ИРИНА ВЕЛИКАНОВА. ЖИЗНЬ, ОТДАННАЯ ЗВЕЗДЕ ПО ИМЕНИ ЛЮСЯ
Шрифт:
А другой презент Людмилы Марковны я продала. Был какой-то праздник – кажется, Первое мая. Я пришла в квартиру на «Маяковской» с красивым букетом. Хозяйка поставила его в вазу,
– Нас с Костей приглашают в гости. С пустыми руками идти неудобно – можно мы возьмем твой букет?
– Он же ваш. Распоряжайтесь как хотите.
Спустя пару недель, вернувшись с черноморских гастролей, Людмила Марковна вынула из чемодана холщовую сумку с напечатанной синей краской физиономией зарубежной дивы: «Это тебе. Сейчас очень модно».
Презент я, поблагодарив, приняла, но про себя фыркнула: «Безвкусица какая-то!» Следующим утром, однако, отправилась с «торбой» на работу. Девчонки-костюмерши ахнули:
– Какая сумка! Это ж самый писк! Где достала?
– Могу продать.
– За сколько?
– Три рубля.
Охотниц до «эксклюзива» нашлось множество – пришлось тянуть жребий. Через несколько дней во время очередной примерки Людмила Марковна поинтересовалась:
– Ты чего сумку мою не носишь?
– А я ее продала, – взгляд не прятала, смотрела Гурченко прямо в глаза.
– Костя, ты слышишь? – позвала мужа Люся. – Я ж тебе говорила, что Ирка за букет обидится!
Сейчас поймала себя на том, что в этих воспоминаниях иногда называю ее Люсей. При общении с Гурченко я позволила себе это единственный раз, о котором расскажу позже. Обычно же – только Людмила Марковна и только на «вы». Она меня звала Ирой, Костя в шутку – Иркой. И естественно – на «ты». Поначалу это сильно задевало: я хотела, чтобы меня не только любили, но и уважали.
Время от времени Гурченко освобождала гардероб от «вышедших из обращения» нарядов. Отпарывала кружевные воротники и манжеты, отрезала пуговицы, а расхристанные тряпки отправляла в Харьков родственникам. И вот однажды, принеся очередное платье, я услышала:
Конец ознакомительного фрагмента.