Ирландский обет
Шрифт:
— Иветт, опусти пистолет, — говорит Александр, и я резко смотрю на него, потрясенный. — Это касается только Лиама и меня. Я не просил тебя приходить сюда с оружием наготове. Я пытаюсь убедить Лиама разобраться с этим более цивилизованным способом, чем с автоматами, и тогда ты…
— Прекрати указывать мне, что делать! — Голос Иветт повышается на ступеньку. — Достаточно того, что у тебя забеременела твоя маленькая русская сучка, теперь ты даже не позволяешь мне защитить тебя. Они не заинтересованы в цивилизованности, Александр, так почему бы тебе просто не…
Стук в дверь пугает всех нас троих, включая Александра.
— Кто там? — Иветт огрызается,
— Я не уверен, — осторожно говорит он. — Если это персонал отеля, я попрошу их вернуться в более подходящее время. Просто… Иветт, не стреляй, пожалуйста. В этом нет необходимости.
Он проходит мимо меня, Макса и Найла, осторожно, как будто мы все трое и Иветт были бомбами, которые могут взорваться в любой момент. Он открывает дверь, и я слышу его резкий вдох.
— Что ты…нет, сейчас неподходящее время. Анастасия!
Я слышу, как кто-то протискивается мимо него, входя в комнату, и мой желудок скручивается. Ана.
— Я пришла поговорить с тобой, Александр, попросить тебя, пожалуйста, уехать из Бостона, пожалуйста…
Ее слова замирают, и я поворачиваюсь, не в силах усидеть на месте. Моя рука все еще за спиной, хотя я и не вытаскиваю пистолет, рассчитывая, что Иветт отвлечется настолько, чтобы не выстрелить в меня. Я должен увидеть Ану, должен сказать ей, чтобы она уходила… Но мне не нужно было беспокоиться о том, что Иветт застрелит меня. В тот момент, когда Ана врывается в комнату, ее острый подбородок вздернут, когда она что-то торопливо говорит Александру, внимание Иветт мгновенно меняется. Она тоже поворачивается, ее пистолет больше не направлен на меня. В этот момент внимание каждого человека в комнате сосредоточено на Ане.
Включая Иветт и ее пистолет.
— Иветт, нет! — Голос Александра резкий, рассекающий воздух, как щелчок кнута, но Иветт даже не дрогнула. — Иветт, ты не причинишь вреда Анастасии. На самом деле, ты никому здесь не причинишь вреда. Мы можем цивилизованно поговорить об этом…
— Нет, мы не можем, — спокойно говорит Иветт, ее пистолет по-прежнему направлен в голову Анастасии. — Время цивилизованных бесед прошло, Александр. Это прошло, когда Лиам пришел сюда, и ты понял, что эта маленькая сучка-балерина беременна, и ты позволил им уйти. — Она с отвращением качает головой, все еще держа пистолет на уровне глаз. — Эта девушка имеет над тобой некоторую власть, и есть только один способ положить этому конец.
— Иветт, этого достаточно. Ты сошла с ума. Каждое решение, которое я принимал за и с кем угодно, было моим собственным. Ты часть моей жизни… важная часть, но ты угрожаешь ей своими действиями. Я не позволю тебе причинять вред куколке или ребенку. Ты угрожаешь и Ане, и нашему ребенку этим…
— Ребенок мой, — сердито рычу я Александру, но ни он, ни Иветт, кажется, не обращают на меня ни малейшего внимания, полностью сосредоточившись друг на друге и на Ане, которая побелела от страха, ее голубые глаза расширились и мерцают на лице.
— Как, черт возьми, ты думаешь, ты можешь быть отцом, Александр? — Иветт плюется, ее лицо краснеет. — Эта девочка должна была быть игрушкой, черт возьми! Но каким-то образом она забралась тебе под кожу и в твою голову… и в твою, и в голову Лиама, по-видимому, — добавляет она с отвращением в голосе. — Я не понимаю, почему и как. Посмотрите на нее, худенькую, поврежденную малышку. Она ничто. Но вы оба, готовы многим пожертвовать ради нее.
Иветт качает головой, ее палец скользит к спусковому крючку.
— Я собираюсь сделать то, на что, похоже, никто другой не способен, и положить этому конец раз и навсегда. В конце концов, вы все поблагодарите меня за это, как только это будет сделано.
— Нет! Друг мой, Иветт, нет! — Александр повышает голос, его слова превращаются в крик, когда он бросается к Иветт, а ее рука дергается на пистолете. Ана застыла, заметно дрожа, но, похоже, не в состоянии пошевелиться, но это не имеет значения. Выпада Александра к Иветт достаточно, чтобы застать Иветт врасплох и отсрочить ее удар. Прежде чем она успевает опомниться, Александр валит ее на землю, ее пистолет отлетает по полу, когда он прижимает ее к земле, его руки тянутся к ее горлу.
Я с трудом могу поверить в то, что вижу. С другой стороны от меня Макс тянется за пистолетом, который выронила Иветт, хватает Ану и уводит ее от двух фигур, борющихся на полу, в то время как Иветт отчаянно пытается вырваться из рук Александра.
— Mon amie, amour, non, non, s’il te plait…(Мой друг, любимый, нет, нет…)
Ее слова заглушаются пальцами Александра, впивающимися в ее горло, и я вижу, как Найл начинает двигаться к ним, но я останавливаю его, глядя в ужасе и восхищении. Иветт обвиняла Ану в том, что она имела власть над Александром, но на самом деле это она все это время имела над ним власть, подстрекая его, подталкивая к разврату, к насилию. И теперь, в этом заключительном акте насилия, я вижу, как Александр разрушает эту хватку. Сначала я думаю, что он просто собирается вырубить ее. Но когда Иветт извивается под ним, хватаясь, пиная и царапаясь, удерживаемая весом тела Александра, навалившегося на нее, и его руками, сжимающими ее стройную шею, я понимаю, что все заходит намного, намного дальше этого.
И я не склонен останавливать это.
Он собирается убить ее, и я не могу придумать ни одной причины, чтобы спасти ее, кроме того факта, что я хотел бы сделать это сам, и, помимо этого, я не могу придумать никакой причины, по которой Иветт могла бы жить.
— Александр — Иветт выдавливает его имя, ее глаза выпучиваются, когда он усиливает хватку. — Александр…любимый…
Ее голос дребезжит, прерываясь, и я вижу, как сухожилия на горле Александра напрягаются от силы того, что он делает, от чистого насилия. Это шокирующее зрелище, даже учитывая то, что я видел, настолько интимное, что наводит на мысль, что никто из нас не должен был этого видеть, это тот момент, когда Александр наконец-то сорвался. Кажется, что это длится вечно, но на самом деле это всего лишь несколько минут. Борьба Иветт замедляется, затем прекращается, ее руки выскальзывают из объятий Александра и тяжело шлепаются на ковер по бокам от нее. Александр не отпускает ее ни на мгновение, его плечи вздымаются, руки все еще сомкнуты на ее шее.
Макс заговаривает первым, отходя от Аны и осторожно приближаясь к Александру.
— Теперь все кончено, чувак, — тихо говорит он. — Ты можешь отпустить.
Слова, кажется, повисают в воздухе, придавая больший вес, чем просто физический акт отрывания его пальцев от горла Иветт. Александр медленно убирает руки, отпечатки его пальцев темнеют на ее бледной коже.
Он медленно встает, поворачиваясь ко мне, как будто хочет что-то сказать. Но во мне снова вскипает гнев, потому что все, о чем я могу думать, это о том вечере, когда он принудил меня к Ане, когда он позволил Иветт шептать ему на ухо и уговаривать совершить тот отвратительный поступок, который мог навсегда разрушить нас с Анной, и он не убил ее тогда.