Иосиф Сталин. Последняя загадка
Шрифт:
Так и я, старый революционер, вскоре отправлюсь к Нему – сказать, что всю жизнь добросовестно исполнял приказы. Чьи?.. Кобы? Революции? Дьявола?
Там наконец-то узнаю.
КОНЕЦ (слово написано от руки, дрожащим почерком, видимо, самим Фудзи).
Мое расследование
Я покинул Париж через неделю после того, как получил эту рукопись. Все последние дни в Париже старательно читал газеты. Маленькую заметку нашел в воскресном парижском издании. В нем писалось, что в Латинском квартале покончил с собой русский эмигрант… Полиции удалось установить, что вместе с этим господином весьма преклонного возраста проживала молодая девушка, его экономка.
Полиция обращалась ко всем, кто хоть что-нибудь знал об этих людях, с просьбой немедля сообщить эти сведения.
В газете был помещен снимок – старик в костюме и галстуке лежит на кровати.
Имела ли заметка отношение к автору рукописи, могу лишь предполагать.
Приехав в Москву (здесь Фудзи конечно же оказался прав), я тотчас попытался встретиться с Лозгачевым, помощником коменданта дачи, обнаружившим Сталина на полу вечером 1 марта.
Он долго уклонялся от встречи – явно боялся. Я думал: какой нескончаемый страх остался навсегда в этих людях. Сталин давно истлел в могиле, но страх живет. Только после долгих уговоров по телефону Лозгачев наконец согласился.
Он предложил встретиться в метро. Видно, хотел вначале посмотреть на меня.
Встретились мы на станции Кунцевская. Он сидел на скамейке с газеткой в руках. Невысокий широкоплечий старик, осколок страны по имени СССР, очередной затонувшей русской Атлантиды. Я сел рядом, поздоровались.
Обменялись несколькими незначащими фразами. Он сказал:
– Ну, пошли.
И поднялся. То ли я произвел на него нужное впечатление, то ли он принял это решение раньше, во время моих уговоров по телефону.
Лозгачев привел меня к себе. Жил он недалеко от метро. Это была маленькая, видимо, однокомнатная квартира. В ней в тот день никого не было, кроме него. По московскому обычаю сели в крохотной кухне.
Он заварил чай.
Я начал неверно – сказал о важности его сведений, об ответственности перед Историей. Слово «ответственность» его напугало… К счастью, я это почувствовал и тотчас успокоил:
– Я буду записывать вашу речь, потом отпечатаю и дам вам проверить. Вы сможете вычеркнуть из нее все, что захотите. К тому же я не собираюсь опубликовывать или использовать это сейчас… Это – для будущих поколений, свидетельство для Истории.
– Для Истории я уже разок рассказал товарищу Рыбину. Он все записал для Истории.
– Расскажите поподробнее об этом Рыбине.
– Товарищ Рыбин работал тоже «прикрепленным» на Ближней даче. Правда, очень давно, в тридцатые годы! Товарищ Сталин его любил. Рыбин очень хорошо играл на аккордеоне любимое товарищем Сталиным «Сулико». Товарищ Сталин перевел этого музыкального человека охранять правительственную ложу в Большом театре. Вот этот Рыбин, он уже давно на пенсии был, в семьдесят восьмом году, собрал всех нас, «прикрепленных», которые были на даче в ту ночь. Начал он, помню, торжественно: «Четверть века прошла со дня смерти товарища Сталина. Исполните ваш долг…» И попросил меня и других двух «прикрепленных» записать кратко все, что случилось 28 февраля и 1 марта… Записать, как он сказал, в секретный фонд Музея Революции. Мы все записали в этот «секретный фонд», – он усмехнулся, – об одном удивительном приказании товарища Сталина… в ту ночь, когда все и случилось. Приказание это, надо сказать, нас всех сильно удивило… и товарища Рыбина тоже… Но давайте по порядку. – Он замолчал. Молча разлил чай и начал рассказывать…
Сперва долго говорил о своей жизни, о том, как его назначили на Ближнюю дачу и о привычках Хозяина.
Наконец перешел к тому дню, точнее, к той ночи и к тому удивительному приказу Хозяина.
Показания «прикрепленного» Лозгачева. Ночь с 28 февраля на 1 марта
– В ту ночь внутри «Объекта», как мы в разговорах называли Ближнюю дачу, дежурили мы, трое «прикрепленных»… Мы никогда не назывались «охраной». Официальное наименование – «сотрудники для поручений товарища Сталина». Но сами себя мы называли «прикрепленными к Объекту»…
Я понял: он хотел отметить это.
Он помолчал и продолжил.
– Тогда на даче у Хозяина… так вся страна и мы называли товарища Сталина… были постоянные «гости». «Гостями» Хозяин именовал членов Политбюро. Пришли, как обычно: Маленков, Хрущев, Берия и Бородатый – так мы звали между собой Булганина, он единственный бородку носил… Хозяин в тот вечер чувствовал себя хорошо. – Здесь Лозгачев опять сделал паузу. Маленькие глазки-буравчики блеснули сквозь очки. Он добавил: – Когда он чувствовал себя плохо, лучше к нему не подходи… А тут добрый был… Перед приходом гостей, как обычно, мы разрабатывали с Хозяином меню. В ту ночь он велел подать молодое виноградное вино маджари. Сказал: «Дай пару бутылок сока на человека». За малую крепость Хозяин называл маджари соком. – И снова глазки уперлись в меня. Он повторил: – Хозяин чувствовал себя хорошо, и никаких крепких напитков на столе в ту ночь не было… Как обычно, он распорядился поставить на стол грузинские закуски и горячее. Все закуски я расставил до его приезда. В тот вечер он смотрел кино в Кремле, а так в последний год очень редко выезжал туда… Вернулся из Кремля на дачу первым. За ним прибыли «гости». Разделись в прихожей. Хозяин, как всегда, встретил их лично со старшим «прикрепленным» Хрусталевым. Пальто «гости» оставили на вешалке в вестибюле. Из вестибюля – дверь в Малую столовую, где в эти дни жил Хозяин…
Далее Лозгачев буквально повторил то, что записал Фудзи:
– Он обычно из всех комнат одну выберет и там ест, спит, работает. В Малой столовой стояли тогда кровать и стол. За этим столом он в те дни ел. Поест, отодвинет рукой тарелки и за этим же столом работает. Мимо этой Малой столовой через вестибюль Хозяин повел «гостей» в Большую столовую, где был накрыт стол. Это большущая зала, где он всегда принимал «гостей». Здесь, как я говорил, все заказанные Хозяином закуски уже были нами расставлены. Он велел, чтобы горячее тоже сразу принесли. Я принес, поставил на стол и вернулся в наш отсек ждать вызова. Хозяин с гостями всегда сами себя обслуживали, ведь их государственные разговоры никому из нас слушать было не положено… Я сижу, жду вызова… Через некоторое время звонок Хозяина: «Неси еще “соку”». Принес три бутылки, никаких замечаний, все хорошо. Когда он чувствовал себя хорошо, всем бывал доволен…
Лозгачев помолчал. Глазки снова буравили меня. Я понял: сейчас начнется важнейшее.
– В пятом часу, как обычно, «гости» расходились. Подали к даче их машины. Они уехали. И вот тогда Хозяин приказал нам: «Вы мне сегодня не понадобитесь, идите-ка все спать, я тоже иду спать». Ну, мы были очень удивлены. За все время, пока мы там работали, такое указание услышали в первый раз. – Лозгачев с усмешкой добавил: – Рыбин, узнав об этом указании, тоже сильно удивился, сказал: «Я до вас у Хозяина работал и тоже такого приказания от него не слыхал никогда!»
Лозгачев замолчал, явно ожидая вопроса.
Но я онемел. Оказывается, в ту ночь, когда с Хозяином случится инсульт, он отдал никем не слышанный прежде приказ: не охранять себя!
Не дождавшись вопроса, Лозгачев продолжил:
– Мы с другим «прикрепленным» Туковым ушам своим не поверили. И все спрашиваем Хрусталева: «Неужели такое приказал?» «Да, – говорит Хрусталев. – Такое приказал».
– При чем тут Хрусталев? – спросил я.
– Как это при чем? – глазки снова уперлись в меня. – Обычно, когда Хозяин провожал «гостей», старший «прикрепленный» закрывал за ними дверь. В ту ночь старшим «прикрепленным» был Хрусталев. И Хозяин сказал все это ему. – И раздельно, медленно, уже пряча глазки, Лозгачев закончил: – Хрусталев пришел к нам и говорит: «Ну, ребята, такого я никогда не слышал. Хозяин говорит: вы мне сегодня не понадобитесь, идите спать».