Ирландская принцесса

Джеймс М. Р.

Я скучаю по своей квартире, своему мотоциклу, комнате, пропахшей сигарным дымом и алкоголем, где мы с моими мужчинами каждую неделю играли в покер. Я скучаю по каждой знакомой улице и переулку, по докам и пабам, по всем местам, где я строил свою жизнь только собственными руками, без имени, на которое можно опереться. Эта жизнь, моя жизнь Уильяма Дэвиса, больше похожа на жизнь, к которой я принадлежу, чем на все, что я когда-либо делал здесь. Если есть шанс, что я смогу получить ее обратно, я должен воспользоваться им ради себя самого.

Даже если это означает потерять Сиршу.

Я отгоняю эту мысль, возможность того, что я, возможно, никогда не затащу ее в постель, никогда не введу в нее свой

член, никогда не буду первым мужчиной, который научит ее всем способам получения удовольствия, что пугает до одури. Хуже всего то, что мой брат все еще может быть тем, кто это сделает, после того как отшвырнул ее обеими руками.

Не думай об этом. Она просто женщина. Та, от которой я быстро устану, как только наслажусь ею в полной мере. Стоят ли те несколько ночей наслаждения, когда я наконец лишу ее девственности, того, чтобы потерять все, что я ценил там, в Лондоне?

Я приехал сюда, чтобы обезопасить жизнь моего брата. Если я смогу сделать это, не занимая этого места, если я смогу увидеть его в безопасности, а затем вернуться в Лондон, это тот путь, по которому я должен пойти. Это то, что я хочу.

Не так ли?

— Виктор. — Я обращаю свое внимание на высокого русского мужчину справа от меня. — Вчера я встретил человека, который утверждал, что находится под твоей защитой. Максимилиан Агости.

Виктор хмурится.

— Да, это верно. У Макса есть моя защита. А что? Он сделал что-то, что тебя обидело?

— Не совсем. Правда, что он когда-то был священником?

Виктор кивает, выражение растерянности все еще искажает черты его лица.

— Это тоже правда. Он был лишен сана. Причину рассказывать не мне…

— Меня не волнует причина, — коротко отвечаю я. — Он устроил свадьбу Лиама и Анастасии.

— Я не знал об этом, — нерешительно говорит Виктор. — Я уверен, что он имел в виду это только как жест дружбы… я думаю, Макс страдал, не имея возможности протянуть другим руку помощи, как он привык, будучи священником. Он видел, как Лиам и Анастасия боролись, каждый по-своему, и стремился облегчить это…

— Мне на это насрать. Он может дружить с кем ему заблагорассудится, до тех пор, пока это не подорвет твою лояльность или не помешает нашим планам. Но тот факт, что он поженил их, меняет дело.

Виктор хмурится.

— Как?

— Это недействительный брак.

— Я уверен, что он рукоположен по закону, если он…

— Королям наплевать, законен ли брак в штате Массачусетс, — огрызаюсь я. — Им небезразлично, правильно ли это было сделано священником в глазах католической церкви, поскольку они хорошие ирландцы, какими они и являются. И если Макс больше не пользуется хорошей репутацией священника, то, по мнению королей, этот брак недействителен. И их ребенок не является законным.

Я бросаю взгляд на Луку.

— Твоя жена ее лучшая подруга, как ты уже отмечал раньше. Упоминала ли она что-нибудь о том, что Лиам и Анастасия заключили брак, благословленный фактическим священником?

Лука слегка бледнеет, и я делаю угрожающий шаг к нему.

— Выкладывай, дружище, — резко требую я. — Это твой момент доказать, что ты серьезно относишься к этому союзу. Если ты что-то знаешь об этом, то скажи мне или возвращайся к Лиаму. Я не потерплю здесь половинчатой лояльности.

Лука скрипит зубами.

— София упомянула, что они планировали поехать в Нью-Йорк после рождения ребенка. Что-то насчет того, чтобы отец Донахью окрестил их ребенка и благословил их брак. Я ничего об этом не знаю…я думал, что они просто хотели, чтобы это было сделано из сентиментальных побуждений, и из-из связи с отцом Донахью. Не то чтобы им это было нужно по какой-либо причине…

— Ты не думал о том, что Максимилиан не сможет заключить законный брак?

— Мафия не так строго придерживается традиций, как, очевидно, короли, — огрызается Лука. — Никто бы и глазом не моргнул, если бы нас с Софией обвенчал мировой судья или отец Донахью, при условии, что это было законно. Вот что имело бы значение, этот гребаный лист бумаги, а не какая-то религиозная церемония. Священник был просто ради традиции и потому, что отец Донахью имеет долгую историю лояльности итальянской мафии в Нью-Йорке.

— Ну, вы чертовы язычники. — Я делаю шаг назад. — Лично мне тоже насрать. Что означает…

— Лиам все еще мог бы жениться на Сирше, — вмешивается Виктор. — И ты мог бы вернуться в Лондон. Возможно, стол пойдет на это. — Задумчиво добавляет он. — Они уже подумывали о том, чтобы позволить Лиаму сохранить свое место, если он лишит наследства своего ребенка. Их недовольство им двоякое…его оскорбление Сирши и тем фактом, что они не потерпят наследника-наполовину русского. Если бы он оставил Сиршу в стороне, ребенок все равно был бы незаконнорожденным, а Сирша была бы его женой и матерью его будущих наследников. Это решило бы обе проблемы и вернуло бы его к тому, с чего он начал.

— Он не пойдет на это, — резко говорит Лука. — Ты уже видел, что он вынес, чтобы удержать Ану. А Сирша…

— Сирша будет делать то, что ей скажут, — огрызаюсь я. — Ее первая и первостепенная забота, это ее долг перед семьей. Если ей скажут, что для них лучше всего, если она выйдет замуж за Лиама, ляжет в его постель и произведет на свет его наследников, именно это она и сделает.

Что-то скручивается у меня в животе при этих словах, холодная тошнота глубоко внутри при мысли о том, что мой брат прикасается к ней. Он не заслуживает ее, сердито думаю я, чувствуя легкую жестокость при одной мысли о том, что именно он в конце концов затащит ее в постель, чтобы получить удовольствие от лишения ее девственности. Ответила бы она ему так же, как мне? Стала бы она влажной от одного прикосновения, мяукая и скуля, чтобы ей позволили кончить? От этой мысли, от вызываемых в воображении образов мой член невольно становится толще, и я стискиваю зубы, прогоняя их прочь.

Я не могу думать о Сирше больше, чем о пешке во всем этом. Если я перехитрю ее отца, поставлю мат, чтобы выбраться из положения, в которое он меня поставил, тогда я смогу вернуться к своей прежней жизни и трахнуть столько женщин, сколько потребуется, чтобы выкинуть Сиршу из головы.

— Это не имеет значения, — настаивает Лука. — Лиам никогда не согласится…

— Ты прав, что это не имеет значения, — перебивает Виктор. — И ты прав, что Лиам, вероятно, не согласится. Он многое вынес, чтобы удержать Ану, как ты сказал, он не позволит этому встать у него на пути. Но в любом случае это стоит обсудить. На тот случай, если Лиам согласится оставить Ану и жениться на Сирше, тогда он сохранит свое место, ты сможешь позаботиться об Ане от имени твоей жены, а Коннор сможет вернуться в Лондон, когда пожелает. Но если Лиам откажется, как мы ожидаем, или если он поспешит получить благословение на брак, чтобы сделать его действительным в глазах королей, тем самым удвоив свой отказ соблюдать свою первоначальную помолвку, тогда у королей, у любого из них, не возникнет сомнений в том, что он не годится для правления. Они откажутся от мысли позволить ему занять свое место, если он лишит наследства своего ребенка, и немедленно вышвырнут его. — Виктор делает паузу. — Это может подвергнуть жизнь твоего брата большей опасности, Коннор. Если он удвоит ставку на свой брак с Анной, как мы ожидаем, это разгневает королей больше, чем когда-либо. Все мы здесь согласились не причинять ему вреда, но короли пока не в вашей власти. Они могут взять дело в свои руки.