Ирландский обет
Шрифт:
Макс улыбается мне.
— Видишь? Он проснулся. Это не ложь. Но в прошлом я видел, как такие травмы могут очень быстро ухудшаться. Я подумал, что в любом случае будет лучше сделать это в качестве меры предосторожности. — Рот Макса кривится в кривой ухмылке. — В конце концов, учитывая то, что вы с Лиамом рассказали мне, я думаю, что его смертная душа уже в достаточной опасности.
— Маленькая, — шепчет он, и я пытаюсь выдавить улыбку, все еще держа его за руку.
— Александр, мне жаль…
— Не стоит. — Он морщится, когда Найл разрезает его рубашку, чтобы обнажить
— С тобой все будет в порядке, — шепчу я сквозь слезы. — Я не хотела, чтобы это произошло, клянусь…
— Это не твоя вина, куколка. Это его вина. — Говорит Александр, прищурив глаза. Я оборачиваюсь и вижу Лиама, стоящего в ногах кровати, его руки теперь пусты, пистолет убран. Его лицо вытянуто, как будто он сожалеет о содеянном, только теперь уже слишком поздно.
Он был прав в одном: все это зашло слишком далеко. Больше всего на свете я хочу, нуждаюсь, чтобы это закончилось.
— Он не тот, за кого ты его принимаешь, куколка, — бормочет Александр, делая еще один глубокий, затрудненный вдох. — Куколка…
— Тсс. Перестань говорить. — Я сжимаю его руку, протягивая, чтобы передать Максу еще одно чистое полотенце, пока он откладывает окровавленные в сторону. — Сейчас не время. Тебе нужно поберечь свои силы.
Александр слабо улыбается.
— У меня почти не осталось сил, малышка. Но ты должна… — Он делает глубокий, прерывистый вдох, его тело слегка содрогается в конвульсиях, когда его рука крепче сжимает мою, его глаза закрываются от боли. — Спроси его… спроси Лиама…спроси его о Франко…Бьянки.
Он откидывается назад, его дыхание выравнивается, когда он теряет сознание, оставляя меня стоять там, ошеломленную его словами, эхом отдающимися в моей голове.
Франко Бьянки.
Этих двух слов, этого имени, произнесенных вслух, достаточно, чтобы заставить меня застыть на месте, ужасные воспоминания нахлынули приливной волной паники и боли, которых почти достаточно, чтобы сбить меня с ног. Я слышу свой вздох, чувствую, как отшатываюсь назад, но мне кажется, что я где-то в другом месте, как будто все это происходит с кем-то другим, как будто я вне своего собственного тела. Я чувствую, как пальцы моих ног впиваются в ковер, острые фантомные боли пронзают ступни при воспоминании о том, что Франко сделал со мной, горячие слезы текут по моим щекам.
Нет, нет, только не это, пожалуйста, остановись, сделай так, чтобы это прекратилось, нет, нет, нет, нет…
Я не осознаю, что выдыхаю это вслух, пока не чувствую руки Макса на своих предплечьях, которые поддерживают меня.
— Ана, все в порядке, — говорит он низким и успокаивающим голосом. — Франко здесь нет. Он мертв, Ана. Он все еще мертв. Он больше не может причинить тебе боль.
Кажется, что комната наклоняется. Я оглядываюсь в поисках чего-нибудь, что могло бы меня заземлить. Я вижу, что Лиам все еще стоит в ногах кровати, его лицо бледное и застывшее на фоне рыжевато-каштановых волос и бороды, выглядит так, словно ему нанесли удар ножом в сердце.
— О чем он говорит? — Шепчу я сквозь слезы, глядя на Лиама. — О чем говорит Александр?
Я никогда не видела, чтобы человек выглядел таким побежденным, как Лиам в этот момент, как будто его мир вокруг него рушится.
— Я расскажу тебе все, — говорит он тихо, как человек, которого побили. — Но не здесь. Мы пойдем домой и поговорим.
— Что? — Шепчу я, уставившись на него. Такое чувство, что между нами разверзся океан, нас разделяют мили, а не дюймы между краем кровати, где я стою, и тем местом, где он находится в ногах. — Что ты имеешь в виду?
— Ана, пожалуйста. — Лиам выглядит несчастным. — Просто пойдем со мной домой, и я расскажу тебе. Я не хочу говорить об этом здесь.
— Иди с ним, Ана, — мягко говорит Макс. — Я пока останусь с Александром, пока он снова не станет стабильным… ради тебя, — добавляет он. — Не Александра. Лиам может дать мне контакт своего врача, а Найл может помочь с телом Иветт. Мы разберемся со всем здесь.
С кровати доносится стон, когда Александр ненадолго приходит в сознание, и мы все почти как один поворачиваемся, чтобы посмотреть на него.
— Я слышал, как ты произносил надо мной… последние обряды… — хрипло произносит он, глядя на Макса. — Ты действительно священник? — Спросил он.
Макс хмурится.
— Раньше был, — говорит он категорично. — Но любой непрофессионал…
— Я знаю это. — Александр сжимает челюсти от боли. — Что ты сделал, Максимилиан? Мы с Кайто говорили об этом, ты знаешь. У него были теории. — Александр смеется, хрипло, с болью в голосе. — Падший священник. Это была любовь? Обычно это… любовь или ненависть.
Макс колеблется.
— Это была месть, — тихо говорит он.
— Ах, какая любовь. — Александр делает паузу, явно запыхавшись от того, что сказал так много, и я быстро вмешиваюсь.
— Александр, тебе нужно отдохнуть. Это не имеет значения…
Однако он игнорирует меня, по-прежнему сосредоточившись на Максе.
— Это была женщина? — Александр спрашивает с некоторым трудом, хотя в уголках его губ играет легкая улыбка. — Но этого не могло быть. Ты был священником. Ты никогда не любил женщину.
— Это был мой брат, — говорит Макс по-прежнему тихим голосом, и я пораженно смотрю на него. Он никогда раньше так много об этом не говорил. Интересно, почему он выбрал именно сейчас, может быть потому, что чувствует какое-то родство с Александром, понимает, на что кто-то может пойти, на что он готов пойти и чем пожертвовать ради того, кого любит. — Но я любил женщину, — криво добавляет он. — На самом деле, двух. Любовь может прийти и без физической близости, ты же знаешь.
— Я француз, — говорит Александр, приподняв одну бровь. — Так что нет, я не знаю. — Он на мгновение замолкает, его челюсть двигается, когда боль снова расцветает на его лице. — Что с ними случилось? — Спрашивает он. — Поговори со мной, Максимилиан, чтобы я снова не потерял сознание.