Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого
Шрифт:
Люди действительно производят слова, и их производство с древнейших времен непосредственно связано с производством материальных и духовных продуктов, а с определенного времени одно без другого просто невозможно. Именно это «производство» и имел в виду Марр. Попутно заметим также, что Сталин стал самым могущественным и самым богатым (без преувеличения, учитывая те ресурсы, которыми он распоряжался единолично) правителем за всю историю человечества, главным образом благодаря своему не очень правильному русскому языку и намного более убедительному для многих политическому языку. Фердинанд де Соссюр, один из крупнейших лингвистов-теоретиков начала XX века, на работы которого, конечно же, опирались Марр и большинство лингвистов во всем мире и с которым они же полемизировали, писал: «Высокий уровень культуры благоприятствует развитию некоторых специальных языков (юридический язык, научная терминология и т. д.)». Наличие «специальных языков» внутри общества, в свою очередь, ведет к необходимости изучать отношения «между языком и такими установлениями, как церковь, школа и т. д., которые в свою очередь, тесно связаны с литературным развитием языка, – явление тем более общее, что оно само неотделимо от политической истории» [1186] . Политический язык самого Сталина, язык сплотившегося вокруг него правящего клана, политический язык сталинской эпохи был насыщен большим количеством завораживающих слов-понятий, магических формул, жестов и манифестаций, символических знаков-действий, которые Сталин (как и многие политики мира) десятилетиями синтезировал и «производил» на исторической арене. Сюда же надо добавить особо многозначительную символику показательных судебных процессов над «врагами народа», как над живыми символами – знаками скрытой
1186
Марр Н. Я. Язык и современность. Изв. ГАИМК. Вып. 60. С. 26.
1187
Сталин И. В. Указ. соч. С. 17.
Еще в первой статье именно сам Сталин прямо сравнил язык, слово с орудием, в том числе с орудием производства. Он писал: «Язык, принципиально отличаясь от надстройки, не отличается, однако, от орудий производства, скажем от машин, которые так же безразличны к классам, как язык, и так же могут обслуживать как капиталистический строй, так и социалистический» [1188] . Тогда же он добавил: «Язык есть средство, орудие, при помощи которого люди общаются друг с другом, обмениваются мыслями и добиваются взаимного понимания… язык, будучи орудием общения, является вместе с тем орудием борьбы и развития общества» [1189] . Здесь я хочу напомнить наш разговор о брошюре Сталина «Марксизм и национальный вопрос», в которой он писал: «Бауэр тут хотел доказать, что “язык – это важнейшее орудие человеческого общения”» [1190] . Совпадение очевидное. Цитата извлечена Сталиным из книги «Национальный вопрос и социал-демократия» известного немецкого марксиста и, согласно ленинской терминологии, «оппортуниста» О. Бауэра. Она была издана на русском языке в 1909 году. Сталинская же работа была опубликована в начале 1913 года. Как мы видим, Сталин в 1950 году от своего имени дал определение языка, ставшее затем общепринятым в советском языкознании, конечно же, не упомянув ни одного из своих предшественников. Бауэр не проводил прямой аналогии между орудийной функцией языка (знака) и орудием материального производства. И Марр этого не делал, а использовал более тонкие аналогии и рисовал более сложную картину становления орудийной функции языка и ее связи с развитием материальной и духовной культуры человечества. Он говорил о языке как об «орудии исторической», «доисторической и протоисторической общественности» [1191] , то есть о становлении социальной функции языка в процессе развития человеческого общества. Он не соглашался с чересчур прямолинейными высказываниями марксистского историка М. Н. Покровского, который, как я отмечал ранее, поддержал некоторые историко-лингвистические идеи Марра. Последний в ответ заявлял: «Проф. М. Н. Покровский в “Очерках истории русской культуры” говорит: “Единственным научно ценным принципом при выделении из общекультурной массы и районов культурного развития является принцип лингвистический: культуру определяет язык, главнейшее необходимейшее орудие культурной передачи, орудие, без которого культура просто немыслима”. С такой ролью лингвистики мы как будто должны бы согласиться… С М. Н. Покровским не расходятся, очевидно, и археологи, занимающиеся историей материальной культуры». В то же время, продолжал Марр, «мы считаем несколько преувеличенным такое исключительное выдвигание лингвистики в роли строительницы истории культуры, но с положением самим мы отнюдь не спорим», поскольку язык есть «не только орудие общественности… язык сам есть создание общественности» [1192] . Так что никакой вульгарной трактовки орудийной функции языка, отождествляемого с орудием материального производства, у Марра никогда не было, хотя именно на это напирал Сталин и антимарристы, включая их современных представителей. Я не исключаю того, что Сталин, обнаружив в марровских писаниях слово «производство», мог добросовестно заблуждаться, не улавливая многозначности применяемых терминов типа «производство», «орудие», «труд», «общественность» и т. д. Сталин понимал их так, как они трактовались в классической марксистской политэкономии. Марр же расширительно использовал эти понятия, говоря об исторически обусловленном производстве языка-мышления в процессе орудийно-производственной деятельности общественного человека и обратном влиянии мышления-языка на развитие материальной орудийной деятельности. Иначе говоря, язык, мышление и труд во всех его проявлениях, в том числе деятельность словотворческая (глоттогоническая), рассматривались Марром в единстве общественно-исторического процесса. В духе времени он не забывал указывать и на то, что «язык по своему происхождению вообще, а звуковой язык в особой степени потому и является “мощным рычагом культурного подъема”, что он – незаменимое орудие классовой борьбы» [1193] . В данном случае Марр скрыто цитировал самого Сталина 30-х годов. Впрочем, мысль о том, что язык, слово есть средство борьбы в сфере общественного сознания, кому бы она ни принадлежала, справедлива во все времена.
1188
Там же. С. 46, 47.
1189
Сталин И. В. Соч. Т. 2. М., 1954. С. 302.
1190
Марр Н. Я. Об яфетической теории // Там же. С. 13.
1191
Марр Н. Я. Лингвистически намечаемые эпохи развития человечества. С. 56.
1192
Марр Н. Я. Язык и мышление // Там же. С. 90.
1193
Сталин И. В. Марксизм и вопросы языкознания. С. 78.
«Язык-мышление» или «мышление и язык»? Ответ Сталина и ответ Марра
Затем Сталин ответил на второй вопрос Крашенинниковой:
«2. Вопрос. Маркс и Энгельс определяют язык как “непосредственную действительность мысли”, как “практическое… действительное сознание”. “Идеи, – говорит Маркс, – не существуют оторванно от языка”. В какой мере, по Вашему мнению, языкознание должно заниматься смысловой стороной языка, семантикой и исторической семасиологией и стилистикой, или предметом языкознания должна быть только форма?» [1194]
1194
Большая советская энциклопедия (БСЭ). 1-е изд. Т. 50. М., 1944. С. 734.
В первой статье Сталин уже пытался осторожно дать оценку семантике (семасиологии), отводя им второстепенную роль в изучении языка по сравнению с грамматикой и фонетикой, следуя в этом вопросе за традиционной лингвистикой конца XIX века, а точнее – за мнением Чикобавы. Но как раз семантика (семасиология), а именно анализ «семантических пучков» и реконструкция истории значений, были любимыми детищами Марра. Судя по контексту, основной источник, из которого Сталин черпал знания об этих областях, был пятидесятый том БСЭ первого издания. В современном архиве Сталина этот том отсутствует, но среди остатков его библиотеки он сохранился. В пятидесятом томе БСЭ о семантике сказано крайне скупо, зато отдельно и подробней сказано о семасиологии, причем трактовались эти понятия в марровском духе. Похоже, что этим и объясняется настороженное и даже пренебрежительное отношение Сталина к важнейшему и интереснейшему разделу лингвистики, которым после выступлений Сталина в 1950 году в СССР практически перестали заниматься. Автором и этих статей в БСЭ была все та же Р. О. Шор. О семантике Сталин почерпнул из БСЭ следующее: «Семантика (греч. semantikos – имеющий значение, выразительный), лингвистический термин, обозначающий: 1) смысловую сторону языка в целом или его отдельных элементов (слов, частей слов); 2) отдел языкознания, изучающий значение слов. См. Семасиология» [1195] . О последней говорилось подробнее: «Семасиология (греч. semasis – образованное от sema – знак и logos – слово, наука), раздел языкознания, изучающий значения слов и изменения этих значений». Затем кратко излагалась история дисциплины от Платона до начала XX века. В качестве вершины, которой достигла семантика к XX веку, указывалось учение Марра, связавшее изменения значений слов-понятий с историей общества и с его социальной (классовой) структурой, а мы добавим, то есть то, что позже на Западе стали называть «социолингвистикой». «Тем самым, – писала Шор, – С. приобрела особую важность среди других разделов науки о языке». Для подкрепления тезиса об особо марксистском характере семантических изысканий Марра автор процитировала то же самое высказывание классика, которое шестнадцать лет спустя процитировала Крашенинникова в письме Сталину: язык есть «практическое… действительное сознание» и т. д. Кроме того, Шор привела формулировку «закона функциональной семантики Марра» и подкрепила его наиболее яркими марровскими иллюстрациями, подтверждающими, что «при сохранении социальной функции название обычно переносится на новый предмет» [1196] .
1195
Там же. С. 735–737.
1196
Сталин. И. В. Марксизм и вопросы языкознания. С. 78–79.
Из всего этого для Сталина стало ясно одно – речь идет о смысловой стороне слова и языка и то, что именно Марр настаивал на приоритете изучения семантики и семасиологии перед грамматикой языка. Марр даже как-то, горячась, заявил, что изучение исторической грамматики вообще пустое занятие. Такого рода хлесткие заявления академика Марра отмечал и Чикобава в своей застрельной статье. Сталин, не рискуя вдаваться в обсуждение достоинств и недостатков семантики как науки, тем не менее, не колеблясь, и ей указал «подобающее место»:
«Ответ. Семантика (семасиология) является одной из важных частей языкознания. Смысловая сторона слов и выражений имеет серьезное значение в деле изучения языка. Поэтому семантике (семасиологии) должно быть обеспечено в языкознании подобающее (! – Б. И.) ей место.
Однако, разрабатывая вопросы семантики и используя ее данные, никоим образом нельзя переоценивать ее значение и тем более – нельзя злоупотреблять ею. Я имею в виду некоторых языковедов, которые, чрезмерно увлекаясь семантикой, пренебрегают языком как “непосредственной действительностью мысли”, отрывают мышление от языка и утверждают, что язык отживает свой век, что можно обойтись и без языка» [1197] .
1197
Там же. С. 79–80. В том же 1950 г. вышло очередное издание книги Энгельса «Анти-Дюринг». Сталин выделил: «Процитируем (из книги Дюринга. – Б. И.) лишь следующее: “Кто способен мыслить только при посредстве речи, тот еще не испытал, что значит отвлеченное и подлинное мышление”. Если так, то животные оказываются самыми отвлеченными и подлинными мыслителями; так как их мышление никогда не затемняется назойливым вмешательством речи. Во всяком случае, по дюринговским мыслям и по выражающему их языку можно видеть, как мало эти мысли приспособлены к какому бы то ни было языку…» (РГАСПИ, ф. 558,оп.3, ед. жр.3, с.79). Спор о способности мыслить без языковой оболочки очень давний. – Б. И.
Кусочки цитат из работ классиков марксизма, перекидываемые оппонентами через годы, как шарики пинг-понга через сетку игрового поля, как раз указывают на приоритет смыслового аспекта языка (мышления) в развитии общечеловеческой цивилизации. Сталин же уводит разговор от семантики в сторону обсуждения совсем иного вопроса – возможно ли мышление без языка? В связи с этим он привел выдержку из основополагающей поздней работы Марра «Язык и мышление», сознательно вырывая цитату из контекста. В то же время сам факт цитирования и иные конкретные отсылки Сталина к разным работам Марра говорят о том, что в процессе подготовки своих публикаций вождь не раз обращался к первоисточнику, а не только усваивал отдельные критические положения и цитаты из вариантов статьи Чикобавы, БСЭ и других работ участников дискуссии.
«Обратите внимание на следующие слова Н. Я. Марра, – продолжал Сталин, – “Язык существует лишь, поскольку он выявляется в звуках; действие мышления происходит и без выявления… Язык (звуковой) стал ныне уже сдавать свои функции новейшим изобретениям, побеждающим безоговорочно пространство, а мышление идет в гору от неиспользованных его накоплений в прошлом и новых стяжаний и имеет сместить и заменить полностью язык. Будущий язык – мышление, растущее в свободной от природной материи технике. Перед ним не устоять никакому языку, даже звуковому, все-таки связанному с нормами природы” (См. “Избранные работы” Н. Я. Марра).
Если эту “труд-магическую” тарабарщину перевести на простой человеческий язык, то можно притти (так в тексте. – Б. И.) к выводу, что:
а) Н. Я. Марр отрывает мышление от языка;
б) Н. Я. Марр считает, что общение людей можно осуществить и без языка, при помощи самого мышления свободного от “природной материи” языка, свободного от “норм природы”:
в) отрывая мышление от языка и “освободив” его от языковой “природной материи”, Н. Я. Марр попадает в болото идеализма» [1198] .
1198
Пиотровский Б. Б. Указ. соч. С. 54.
Сталин правильно определил самое важное положение позднего варианта концепции Марра и, конечно же, точно уличил его в «идеализме». Но, вырвав из контекста и без того запутанный и, как всегда, многослойный и аллегорический текст Марра, он представил академика в дурацком обличье. Воспроизведем то, что предшествовало цитате Марра в сталинской статье, рассчитывая на снисходительность современного читателя к специфической форме выражения неординарных мыслей великого косноязычного лингвиста. Беря на себя смелость давать столь высокую оценку научной деятельности Марра после уничижительной критики почетного академика И. В. Сталина и других выдающихся ученых, я всего лишь следую за академиком Б. Б. Пиотровским (и выдающимися лингвистами – сторонниками Марра), близко наблюдавшим и учившимся у Марра, а в преклонные годы вспоминавшим: «Лекции были трудными, так как гениальный ученый не всегда мог отделить второстепенное от самого существенного и слишком прямолинейно применял “историзм”, с чем было трудно согласиться. Но как историк культуры он развил учение о семантике, которое явно выходило за рамки языкознания» [1199] .
1199
Марр Н. Я. Язык и мышление. С. 120–121.