Иосиф Сталин. Последняя загадка
Шрифт:
Я решил переговорить с Кобой.
(Кстати, после войны я уже не был князем Д., пользовался совсем другой легендой. Но подробности своей послевоенной работы и то, под чьим именем я работал, сообщать не имею права.)
Лаборатория Х
Однако прежде чем говорить с Кобой, следовало выяснить, жив ли Валленберг. Мне удалось узнать немного: с 1946 года швед был закреплен за Лабораторией Х, но остался ли он в живых?
В Варсонофьевском переулке стояло тогда некое строение (кажется,
В конце сороковых ее возглавлял человек, внешне напоминающий тех, кого изображали на антисемитских гитлеровских плакатах. В научном мире он был известен работами по лечению рака. Но в Лаборатории Х создавал и испытывал новые яды. М-ий (так его звали) изобретал так называемые бесследные яды. Они могли вызвать самые разные последствия – мгновенную смерть или смерть отсроченную, то есть инфаркт, инсульт. Они могли повлиять на психику и довести до самоубийства. Они могли спровоцировать симптомы, похожие на острое пищевое отравление, оканчивающееся смертью. Как было с Крупской или Федором Аллилуевым. Думаю, эти смерти явились одной из причин, заставившей Кобу убрать исполнителей – Ягоду и Ежова.
Короче я решил переговорить с М-им. Я увидел его в нашей столовой. Он всегда много, жадно и как-то неаккуратно ел. И всегда – с книгой, читал во время еды. В этот раз он ел окрошку, и скатерть была забрызгана кровавыми (свекольными) пятнами. Я подсел и затеял разговор о футболе. Он был страстный болельщик и ходил на стадион в любую погоду. М-ий отложил книгу и молча смотрел на меня скорбными еврейскими глазами. Он ждал начала главного разговора. Я спросил его о Валленберге. Сказал, что судьба этого человека «напрягает моих агентов-евреев». Он тотчас принялся все яростно отрицать… с легкой усмешкой, чтобы я точно понял: он у нас! Уже уходя, я сказал ему:
– Я понял, его у нас нет… Вопрос: жив?
М-ий помолчал, затем ответил:
– Хороша окрошка.
Итак, Валленберг был жив.
Прошло какое-то время, и вдруг М-ий в столовой прошептал мне:
– Завтра на «Динамо» (стадионе) перед футбольным матчем.
Он решился. Но почему?
В тот день играли две сильнейшие команды страны – «Динамо» и «ЦДКА» (Центральный дом Красной Армии, или, как еще ее называли, «Команда лейтенантов»).
Оцепление из солдат и милиции окружало стадион. Билеты спрашивали уже внизу, в метро. Милиция на конях теснила людей, выходивших из подземки, заставляя сбиваться в одну колонну. И эта бесконечная колонна двигалась на стадион.
Наконец появился М-ий. Мы прошли через служебный вход на северную трибуну. Нас встретил рев стадиона.
– Как кричат, – заметил я.
– Что делать: дома на них кричат, на работе кричат, хотя бы здесь мужики сами кричат, – удало сказал он.
М-ий конечно же пришел с постоянным «сопровождением». Они сидели за нами – двое молодых ребят. Когда «Динамо» забило гол, в реве стадиона М-ий успел прошептать:
– Ссать.
В туалет в перерыве мы отправились порознь с небольшим интервалом. Сопровождение, проводив его,
В щедро загаженном болельщиками туалете было множество людей. Стоя в очередь к писсуару, М-ий успел произнести еще одно слово:
– Покажу.
На следующий день я написал официальную просьбу начальству о консультациях с М-им «по поводу инъекции для ликвидации враждебного чешского политика». И вскоре получил разрешение посетить Варсонофьевский…
Из своего кабинета через подземный ход М-ий провел меня в так называемую «гостиницу».
О ней ходило много слухов. В этом специальном блоке лубянской внутренней тюрьмы сидели особо важные лица. Еду сюда носили из нашей столовой НКВД… Говорили, что в «гостиницу» к арестантам даже приводили женщин… Однако из нее обычный путь был в так называемую «Камеру Лаборатории Х», где «постояльцы» получали смертельную инъекцию.
Проходя по коридору, он толкнул меня у одной из камер, и я посмотрел в глазок. Камера и вправду напоминала гостиничный номер: высокие потолки, импортная мебель. Сидевший в кресле у столика старый человек читал книгу. Ко мне он был повернут в профиль. Голова с сильно поредевшими седыми волосами… Демонстрация конечно же была мгновенной…
Я не задал М-ому никаких вопросов. Мы просто расстались.
Встретились через день в парке Сокольники.
– Сколько ему сейчас?
– Тридцать пять, кажется, – ответил М-ий. – Перешагнул возраст Христа… Так что задержался на земле. Но, уверен, ненадолго.
И М-ий рассказал, наконец, всю историю несчастного шведа.
Когда мы заняли Бухарест, они приехали к шведу домой с приглашением прибыть в штаб группы советских войск для очень важного разговора. Хотели побеседовать по-хорошему. Но Валленберг сказал: «Если приглашаете в гости, то я не хочу к вам ехать. Если попытаетесь задержать – будет скандал». И попросил убираться.
Тогда М-ий, стоявший сзади, вколол ему инъекцию. Валленберг тотчас «вырубился» – заснул. В Москву его привезли с удобствами, в спальном вагоне, обращались как с гостем, еду носили из вагона-ресторана. Поместили в «гостиницу».
Для начала ему предложили подписать «сотрудничество». Но Валленберг наотрез отказался. Пробовали психотропные меры воздействия. Ничего!.. Что с ним делать? Обратно же не повезешь!
И вот недавно М-ий узнал, что Берия собрался «доложить» дело. После подобного «доклада» обычно следовала резолюция: «согласовано с…». (Решения об инъекциях в Лаборатории Х принимались самим Кобой и Молотовым. Так и писалось: «Согласовано с тт. Молотовым и Сталиным».)
– Я не хочу его убивать, – продолжал М-ий. – Он спас тысячи евреев. Вы говорили, что он вам нужен. У вас есть ход к Хозяину. Поспешите.
Все случившееся было невероятным. У товарища М-го проснулась совесть. Я отлично знал, что у подобных людей совесть – это, как говорится, узкий поясок вокруг бедер. Неужели у М-го она оказалась удавкой на шее?.. Сильно его душившей… Я не верил в это. Так же, как не поверил в его откровенность. И в эту странную нерасторопность «сопровождения» на «Динамо», и в легкость моего посещения Варсонофьевского и «гостиницы», и в его рассказ в Сокольниках…