Ипподром
Шрифт:
– Испугал, – Рогозин снова поднялся. – Двухлетка, к столбу скачет.
Лева не обращал на него внимания и смотрел на Нину. Девушка молчала. Рогозин вдруг ссутулился, махнул рукой и хотел выйти. Лева его остановил:
– А извиняться за вас Нине Петровне поручаете?
Рогозин повернулся, хотел сказать резкое, злое, но только выдохнул и забормотал:
– Прости, прости, не со зла я, с обиды, – и быстро вышел.
– Не мог Колька человека убить, – не поднимая головы, сказал Виталий Тенин. – Верно, Нина Петровна?
Нина ему не ответила, посмотрела внимательно
– Кофе сварить, Лев Иванович?
– Спасибо большое, Нина Петровна. Покрепче, пожалуйста.
Нина включила плитку, взяла кофемолку. Молодые наездники встали.
– Приборку делать, Нина Петровна? – спросил Семин.
– И горчичники Леньке на грудь поставьте. На пятнадцать минут.
Когда ребята вышли, Нина взлохматила Гурову волосы. Он задержал ее руку, прижался щекой, поцеловал шершавую ладонь. Кофе пили молча, Нина смотрела на бледное лицо Левы, все хотела сказать, что ему пора идти домой и выспаться, но не решалась. Уж очень это прозвучало бы сентиментально, да и какое она имеет право на подобные советы – ведь он наверняка не послушается, сделает по-своему. В комнате появился Рогозин, в костюме, с влажными и тщательно причесанными волосами, и тихо сказал:
– Переодевайся, Нинок, к Кольке пойдем. – Он кивнул Леве на дверь.
Они вышли, подождали, пока Нина переоденется, и направились в прокуратуру. Лева не был уверен, что следователь разрешит свидание, и по дороге позвонил по телефону. Следователь молча выслушал его путаные объяснения и свидание разрешил, сказав, что Кунин все еще здесь, в кабинете, они заканчивают и ждут гостей.
Увидев Рогозина и Григорьеву, Кунин сначала вскочил, затем плюхнулся назад в кресло, съежился. Следователь выбрался из-за стола, пожал гостям руки, пригласил садиться. Рогозин уселся напротив Кунина, привычно, с ног до головы оглядел его и сказал:
– Рассказывай. – Он держался как хозяин в этом большом, строгом кабинете.
Следователь, который продолжал стоять, одобрительно кивнул и взялся за графин с водой.
– Как же это, Коля? – спросила Нина. – Не верю я, ты не мог…
– Придержи, Нинок, – строго остановил ее Рогозин, нацепил свои очки в металлической оправе, наклонился к Кунину. – Ты или не ты?
Кунин несколько раз молча кивнул.
– Я, – выдавил он с трудом.
Рогозин снял и протер очки, покачал головой и неожиданно горячо заговорил:
– Не мог ты, Никола. Никак не мог. Их, – он кивнул на следователя, – обмануть можно. Меня, старого, можно. Лошадей обмануть нельзя. Они же твою доброту чуют. Уговорили тебя здесь, запугали, скажи. Я ничего не боюсь, до Центрального Комитета дойду.
Лева хотел остановить старого конюха, но следователь пригрозил ему пальцем и довольно кивнул.
– Ты не бойся, парень. Тут же ясное дело, – продолжал Рогозин, – им убийцу найти необходимо, ты подвернулся, тебя и запрягли. Мне, старому, правду скажи. Ну?
– Не надо, Михалыч, – ответил Кунин. – Никто меня не запрягал. Сам я, все сам. Убить меня мало. Все водка.
Рогозин вновь снял очки, зачем-то протер их, вздохнул. Следователь взял со стола протокол допроса, протянул Рогозину.
– Можете прочитать.
Старый конюх читал медленно, останавливаясь, смотрел на Кунина, качал головой. Прочитав лист, Рогозин протянул его Нине.
Лева со следователем отошли к окну. На вопросительный взгляд Гурова следователь ответил:
– Он врать не умеет. Совершенно. Говорит только правду. Горе какое, горе. Парень-то хороший, добрый.
– Хорошие и добрые людей не убивают, – сердито ответил Лева. – Нашли кого жалеть.
– Тебе не жалко?
– Нет!
– Меняй профессию, Лев Иванович. Настоятельно рекомендую, меняй. Иначе разберутся в тебе и выгонят.
Следователь смотрел сердито, даже зло. Лева сначала растерялся, взяв себя в руки, ответил:
– Без рекомендаций обойдусь, уважаемый Николай Тимофеевич. Я по делу вам больше не нужен?
– Вы мне такой и по делу, и без дела не нужны, – переходя на «вы», сказал следователь. – Сейчас возьмете Кунина, понятых и выедете с ними к Кунину домой. Изымете у него пиджак, в котором он был в тот вечер, и найдете подкову. Он забросил ее где-то неподалеку от своего дома. Вы мне данную подкову найдите обязательно.
– Постараюсь, Николай Тимофеевич, – Лева кивнул и отошел.
Следователь извлек свой знаменитый платок, вытер лицо и шею, тяжело шаркая, вернулся к столу. Рогозин закончил читать, уже не смотрел на Кунина, встал.
– Я его, мерзавца, тогда в сбруйной попонкой прикрыл, чтобы не видали пьяного. Убийцу вроде спрятал. Бывайте, – он протянул следователю корявую ладонь.
– До свидания, Михаил Яковлевич.
– Давайте без свиданий.
– На суде-то встретимся, – следователь пожал Рогозину руку.
– Тюрьма, значит, – утвердительно сказал Рогозин.
– Тюрьма, конечно, – согласился следователь и обратился к Нине: – Нина Петровна, мне нужна характеристика на Кунина.
– Хорошо. – Нина встала и неожиданно протянула Кунину руку: – До свидания, Коля. Страшное ты дело сделал, не прощу я тебе. – Кунин вскочил, нерешительно пожал протянутую руку. – Ты парень слабый, не свихнись там, – она кивнула на окно. – Вернешься, приходи. Я тебя на работу возьму.
Кунин кивал, плакал, все не отпускал ее руку, хватался как утопающий. Он прощался, прощался, прощался…
– Коли жив буду, дождусь тебя. – Рогозин Кунину руки не подал.
Гуров выполнил указание следователя, взял пиджак Кунина, отыскал подкову. В научно-техническом отделе провели соответствующие экспертизы и обнаружили на правом рукаве пиджака замытые остатки крови. На подкове тоже нашли кровь. Уголовный розыск свою миссию выполнил, дело продолжала прокуратура. Кунина арестовали. До суда он находился в городской тюрьме. Из Москвы прибыло теперь уже ненужное уголовное дело, по которому три года назад проходил Крошин. Дело хотели направить назад, но полковник Турилин не разрешил, приказав Гурову внимательно ознакомиться со всеми материалами. Не сейчас, так через год мы столкнемся с этим Крошиным, считал полковник. К встрече необходимо подготовиться.