Ириш Иралис
Шрифт:
Алирау… Чтоб тебя!
— Эй, заканчивай этот слезогазлив! — прикрикнул на меня Хранитель. — Затопи еще мне комнату.
В руки сунули кружку с ароматным питьем и платочек. Я отхлебнула пахнущий медом и мятой напиток и вытерла щеки, по которым градом катились горячие капли, стараясь не встречаться глазами с Хранителем. На душе было паршиво. Жить не хотелось.
— Ты гадуешься или от нечего делать гыдаешь? — цинично поинтересовался шатен.
Отвернувшись, некрасиво шмыгнула носом. Теплое питье помогало, я успокаивалась. Слезы уже не капали в кружку.
— Я
Сутки дома! Конечно согласна!
Коротко кивнув, я приготовилась, сцепив зубы. Вспомнив свое появление на Фаратосе, приготовилась к боли, выкручивающей суставы и разрывающей мышцы. Последние слова Хранителя, чтобы звала, если нагуляюсь раньше, слышались словно издалека. Сознание заволокло дымкой, окружающее потемнело и схлопнулось, чтобы в тот же миг вернуться.
Глава 65
Глава 65
Я огляделась вокруг. Свешивающийся уголок ткани казался знакомым. Окружающая мебель, сброшенная кое-как на пол одежда, гантели, лежащие под кроватью, показались непропорционально огромным, с такого ракурса. Поняла, что валяюсь у кровати на полу. В нос рванули сотни запахов и их оттенков. Пахло пылью, жареной картошкой, старыми носками и… сексом. Меня затошнило. Я вскочила и засеменила к выходу. Резко остановилась, переведя взгляд на тело. Серые, полосатые лапки и пушистый хвост, нервно стегавший бока, могли принадлежать только кошке. Испугаться не успела. Заскрипела кровать. На пол рядом со мной спустились голые ноги.
— Я все понимаю, Вадюша, но это уже входит в норму, — послышался незнакомый женский голос. — Как пропала Ирка ты сам не свой. Тоскуй себе в одиночестве, кто против, но когда со мной…
— Отстань, — резко оборвал женщину Вадим. — Вечно ты всем не довольна. Тебя никто не держит.
Ноги нашарили тапочки, мужчина поднялся, обогнул меня и пошел к выходу. Я засеменила следом. Мы пришли на кухню. Вадим приоткрыл форточку и закурил. Прислонившись плечом к стене, равнодушно смотрел в окно. От запаха табака засвербело в носу. Жадно разглядывая почти забытый профиль, захотелось залезть на руки, потереться о щеку, но как он воспримет это от кошки. Может приласкает, а может получу тапкой промеж ушей. Сев на пороге, на сквозняке, чихнула, потирая мягкой лапкой нос.
— Кис-кис, Риша, иди сюда, — позвал мужчина, и я рванула к нему на руки.
Загасив окурок, он прижал меня к груди и провел рукой несколько раз по шерстке. От него пахло немытым телом, блондинкой и крепким алкоголем. С обостренным обонянием кошки, тот еще букетик. Я отвернулась, стараясь не дышать.
— Значит, с кошкой милуешься, — на кухню вышла давешняя женщина. — Раз в постели от тебя нет толку, то иди на работу.
— Выйди, — коротко приказал Вадим, рука заледенела на моей спине.
Похоже, разговор происходил не в первой. Крашеная блондинка встала в дверях, упираясь руками в косяк, брезгливо разглядывая нас.
— Кошка Иришка, как мило, — скривилась она. — Замену подруге нашел. Как эта кошка,
Я замерла, переваривая услышанное от блондинки, моторчик внутри замолчал. Подняла голову, упершись в небритый подбородок уже не своего мужчины.
— Замолчи и убирайся, — глухо проговорил Вадим.
Женщина сплюнула на пол и язвительно произнесла:
— И уйду! Неудачник и потаскун! Кому ты сдался, выпивоха несчастный!
Женщина развернулась, громко ругаясь, хлопнула входной дверью. Вадим облегченно выдохнул и отпустил меня на обеденный стол. Я присела, после всего услышанного лапы не держали.
Мужчина полез в холодильник и закопошился, выкладывая на стол дешевые рыбные консервы и початую бутылку водки. Я оглядела бывшую когда-то моей кухню. Вокруг царило запустение и грязь. Лапки липли к грязной столешнице. Вдоль стены выстроилась шеренга пустых бутылок из-под алкоголя. Кружевная шторка в подпалинах от сигарет. Печка заляпана, на полу кое-как замыто пятно от пролитого кетчупа.
— Все меня бросили. Сначала Ирка исчезла. Потом любовницы одна за другой. Одна ты у меня, Риша, осталась… и мама, — пожаловался Вадим, выбирая из горки грязной посуды стакан почище.
Тяжело опустился на табурет, налил себе, открыл банку и подвинул мне под нос.
— Ешь, — он выпил, не закусывая, сморщился. — Что она понимает в любви, дешевка. Я любил Ирку, но…
Мужчина вздохнул и налил себе еще. Махнул и погладил меня по спине. Немытой вилкой подцепил рыбку и закинул в рот, капнув томатным соусом на стол и себе на домашний халат. Халат сама покупала ему на День мужчин. Засаленный на манжетах и в пятнах от еды, он просился в стирку.
— Любил, Риш, но она… — мужчина сморщился то ли от водочной горечи, то ли силясь подыскать нужные слова, — … такая вся… правильная.
Опершись локтем на столешницу, запустил пятерню в давно немытые и отросшие лохмы. Мужчина замычал, тряхнул головой и потянулся к бутылке.
— Вся такая честная и чистая. И глаза… — трясущейся рукой, он налил полстакана и опрокинул в себя. — Смотрела так, будто я божество какое. Я подыгрывал, притворялся правильным. Спортсменом-суперменом. Супер-пупер… И драл этих… всех их… как хотел…
Откинувшись на стену в грязных пятнах, Вадим тяжело вздохнул, зарычал и ударил кулаком по столу. Стакан жалобно звякнул, из банки выпала вилка, пачкая все вокруг томатным соусом.
— Понимаешь, Риш, я ей не мог даже намекнуть, что жизнь, секс — это не утренник в садике, я не мальчик-колокольчик. Мне нужно другое… Как я ее ненавидел в такие моменты… и любил… Эх…
Тяжело поднявшись, Вадим качнулся на неверных ногах, ухватился за холодильник, удержался на ногах и пошаркал к окну. Несколько раз чиркнул зажигалкой, пытаясь прикурить. Выругавшись, зашуршал сигаретной фольгой. Затянулся дымом, тяжко выдохнул, одернул замурзанную шторку и уставился в мутное окно.