Иосиф Сталин. Последняя загадка
Шрифт:
Тем не менее я знал главное: Валленберг жив, но его, возможно, должны ликвидировать.
Он мне был нужен. Следовало спешить.
Я попросил Кобу принять меня на Ближней.
Коба принял через неделю. Сидел на большой веранде, пил чай. Был в отличном настроении. Шутил. Я подумал, что это подходящее время начать разговор о Валленберге.
Сказал:
– Коба, я не знаю, почему взяли Валленберга. Но знаю о богатстве и связях его семьи. Валленберга можно использовать, чтобы добиться с ними большого сотрудничества. Через них мы сможем заручиться доверием международного капитала, получить кредиты. И, наконец, моя работа в Скандинавии…
Коба прервал меня матом!
– Неужели ты такой болван и до сих пор ничего не понимаешь? Мне не нужны их кредиты! Сейчас чем
Я понял: Коба предвидел мою просьбу и приготовился для беседы.
Мы молча пили чай, как вдруг он спросил:
– Говорят, твоя фирма в Праге процветает, ты стал богатеньким? Люди так ценят эти глупые деньги. И ты тоже научился? И вот я размышляю: может, потому тебе и нужен был Валленберг? Точнее, его связи. Связи с кровопийцами-капиталистами для обогащения Фудзи. Даже к М-му бросился, об осторожности позабыл. Слепит злато!
(Теперь я прозрел. Это была провокация! Привет от Лаврентия! Но как же я глуп!)
Коба продолжал:
– Удачливый бизнесмен товарищ Фудзи! Зачем ты только к нам возвращаешься? Вот смотри, мне ничего не надо. – Он указал толстым пальцем на обстановку комнаты. – У меня даже стулья покрыты чехлами, чтобы сохранять имущество, принадлежащее государству и партии. А вы все мечтаете о собственности. Вам бы опять капитализм. Поглядел бы на вас Ильич – сколько барахла вы навезли из Германии! – Он осекся. Понял, что я никак не мог возить из Германии «барахло», ибо в то время таскал совсем другое барахло – в его лагере! – По-моему, ты хочешь мне возразить? – прищурился Коба.
– Я похож на тебя, Коба, мне также плевать на деньги.
– Похож, но только внешне… Интересно, когда от нас убежишь, капиталист? И куда?
– Я повторяю, Коба: мне плевать на деньги. Я – коммунист.
Я слишком хорошо его знал. Теперь не отвяжется. У него появилась эта мысль, и она будет разрастаться в его мозгу, пока… «Два раза случилось – третьего не миновать» – любимая Кобой русская пословица.
Дома я долго думал над его словами: чем хуже отношения с вчерашними союзниками, тем лучше. Коба хочет окончательно рассориться? Чтобы завинтить гайки, вернуть страх? Но я хорошо знал: в его играх бывает понятно лишь начало. А что же нас ждет в конце?
Атомная бомба
Некоторое время он меня не вызывал.
Я должен был ехать в Париж на встречу с агентом. Позвонил Кобе, меня с ним соединили. Он спросил весело:
– Разве тебя еще не арестовали, гражданин капиталист? – засмеялся, добавил: – Не надо тебе в Париж. Жди новостей здесь. – И повесил трубку.
Я (в который раз!) приготовился. Нанико опять не спала – плакала. Но чемоданчики мы с ней собрали на всякий случай. Позвонили тетке в Тбилиси насчет Майи, купили для нее билеты.
Однако все вышло иначе.
В тот день Коба вызвал меня в Кремль – записывать очередное заседание Политбюро. Заседали насчет неотложных мер по созданию атомной бомбы. По окончании велел мне остаться. Прошелся по кабинету.
– С бомбой опростоволосились. Наши ученые поняли ее возможности еще перед войной. Были в двух шагах от нее. Но Лаврентий… так невнятно мне доложил… – (Нашел виновного!) – Теперь исправляет. Мы должны ее получить. У нас есть год-два. Больше – нет. Мы должны их хотя бы догнать… чтобы потом перегнать.
(Я только в общих чертах знаю, что происходило, пока я сидел с выбитыми зубами. Слышал, что на нас много потрудился некто Ф. Это был еврей, коммунист, сбежавший из Германии после прихода к власти Гитлера. Работал в Англии в секретной группе по разработке ядерного оружия. Узнав, что исследования ведутся втайне от нас, сам связался с нашим посольством, информировал о ведении такой работы. Этого было достаточно. Его завербовали (агентурная кличка «Чарльз»).)
На этот раз Коба верно оценил перспективы нового оружия. Отныне бомба стала его главной целью. Почти наваждением. Он лихорадочно включился в ядерную гонку, пусть с большим опозданием, но это всегда его подстегивало. Он любил и умел через чужие муки огромным скачком догнать конкурентов. Коба тотчас придумал лозунг: «Если мы вовремя не испытаем атомную бомбу, ее испытают на нас». И заработали наши известные ученые-физики и не столь известные агенты. Западные ядерщики, создавая бомбу, мучились угрызениями совести – вдруг Америка в борьбе с коммунизмом захочет воспользоваться ею! Ведомство Берии придумало для них формулу: единственное условие, при котором у обладателей бомбы не возникнет соблазна ее бросить, – если бомба будет и у нас. Парадокс имел успех.
Наши агенты встретились с совестливыми Оппенгеймером и Ферми. Совестливые допустили утечку информации. Сам великий Бор принял наших ученых и в беседе помог многое понять в работах над бомбой. Уже вскоре Коба знал каждый шаг американцев.
Впоследствии он любил рассказывать соратникам о первом испытании американцами бомбы. Я слышал от него этот рассказ множество раз, он часто старчески повторял его: «Империалист товарищ Трумэн решил потрясти товарища Сталина во время Потсдамской конференции. Он ждал телеграммы об успешном испытании первой бомбы и получил ее. Он не знал, что товарищ Сталин получил точно такую же телеграмму от наших агентов: «Бэби родился благополучно». Все три делегации по очереди устраивали приемы. В тот вечер прием был у англичан. Товарищ Сталин хотел увидеть, когда и как станет торжествовать Трумэн. На приеме товарищ Сталин добро и простодушно решил попросить своих великих союзников поставить автографы на их собственных фотографиях. Сначала подошел к Черчиллю с его фотографией и авторучкой. Империалист калякнул подпись на фото и предложил выпить. Он запомнил, что я из маленьких стопочек пью коньяк, и бывалый пьяница предложил товарищу Сталину большой фужер с коньяком. Не понимая, что грузину его фужер как наперсток. Товарищ Сталин спокойно выпил и стал следить краем глаза за Трумэном. Увидел: сияет он, как начищенная сковорода. Приготовился открыть товарищу Сталину свой успех, огорошить сюрпризом. Товарищ Сталин подошел к нему брать автограф. Тот подписал и торжественно объявил: «Господин Сталин, нами успешно испытано новое сверхоружие – атомная бомба!» Товарищ Сталин невозмутимо выслушал сообщение и… заговорил о другом! Империалист попытался описать товарищу Сталину устрашающее чудо-юдо. А товарищ Сталин опять перевел разговор на другую тему. Наивный мудак решил, что тупой Сталин попросту не понял, каким сокровищем обладают американцы… И очень… очень терзался», – в этом месте Коба прыскал в усы.
На самом деле не прошло и двух недель после сборки первой атомной бомбы в Лос-Аламосе, как мы уже имели два (!) описания ее устройства. Одно из них прислал все тот же Чарльз, которому вскоре после этого пришлось переехать в Лондон.
Но вернемся в тот день. Коба сказал мне:
– Пока ты отдыхал в лагере, товарищ Берия, туда тебя посадивший, работал не покладая рук. Да, мы отстали. Но мы знаем об их работе все, а они о нашей – ничего. Это преимущество, и весомое. Итак, ты со своей агентурой поступаешь в распоряжение Лаврентия. С этой минуты вы работаете вместе. Нашим ученым не надо сейчас изобретать новое. Изобретать будем потом. Нынешняя задача – повторить их бомбу, и как можно быстрее. Или, попросту говоря, украсть у империалистов всю технологию для нашего Проекта. Мы не скряги, готовы платить любые деньги.
В этот момент в кабинет вернулся Берия. И с порога заговорил о Проекте.
– Завтра, Иосиф Виссарионович, мы завербуем очень ценного сотрудника для Проекта.
– Но сейчас я дам тебе другого ценного сотрудника, моего друга Фудзи вместе с его людьми в Америке. Он работал там еще в двадцатых и очень успешно.
(Свой американский период я опустил в этом повествовании. Соображения секретности явились для меня решающими.)
– К сожалению, меня будут ждать большие трудности в Америке, Коба, – сказал я. – У меня особые агенты. Они работают не за плату. Мои агенты – это Карл Маркс…