанных с партийным заданием.

* * *

По заданию Москвы в Чили были подобраны люди для нелегальной работы в Испании и Португалии. Советская разведка намеревалась создать в Лиссабоне и Мадриде «наблюдательные пункты». Португальская и испанская столицы воспринимались в Москве как подозрительные места, кишащие нацистскими шпионами и дипломатами из союзнических стран. «Там они сговариваются против Советского Союза», — однажды сказал Берия Фитину.

Одним из агентов «Артура» в Испании стал Кристиан Касанова Суберкасо. Рекомендовал его Гало Гонсалес. Кристиан родился в Сантьяго в 1919 году в обедневшей, но влиятельной аристократической семье. Он с юношеских лет весьма иронически относился к своей родне «голубых кровей», что легко прочитывается в его автобиографическом романе «Натали, или Человек в белом» [53] : семья «состояла преимущественно из дилетантов. Это был ярчайший пример поверхностности. Их культура ограничивалась знанием немногих стихов Альфреда де Мюссе и умением бойко сыграть два-три этюда Шопена».

53

Christian Casanova Subercaseaux, «Natalie y El Hombre vestido de bianco». Ed. Rumbos, Santiago de Chile, 1990.

Отец, тем не менее, был для Кристиана вне критики, потому что являлся человеком высоко образованным, настоящим тружеником. Он возглавлял правительственный журнал «Экономика и финансы», являясь ведущим экспертом в этих материях [54] .

Во время учебы в университете Касанова стал посещать занятия в марксистском кружке, который вел фотограф Антонио Кинтдна. Для Кристиана Кинтана был моральным и идейным авторитетом. Под влиянием своего кумира Касанова вступил в комсомольскую организацию. Чтобы доказать искренность и бесповоротность своего выбора, выполнял любые поручения, вплоть до продажи газеты «Коммунистическая молодежь» на центральных улицах столицы, высокомерно игнорируя насмешки знакомых из светского общества.

54

На адрес этого журнала по улице Нью-Йорк, 52, Кристиан из Испании направлял письма с сообщениями для «Педро».

Вскоре Кристиан ушел из семьи и стал жить самостоятельно, в «пролетарском» пансионе, где витали ароматы дешевого писко и где допоздна шумели, ссорились и мирились картежники. Усердие адепта из чуждой среды было замечено, Касанову избрали секретарем комсомольской ячейки! Время было горячее: на улицах едва ли не ежедневно комсомольцы сражались с молодежными нацистскими группами фон Марееса. Мелькали металлические прутья, летели камни, сыпались разбитые стекла, кровь текла по разбитым лицам. Потом появлялись конные карабинеры и разгоняли непримиримых врагов. Иногда комсомольцев и нацистов запирали в общую камеру, что позволяло в очередной раз решительно «размежеваться», но на идейно-теоретическом уровне.