Ирландская принцесса
Шрифт:
Найл хихикает, его мускулистое тело плавно движется так, что я прижимаюсь к увитой виноградом высокой каменной стене, окружающей сад за домом, в тени, чтобы никто из проходящих не мог нас увидеть, если только они не смотрят по-настоящему.
— Нет, девочка, — говорит он тем же низким голосом, и в тусклом свете я вижу тот жар, ту тоску, которые я видела раньше на его лице. Как будто он на самом деле не пытается скрыть это, желая, чтобы я увидела, как он тоскует по мне.
Это опьяняет, особенно после того, как Коннор держится на расстоянии и настаивает на том, что у него нет намерения делать что-либо даже близкое.
— Тем не менее, я хотел увидеть тебя, — бормочет он, его рука
— О? — Я вздергиваю подбородок, пытаясь не показать ему, как от одного его прикосновения у меня перехватывает дыхание. — И этим мужчиной будешь ты?
— О, нет, девочка, — говорит Найл с мягким смешком, его рука опускается на мое бедро. — Я тебя не заслуживаю. Ни на йоту. Но это не значит, что я не хочу тебя. Потому что, поверь мне, девочка, ничего я не хочу больше, чем тебя.
От его слов мне становится немного не по себе. Я чувствую, как мой пульс бешено стучит по венам, бедра сжимаются от возбуждения, которое он вызвал, и шелк моей юбки развевается вокруг колен на ветру с ароматом зелени и цветов, когда губы Найла приближаются к моим.
— Больше, чем ты хочешь, чтобы Лиам сохранил свое место? — Спрашиваю я на вдохе, прежде чем его губы опускаются на мои, и я вижу, как напрягается его лицо, когда он отстраняется.
— Иисус, Мария и Иосиф, с тобой нелегко, не так ли? — Спрашивает он, поджимая губы. — Я почти такой же плохой, как мужчина, за которого ты выходишь замуж. Ты все еще выходишь за него замуж, Сирша?
— Почему ты хочешь знать? — Я бросаю на него сердитый взгляд. — Значит, ты хочешь снова попытаться убедить меня в обратном?
— Сирша, если бы я думал, что смогу убедить тебя не выходить замуж за Коннора Макгрегора, я бы сделал это умоляя на коленях, если бы пришлось. Но если я говорю тебе правду, я не думаю, что это имело бы хоть какое-то значение. Ты так же упряма, как и красива, и как только ты что-то решишь, что ж… ты, черт возьми, обязательно это сделаешь. — Он вздыхает. — Это часть того, почему…
Найл обрывает себя, и мое сердце подпрыгивает, когда я смотрю на него, гадая, что он собирался сказать.
— Тогда почему ты здесь, если не думаешь, что сможешь отговорить меня от брака с Коннором? — Шепчу я. Я даже не уверена, что хочу знать ответ. Я думаю, что это могло бы быть для меня более разрушительным, чем все, что происходило до сих пор, если бы я в это верила.
— Черт возьми, если я знаю, — рычит Найл, снова придвигаясь ко мне. Я чувствую древесный, пряный аромат его одеколона, теплой кожи его куртки, слабый намек на масло и смазку от его мотоцикла. Этим он напоминает мне Коннора, сурового и с резкостью, которая пугает и возбуждает меня одновременно, но для Найла это не лицо, которое он надевает, чтобы убежать от того, кем он был раньше. Это просто он. Так было всегда, сколько я его знаю.
Возможно, у меня действительно есть тип мужчин, и это не тот, который я думала.
— Я здесь, потому что хотел увидеть тебя, Сирша, — бормочет он. — Вопреки всему моему здравому смыслу, мне нужно было увидеть тебя. И да, я хотел знать, изменилось ли что-нибудь в твоем браке с этим ублюдком, но я не ожидал, что это изменится. Я просто… хотел…
— Если бы ты действительно преследовал меня, ты бы знал, что я сегодня купила свадебное платье, — тихо говорю я, чувствуя, как у меня перехватывает дыхание. — Оно действительно очень красивое.
Одна его рука все еще покоится на моем бедре. Он опускает другую, берет мою левую руку и поднимает ее, чтобы посмотреть на мое кольцо. Бриллианты и сапфиры мягко мерцают в тусклом свете, и Найл вздыхает, потирая большим пальцем тыльную сторону моей ладони.
— Я бы никогда не смог подарить тебе такое кольцо, девочка, — бормочет он. — Даже если бы мне посчастливилось получить шанс. Но я никогда не был бы достаточно хорош, чтобы быть там, где сейчас Макгрегор.
Что-то сжимается у меня в груди при этом.
— Возможно, — тихо говорю я, мое сердцебиение ускоряется от смелости того, что я говорю, от опасности этого. — Если ты сможешь набраться терпения. Позже после того, как я подарю Коннору сына…
— Я не забыл, что ты сказала раньше. — Большой палец Найла прижимается к тыльной стороне моей ладони, его лицо серьезное. — Если честно, Сирша, я не знаю, что чувствовать. Мне не нравится идея быть твоей тайной. Но я также никогда не думал, что смогу подобраться к тебе так близко.
Он отпускает мою руку, крепче обнимая меня за талию, и прижимается ко мне, прислонившись к каменной стене, его рот опускается к моему. Я не сопротивляюсь, хотя знаю, что мох и лианы на стене испачкают мое платье, и его грубые ладони зацепят его, что его рту нельзя так хозяйничать на моем, и что он не имеет права прикасаться ко мне вот так сейчас… и если бы Коннор добился своего… никогда…
Сейчас мне приходит в голову, что ревность Коннора к Найлу может быть чем-то большим, потому что он ревнив, независимо от того, как сильно он утверждает обратное, чем просто тот факт, что Найл предан Лиаму. Найл представляет для него угрозу в том смысле, в каком я, трахающаяся с парнем из бассейна, или с моим личным тренером, или с моим массажистом, таковой не являюсь.
Найл — это тот, кем Коннор хотел бы быть. Непримиримый сам по себе, грубый по натуре и свободный от ответственности или семейных обязанностей сверх того, что он возлагает на себя, что, по его мнению, он должен. И я знаю, что Коннор, должно быть, ненавидит это. Более того, Коннор знает, что Найл может удовлетворить меня так, как быстрый трах у бассейна с парнем, никогда не смог бы, после того, с чем Коннор меня познакомил. И часть меня считает, что Коннор этого заслуживает. Поэтому я позволяю Найлу поцеловать меня. Я приоткрываю губы, позволяю его языку скользить по ним, проникать в мой рот, ощущаю его дымный вкус, когда он стонет. Я чувствую, как он твердеет, толстый и напряженный в своих джинсах, когда его руки опускаются вниз, чтобы обхватить мою задницу, когда его бедра прижимаются к моим, и он поднимает руку, чтобы обхватить мой затылок за шею, углубляя поцелуй до чего-то горячего, яростного и страстного.
— Там, откуда это взялось, есть еще кое-что, девочка, — бормочет он, когда наконец прерывает разговор. — Больше всего остального, и тоже все для тебя, если ты этого хочешь. — Он не двигается, чтобы привести себя в порядок или привлечь внимание к своей эрекции, но я вижу ее, толстую и бугристую там, где ее обтягивают темные джинсы.
Он прикоснется к себе сегодня вечером, думая обо мне. Он обхватит эту грубую ладонь вокруг себя и будет гладить, произнося мое имя, представляя все, что он хочет сделать со мной, пока не кончит. Моя киска болит при этой мысли, мой клитор пульсирует, трусики влажно прилипают ко мне, когда я представляю, как опускаюсь на колени здесь и сейчас, расстегиваю его джинсы и беру всю эту горячую, твердую плоть в рот, чтобы он мог кончить мне в горло, а не в кулак. Но я этого не делаю. Мое сердце бешено колотится, и я возбуждена больше, чем когда-либо за последние дни, но мне также немного грустно. Потому что, как бы сильно я ни хотела Найла, я также хотела бы, чтобы это был Коннор, который заводил бы меня вот так, говоря мне все эти вещи, как он делал в Лондоне и Дублине.