Иосиф Сталин – беспощадный созидатель
Шрифт:
Вы требовали от меня ясности. Надеюсь, что я дал Вам достаточно ясный ответ».
Перепуганный Демьян попытался поворотить на «ленинскую дорогу», но, в конечном счете, крайне неудачно. Хотя поначалу все складывалось вроде бы неплохо, и у баснописца должно было сложиться впечатление, что Сталин его простил, раз в газетах появилось приветствие от имени ЦК ВКП(б), утвержденное Политбюро 20 мая 1931 года: «Горячий привет поэту пролетарской революции тов. Демьяну Бедному в день двадцатилетия его деятельности в большевистской печати. ЦК не сомневается, что тов. Демьян Бедный будет и впредь продолжать свою работу в рядах ударников пролетарской литературы для дела полного освобождения мирового рабочего класса». А 11 апреля 1933 года Демьян был удостоен
На самом деле Демьян как был сверчком, так сверчком и остался. Сталин это очень хорошо понимал. Хотя в 1917–1927 годах тираж книг Д. Бедного превысил 2 млн экземпляров и был больше, чем тираж книг Горького, Маяковского и Пильняка, вместе взятых. Сталин отлично сознавал, что автор «Слезай с печки» никогда не был и не будет большим русским поэтом.
А ведь было время, когда Иосиф Виссарионович хвалил Демьяна Бедного, ставил его в пример как образец неутомимого пропагандиста линии партии. Так, за стихотворный фельетон о Троцком «Всему бывает конец», опубликованный в «Правде» 7 октября 1926 года, Сталин просил передать от себя лично благодарность Демьяну за «верные, партийные» стихи. Генсек позвонил коллегам по Политбюро и хвалил сатиру Бедного. При этом Сталин заметил: «Наши речи против Троцкого прочитает меньшее количество людей, чем эти стихи». Вот о каких бессмертных виршах шла речь:
Троцкий – скорей помещайте портрет в «Огоньке»,Усладите всех его лицезрением!Троцкий гарцует на старом коньке,Блистая измятым оперением,Скачет этаким красноперым МюратомСо всем своим «аппаратом»,С оппозиционными генераламиИ тезисо-моралами,—Штаб такой, хоть покоряй всю планету!А войска-то и нету!Ни одной пролетарской роты!Нет у рабочих охоты —Идти за таким штабом на убой,Жертвуя партией и собой. Довольно партии нашей служитьМишенью политиканству отпетому!Пора, наконец, предел положитьБезобразию этому!Да, тут Ляпис-Трубецкой отдыхает.
Демьян Бедный годился только для нужд сиюминутной пропаганды, для агитации полуграмотных масс. Думаю, что одной из причин его опалы, вскоре последовавшей, стали чрезвычайно неприязненные отношения Демьяна с Горьким. Оба претендовали на то, чтобы считаться первым лицом в советской литературе, главным из «пролетарских писателей». Но при этом «буревестник» был куда более рафинированным литературным персонажем, имевшим мировую известность и признание, чем «вредный мужик Демьян», чья слава не переходила советских границ и произведения которого в подавляющем большинстве имели мало общего с поэзией. Сталин явно сделал свой выбор еще в начале 30-х годов, решив, кто именно возглавит новую объединенную организацию советских писателей. Это хорошо видно по тону сталинских писем: уважительно-доброжелательных по отношению к Горькому и нагловатых, откровенно издевательских по отношению к Демьяну.
Вознесенный когда-то Иосифом Виссарионовичем чуть ли не до небес Демьян Бедный оказался, если верить Радеку, подголоском правых. Да еще позволял себе непочтительные высказывания насчет того, как вождю следует разрезать книги… Справедливости ради отмечу, что резкой критике Демьяна Сталин подверг еще до знакомства с дневником Презента. В декабре 1930 года ЦК партии с подачи Сталина приняло закрытое постановление, осуждающее некоторые фельетоны поэта. Демьян обратился с письмом к Сталину. Но внезапно получил холодную отповедь со стороны Иосифа Виссарионовича: «…Критика недостатков жизни и быта СССР, критика обязательная и нужная, развитая Вами вначале довольно метко и умело, увлекла Вас сверх меры и, увлекши Вас, стала перерастать в Ваших произведениях в клевету на СССР, на его прошлое, на его настоящее».
Вторично «звездный час» Демьяна Бедного пробил с началом Великой Отечественной войны. Теперь, как и в гражданскую, требовались не эстетические достоинства стихов, а доступность языка фельетонов, способных достучаться до сердца миллионов самых невзыскательных читателей. Здесь Демьяну не было равных. Его фельетоны вновь стали регулярно печататься в «Правде».
Но перед этим ему пришлось пережить падение почти до самого дна. Гром грянул над Демьяном 14 ноября 1936 года. В этот день Политбюро приняло постановление о запрете оперы по либретто Демьяна Бедного «Богатыри», оформленное затем как постановление Комитета по делам искусств. Там говорилось: «Ввиду того, что опера-фарс Демьяна Бедного, поставленная под руководством А.Я. Таирова в Камерном театре с использованием музыки Бородина,
А) является попыткой возвеличения разбойников Киевской Руси, как положительный революционный элемент, что противоречит истории и насквозь фальшиво по своей политической тенденции;
Б) огульно чернит богатырей русского былинного эпоса, в то время как главнейшие из богатырей являются в народном представлении носителями героических черт русского народа;
В) дает антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, являвшегося в действительности положительным этапом в истории русского народа, так как оно способствовало сближению славянских народов с народами более высокой культуры,
Комитет искусств при СНК Союза ССР постановляет:
1) Пьесу «Богатыри» с репертуара снять, как чуждую советскому искусству.
2) Предложить т. Керженцеву написать статью в «Правде» в духе настоящего решения».
Высочайший гнев на оперу обрушился после того, как 13 ноября Молотов посетил спектакль в Камерном театре и пришел в ярость. Статья Керженцева «Фальсификация народного прошлого» появилась в «Правде» 15 ноября, одновременно с публикацией постановления о запрете «Богатырей».
Крах «Богатырей» вызвал неподдельную радость у подавляющего большинства литературно-театральной общественности, которая Демьяна терпеть не могла из-за его высокомерия и заносчивости, за то, что долгие годы он был фактически «неприкасаемым» и едва ли не самым популярным стихотворцем Советской страны. Виновники же того, что «Богатыри» увидели свет рампы, усиленно каялись, посыпали голову пеплом, а заодно пытались переложить часть ответственности на других. О реакции на запрет «Богатырей» НКВД подготовило специальный обзор. Там, в частности, отмечалось: «А. Таиров (потрясенный постановлением Комитета о снятии «Богатырей», объявил себя больным – сердечный удар. К нему заходили работники искусства и выражали соболезнование. По словам А. Коонен, – заходили многие, как к покойнику. – Б. С.):
«Я допустил большую ошибку. Беру на себя всю ответственность, несмотря даже на то, что комитет по делам искусства, который принимал спектакль, апробировал его. Моя ошибка заключается в том, что я, как художник, должен был предвидеть все последствия.
Обидно, что мою ошибку принимают за вылазку, как об этом пишут.
Ошибка произошла потому, что я оказал большое доверие Демьяну Бедному, как старому коммунисту. Как я мог подумать, что текст Д. Бедного заключает вредную тенденцию, как же я мог быть комиссаром при Д. Бедном. Этой ошибки не произошло в «Оптимистической трагедии» и в «Родине», где авторы менее авторитетны, и я их пьесы подверг критике ответственных работников.