Иранская мина
Шрифт:
Берия правильно понял напряженное молчание группы. На миг в его глазах мелькнуло удовлетворение. Он сумел вызвать тревогу, дать почувствовать оперативникам всю сложность и необычайность ситуации.
– Да, я не шучу, – резко бросил Берия и откинулся на спинку своего рабочего кресла. – Момент действительно исторический – и по важности предполагаемых результатов, и по важности последствий, если все сорвется. Скоро в Тегеране состоится встреча глав государств антигитлеровской коалиции. Да, да! В столице Ирана товарищ Сталин проведет встречу с президентом США Рузвельтом и премьер-министром Великобритании Черчиллем. Важность этих переговоров невозможно переоценить, как невозможно переоценить и горячее желание Гитлера сорвать переговоры и воспользоваться тем, что лидеры стран – его противников окажутся за пределами своих государств, выйдут из-под прикрытия орудий линкоров, авианосцев, армад истребителей и миллионов штыков армии. Попытки покушения неизбежны, надеюсь, вы это прекрасно понимаете.
– Да, мы понимаем это, Лаврентий Павлович, – ответил за всех Шелестов. – Это логично и предсказуемо. Немцы в лепешку расшибутся, чтобы или сорвать переговоры, или физически уничтожить глав государств. Антигитлеровская коалиция сильна, три страны в состоянии поднять и повести на борьбу с нацизмом всю Европу. Сейчас не конец тридцатых и не сорок первый год, когда все было непонятно и когда многие главы государств еще испытывали какие-то иллюзии по поводу нацистской Германии. Видимо, нам придется противостоять германской разведке?
– Да, вы правы, Шелестов, – странно усмехнулся Берия. – Наша задача, задача советской разведки вообще и задача вашей группы в частности, конечно же, сводится к противоборству с германской разведкой. Защита лидеров трех стран от покушения, предотвращение любых попыток нападения или срыва переговоров. Но это узкая задача, товарищ Шелестов.
– Узкая? – опешил Максим Андреевич. – Извините, товарищ нарком, я не совсем понимаю. Куда же шире?
– Шире в том смысле, что противостоять вам придется не только германской разведке, а любой, какая предпримет попытку срыва переговоров или нападения на глав государств-участников и лично товарища Сталина.
– Значит, не все друзья, – в тишине раздался голос Сосновского.
– Там, в Тегеране, во время подготовки конференции и во время ее проведения верить нельзя никому! – отрезал Берия.
– Даже союзникам? – удивился Коган.
– У нас нет союзников в прямом смысле этого слова, – зло бросил нарком. – У нас временные попутчики, которым сейчас удобно стоять на подножке нашего локомотива. И они могут соскочить с нее в любой момент, как только им будет это выгодно. Откройте глаза, вы же не дети, вы советские чекисты! Что за блажь и фантазии! Советский Союз для капиталистов по-прежнему враг, ненавистный враг. Гитлеровская Германия пока для них страшнее, с ней надо покончить, но по пути надо не упустить возможности максимально ослабить СССР, измотать его в этой войне. О том, что будет после войны, речь на Тегеранской конференции и пойдет.
– Но ведь товарищ Сталин осведомлен о тайных помыслах своих «союзников»? – спросил Шелестов. – Он понимает, насколько опасно приезжать туда?
– То, что может сделать товарищ Сталин, никто другой за него не сделает, – покачал головой Берия. – Такова участь главы государства. Свести риск к минимуму – наша задача. Я вам больше скажу – никто из «большой тройки» не испытывает особых иллюзий. Каждая сторона попытается выторговать как можно больше пользы для себя, а «союзникам» оставить поменьше. Не верьте улыбкам лидеров и дипломатов. «Союзники», была бы их воля, вцепились бы нам в глотку в прямом и переносном смысле прямо сейчас. Но им надо нашими руками уничтожить Гитлера, потому что с фашистской Германией, кроме Советского Союза, не справится никто. Любая война – это прежде всего война ресурсов. Неограниченные ресурсы есть только у нас. И нас хотят заставить эти ресурсы потратить на Германию и оставить на послевоенном европейском поле голыми и беззащитными. И навязать нам свою волю, растащить нас на куски, забрать наши ресурсы, на которые Запад давно точит зуб.
– Значит, мы одни в этой борьбе? – покачал головой Коган. – Один на один со всем миром?
– Не одни. Есть еще порядочные и умные люди на белом свете, – криво усмехнулся Берия. – Те, кто находится под пятой жадного капиталистического Запада. Мы знаем, кто хочет протянуть Советскому Союзу руку дружбы. И мы с этими будущими союзниками работаем. А нынешние… Сенатор от партии республиканцев господин Тафт прямо заявил, что победа коммунизма будет более опасна для США, нежели победа нацизма. А представитель демократов Гарри Трумэн высказался публично и без стеснения: «Пусть они убивают друг друга как можно больше». Да и премьеру Великобритании Черчиллю ненавистна сама мысль о возможности существования сильного Советского государства, тем более – социалистического.
– Понятно, – кивнул Шелестов. – Спиной, значит, поворачиваться к ним нельзя. Какова наша задача?
– Вы будете работать так же, как и другие наши группы по противодействию немецкой разведке, заниматься поиском агентуры и диверсантов. Но только вы облечены доверием активно реагировать, если вам попадется информация о враждебных помыслах, намерениях и действиях союзников по коалиции.
– Вы считаете, что возможна открытая вражда? – удивился Буторин.
– Открытая – вряд ли. Но западная политика – это многовековой опыт таскания каштанов из огня чужими руками.
Всю охрану посольства сменили за пятнадцать минут. Дежурившая ночью смена была разведена по отдельным комнатам для опроса. Очередная смена, выставленная на час раньше, проинструктирована самым жестким образом. Начальник охраны посольства США в Тегеране Маркус Такер отличался выдержкой и уравновешенным характером, но сейчас выглядел весьма озабоченным. Приезда президента ожидали буквально со дня на день. Точной даты сотрудникам посольства, а тем более охране никто пока не сообщал. Весь персонал был в эти дни, что называется, на нервах.
А тут еще и несанкционированное проникновение на территорию неустановленного незнакомца.
Небольшая дверь в каменном заборе была открыта. Ею пользовался обслуживающий персонал из местных, которых хорошо знала охрана и на счет которых имела распоряжение. В назначенное время кто-нибудь из охраны подходил к этой двери и впускал или выпускал служащего посольства – разумеется, после личного досмотра.
Сейчас дверь была не заперта. Более того, на рыхлой земле среди аккуратно подстриженного кустарника виднелись следы ног. Над следами склонился заместитель Маркуса – невысокий русоволосый, румянощекий мужчина.
– Что у тебя, Хигс?
Маркус поморщился, увидев, что следы ведут к окнам второго особняка посольства, где располагались хозяйственные и вспомогательные службы.
– Гиве [1] , – пожал плечами Хигс. – Это местный. Иранец или человек, который специально надел местную обувь.
– Ты уверен? – Маркус присел рядом.
– Нет, не уверен, шеф. – Хигс покачал головой. – Дорожка следов слишком коротка. Возможно, что это европеец, который долго носил такую обувь и привык к ней. Смотрите, вот здесь и здесь шаг с пятки, как будто человек привык ходить в туфлях на каблуке. В местной обуви так не ходят, в ней сразу плотно ставят ногу на землю. Но до конца точно сказать все же трудно.
1
Традиционная иранская обувь, состоящая из вязаного верха и матерчатой подошвы. Крепость подошве придает специальная старинная технология изготовления. Ее делают из свернутых и спрессованных льняных полос, вымоченных в растворе драгакантовой камеди. Иногда подошвы изготавливаются из кожи.